Представитель китайского наркоконтроля сжигает наркотические вещества. Фото: Reuters

Недавно газета китайских корейцев «Киллим синмун» опубликовала скупое сообщение, что в городке Ванцин, расположенном около северокорейско-китайской границы, задержаны пять наркоторговцев. Все они торговали метамфетамином. Этот инцидент – один из множества проявлений проблемы, о которой мало где пишут: подпольный наркотрафик между Северной Кореей и Китаем.

В прежние годы, при Ким Ир Сене, КНДР была известна тем, что производила на государственном уровне наркотики для продажи за рубеж: дело было прибыльным и неплохо пополняло бюджет «народной Кореи». Одним из центров производства наркотиков была Хыннамская фармацевтическая фабрика. Хыннам еще с колониальных времен был мощным центром прикладной науки и промышленности; после войны даже ходили слухи, что японцы делали там атомную бомбу, хотя ни малейшего отношения к реальности эти слухи не имели.

Где-то в начале 2000-х фабрике стали недопоставлять сырье, а план при этом требовали выполнять, как раньше. Поскольку зарплата рабочих была привязана к выполнению плана, им пришлось искать левые источники дохода. Еще через некоторое время, году в 2004–2005-м, производство наркотиков для экспорта было прекращено волевым решением Пхеньяна.

В какой-то момент – то ли незадолго до закрытия фабрики, то ли вскоре после – кто-то из ее работников раскрыл секреты производства наркотиков, и таким образом эта технология утекла в народ. Высочайший уровень коррупции, господство рынков на низовом уровне экономики, существенное ослабление контроля над населением – все эти реалии КНДР XXI века способствовали тому, что метамфетамин начал свое победное шествие по стране. Дополнительным фактором стала неосведомленность граждан об опасности наркотиков: в северокорейской прессе наркотики упоминались редко, и, разумеется, в контексте капиталистических стран. Кроме того, в обычной жизни сам наркотик, конечно, не называют официальным химическим названием. Самый распространенный сленговый термин – «лед»: белые метамфетаминовые кристаллы действительно на него похожи. «Лед» у народа с наркотиками из газет не ассоциировался, и в результате у многих граждан КНДР сложилось убеждение, что это просто такой стимулятор, а у тех, кто понял, к каким последствиям приводит употребление «льда», сложился миф второго уровня: его можно принимать один раз в год, и тогда последствий не будет.

Бурно растущий рынок наркотиков требовал нового сырья – и наркоторговцы стали использовать уже налаженные к тому времени каналы ввоза разнообразной контрабанды для поставок в страну эфедрина из Китая, который уже на месте перерабатывался в метамфетамин. При производстве продукт, по рассказам очевидцев, издает резкий запах, и поэтому торговцы пытаются скрыть производство в подвалах – подальше от посторонних глаз и носов. Китайские корни наркосырья привели к тому, что у метамфетамина появилось еще одно прозвище – «пинду», восходящее к китайскому словосочетанию «бинду», которое означает «ледяной яд» или «ледяной наркотик». Кстати, из этого названия косвенно следует, что китайцы в отличие от северных корейцев полностью понимают, с чем имеют дело.

Доход рос, и торговцы стали задумываться о расширении рынка: готовый метамфетамин стал идти на экспорт обратно в Китай – в приграничные провинции Цзилинь и Ляонин. Посредниками часто выступали некоторые китайские корейцы, для которых и китайский, и корейский – родные языки. В китайском интернете начиная с середины 2000-х стали все чаще появляться сообщения о наркотиках из Северной Кореи. По данным Канцелярии по всекитайской народной войне с наркотиками (официальное название организации), объем конфискованного метамфетамина в районе северокорейско-китайской границы с 2005 по 2007 год увеличился четырехкратно. Озабоченность ситуацией стали высказывать и большие китайские чиновники, например Лю Юэцзинь, заместитель директора Государственного департамента по борьбе с наркотиками. Лю характеризует ситуацию с синтетическими наркотиками в некоторых районах северо-восточного Китая как «тяжелое бедствие» и сообщает, что они там продолжают распространяться. По китайским данным, количество наркоманов в городке Яньцзи, столице приграничного Яньбянь-Корейского автономного округа (сокр. Яньбянь), с 1995 по 2010 год увеличилось с 44 до 2090. С одной стороны, это не так много, с другой – разница в 47,5 раза.

