В сентябре 1994 года Борис Ельцин и Билл Клинтон торжественно открывают новое здание российского посольства в Вашингтоне. Глава Нижегородской области Борис Немцов — официальный член делегации.
Я увидел Борю впервые осенью 1994 года. В Вашингтоне открывалось российское посольство, и туда поехал Борис Николаевич Ельцин вместе со своей командой. Мы с Потаниным тоже поехали. Я это хорошо помню, тогда в посольстве был и Клинтон, и другие представители американской элиты. И вот стоит Боря Немцов — в черном костюме и в белых носках. Это первый образ, который я помню. Веселый, молодой, энергичный — как и всегда. Но зачем белые носки? Я сразу обратил на них внимание, потому что, когда я учился в финансовом институте, учительница английского говорила нам: никогда, даже под джинсы, не надевайте белые носки. Носки должны быть под тон брюк. И для меня это стало таким абсурдным правилом. И довольно странно было увидеть такого яркого человека, но в черном костюме и с белыми спортивными носками.
В августе 1998 года, после дефолта и отставки Сергея Кириенко, Немцов отказывается работать дальше в правительстве и пишет заявление об уходе.
В 1998 году, когда он ушел со всех постов, он приехал ко мне в [подмосковную базу отдыха] Лужки. И в Лужках мы стали общаться через спорт. Вместе встречались в спортзале, и потом выяснилось, что у нас одна и та же страсть — водные виды спорта. Он больше любил виндсерфинг. А я больше любил аквабайки. Но тем не менее это можно было совместить. И мы потихонечку стали вместе выезжать.
© Tvindie film production
В Лужках жизнь была устроена так. Если это были выходные, то я сначала точно шел в спортзал, на разминку. Потом попить чайку, и у нас начинался футбол. Два часа играли в футбол. В футбол Боря не играл. Потом ехали кататься на Истринское водохранилище. Я катался на аквабайке, а он точил технику виндсерфинга: там немножко дуло, такая труба, удобно. Я тоже люблю виндсерфинг, но не так, как Боря. И вот так потихонечку в процессе мы и сдружились. Зимой, у кого были лыжи, можно было на лыжах, там есть небольшая трасса, я катался на одной ноге, чтобы какая-то нагрузка была. Могли в гости поехать, могли чай пойти пить, обычная мишпуха, ничего особенного, но все, конечно, построено вокруг спорта. Или собирались все в маленьком, по нынешним меркам, зачуханном ресторанчике и общались там. Там была очень хорошая, очень веселая атмосфера. Ну и, конечно, есть у нас еще одна общая страсть — девушки. Здесь мы конкурентами не были, а скорее обсуждали, кто из нас больше любвеобилен.
Виктор Клюшкин / ТАСС
Было еще одно очень интересное место — Казантип. Это было отдельное государство со своим уставом, со своей границей, со своими визами. Там была идеология полной свободы. Приезжали до 25 тысяч человек одновременно, и это были люди, которые просто радуются жизни. Я ездил лет десять подряд и ни разу не видел драк или чего-либо подобного. Ну, как обычно, завистники прилепили к бренду, что там наркотики. Но мне кажется, количество наркоманов на Казантипе такое же примерно, как на Тверской. Вопрос же не в том, какое место, вопрос в том, какие люди. Там очень интересная музыкальная культура, а мы заодно развили спортивную часть: море, опять же виндсерфинг, аквабайки. Девушки тоже присутствовали. Так что на три, на четыре дня приехать на Казантип было очень прикольно.
Жили мы в частном доме, примерно так же, как когда студентами ездили. Кухня была очень вкусная — котлетки там, драники, домашние пельмени, вареники с вишней. Нам очень нравились вареники с вишней. Это был полный кайф: живешь в частном доме, регулярно вылетает движок, и у тебя кондиционер не работает, а если электричества нет, то и воды нет. Идешь во двор, как раньше, обмываешься там водой. Удобства в номере, но у меня, правда, одна нога не помещалась, когда я садился, мне приходилось одну ногу выкидывать в открытую дверь. Все это очень естественно происходило, очень по-человечески, и оттого здорово. Куча веселых нестандартных людей, одеты смешно. И Борис Ефимович ездил со мной, не каждый раз, но ездил. Ходил на дискотеки. Там, конечно, многие узнают, но никто не липнет. Могут подойти к Боре, сфотографироваться. Ему там сильно нравилось.
В июне 2011 года Михаил Прохоров возглавил партию «Правое дело», однако уже в сентябре вышел из партии, публично назвав главу Управления внутренней политики Кремля Владислава Суркова кукловодом и обвинив в рейдерском захвате партийных структур.
© Tvindie film production
Я иногда ему говорил: «Борь, ты что видишь, о том поешь. То есть какой ты политик? Политик — это человек, который в некотором смысле говорит то, что от него хотят услышать. И это тоже форма профессионализма. А ты — борец за права человека». Я его по-дружески, в шутку называл борцом за права человека. Политика — это искусство возможного, компромиссы. А ты, говорил я ему, человек бескомпромиссный. Потому что, если ты в чем-то убежден в эту конкретную минуту, с тобой договориться невозможно ни о чем. А он мне говорил: «Ты ничего в этом не понимаешь, чего ты ко мне лезешь?» И мы договорились, что никогда политику не обсуждаем.
Он настолько любил жизнь, что события, которые могли бы выбить из колеи другого человека, — это не про Борю
Когда я занялся политикой, мы с Немцовым продолжили нашу традицию: не обсуждать политику друг с другом. И я ему сказал: «Борь, если ты хочешь что-то сказать про меня, а я — про тебя, то мы это оставляем за рамками». Как только в личные отношения влезают профессия или политика, жди беды. Близкие люди становятся гораздо более бескомпромиссными, чем если дискуссия идет между малознакомыми людьми. Поэтому пусть политика остается за порогом. У нас с Борей это замечательно получалось. Каждый мог не соглашаться, и он меня часто критиковал, но на наши отношения это никак не влияло. По-моему, это абсолютно нормально.
— Как Немцов отреагировал, когда вы вышли из партии?
Он позвонил и сказал: «Круто». Все. Этого было достаточно. «Это круто!» Мы с ним наш опыт не обсуждали. У каждого мальчика есть свой выбор. Давать советы Боре было абсолютно бессмысленно. Как, впрочем, и мне. Мы с ним договорились, что мы оба умные и как-нибудь сами разберемся со своим собственным поведением и своими собственными взглядами. Конечно, это ужасно — то, что с ним делали. Но в некотором смысле он точно знал, на что он шел.
Он настолько любил жизнь, что события, которые могли бы выбить из колеи другого человека, — это не про Борю. Он радовался каждому дню. Он был очень уверенный в себе человек. И в этом была его притягательная сила. Мне даже сложно слово «был» употреблять. У меня вот ощущение, что он просто уехал кататься на серфе, а я не поехал, и он сейчас вернется, загорелый, красивый, и мы увидимся.