Китайским властям становилось ясно, что проблему надо решать, при этом портить отношения с КНДР Пекин не хотел. Поэтому когда на северокорейско-китайской границе ловили очередного наркоторговца-северокорейца, в прессе сообщали, что он – выходец «из одной страны», хотя всем было понятно, что за страна имеется в виду. Долгое время китайцы пытались ограничиться обычной полицейской работой, открытием в Яньбяне центра по реабилитации наркоманов и пропагандистскими акциями. Например, в 2012 году власти провели в Яньбяне акцию «Матери против наркотиков», дипломатично приурочив ее к Дню ООН по борьбе с наркотиками. В тот же день было сообщено о казни наркоторговца – китайского корейца. Однако, поскольку явного эффекта эти меры не давали, в какой-то момент Китай решил ужесточить контроль над границей и даже пошел на такой относительно недружественный жест, как строительство забора с колючей проволокой на протяжении всей границы.

Возможно, с помощью этих мер Китай сможет до какой-то степени справиться с проблемой, но в самой Северной Корее ситуация очень плохая – breaking bad, в точном соответствии с названием сериала на схожую тематику. По всем имеющимся сведениям, наркотики продолжают распространяться, и непонятно, что может остановить этот процесс. Государство, похоже, справиться с ним не может: с точки зрения сотрудника северокорейской полиции, куда проще взять взятку у наркоторговца и просаботировать директивы Пхеньяна. В некоторых случаях потенциальные борцы с наркоугрозой просто присоединяются к наркомафии. Совсем недавно, 16 мая, южнокорейские СМИ сообщили, что в дело включились сотрудники северокорейской госбезопасности, которые стали брать у китайских наркоторговцев сырье и поставлять в обмен готовый продукт. Простые северяне, как сказано выше, опасности наркотиков почти не понимают, и для того, чтобы люди поняли связь между потреблением «пинду» и выпадением зубов, нарушениями психики и смертью от тромбофлебита, нужно время. Яркий пример: недавно в одном из научных журналов, посвященных Северу, промелькнуло упоминание, что метамфетамин дарят жениху и невесте в качестве свадебного подарка.

Надежда в такой ситуации в первую очередь на Китай: перекрытие каналов наркоторговли означает в том числе и прекращение потока эфедринового сырья в КНДР, что неизбежно сократит производство наркотика. Однако такая победа достанется дорогой ценой. Во-первых, закрытие границы означает, что простым северянам становится куда сложнее добраться до Китая. Во-вторых, эти меры вполне могут сказаться и на объемах «серой» торговли, не связанной с наркотиками, – торговли, которая для многих северян – источник средств к существованию. С другой стороны, распространение наркотиков может привести к смене образа северокорейца у китайцев с, условно говоря, «бедолаг, которые, как мы, при Мао живут» на «люмпенов-наркоманов» или «негодяев-наркоторговцев». Понятно, что при формировании таких стереотипов помогать корейцам особого желания у китайцев не будет.

Пока к этой проблеме внимания в СМИ и у международной общественности достаточно мало – в том числе потому, что главным виновником в ней является не северокорейский режим, а простые северокорейские наркоторговцы, люди, вполне независимые от династии Ким. Но делать что-то придется, поскольку рынок северокорейского метамфетамина постоянно расширяется и, по последним сообщениям, северокорейские торговцы уже пытаются выйти на южнокорейский рынок, а южнокорейские и китайские полицейские проводят операции, пытаясь им в этом помешать. Удастся ли это им сделать – увидим.