Похороны Ким Чен Ира. Фото: Reuters / KCNA

В этом декабре исполнилось три года со смерти Ким Чен Ира и, соответственно, столько же с тех пор, как Северную Корею возглавил его сын Ким Чен Ын. Три года – большой срок, как говорит корейская пословица: «За три года даже собака чему-то научится». Поэтому можно попробовать сделать некоторые общие выводы о младшем Киме и его стиле правления. Тем более что жизнь в Северной Корее, похоже, уже вошла в новую колею.

Реформы, но не все

Реформы Ким Чен Ына трудно назвать радикальными, но за три года его правления в Северной Корее действительно многое изменилось. Во-первых, закрыты несколько лагерей для политических заключенных, в том числе и самый известный – Ёдок. Заключенных, впрочем, никто отпускать не стал, их просто этапировали в другие лагеря. Ситуация понятна: уровень репрессий в стране ниже ким-ир-сеновского, а смертность в лагерях высокая, поэтому заключенных становится меньше и лагеря приходится сокращать. Осталось три лагеря: 14-й (Кэчхон), 16-й (Хвасон) и 25-й (Чхончжинский). 

Про 25-й лагерь известно, что он подчинен обычной полиции, а не политической, поэтому режим там сравнительно мягкий – по северокорейским стандартам, конечно, российская тюрьма для отбывающих пожизненный срок выглядит курортом на фоне 25-го лагеря. 14-й – это «зона абсолютного контроля», то есть представитель самого мрачного подтипа северокорейского ГУЛага. Что же касается 16-го, то это едва ли не самое закрытое место в КНДР – про него вообще ничего не известно, кроме факта существования и спутниковых снимков.

Во-вторых, реформы в сельском хозяйстве приносят свои плоды. Реформы состояли в том, что производственные ячейки на селе можно теперь составлять из двух семей, а не колхоза. Также крестьянам разрешили сдавать государству только часть урожая, а не весь. Иными словами, барщина заменена оброком – и, как показывает опыт крепостных хозяйств, такие послабления всегда положительно сказываются на урожае. Так что если не произойдет чего-то чрезвычайного или если реформа не будет отменена (а судя по тому, что на днях она была упомянута северокорейскими СМИ в списке заслуг Ким Чен Ына, не будет), то в Северной Корее больше гарантированно не будет голода. Недоедание, конечно, останется, но голода нет сейчас и не будет в будущем. Это просто отлично.

Реформой номер два стала начинающаяся децентрализация промышленности с передачей больших полномочий директорам предприятий, которые теперь могут сами назначать зарплаты и продавать часть продукции. То есть если все пойдет как надо, будет как в самом веселом бараке социалистического лагеря – Венгрии времен Яноша Кадара.

А вот некоторые другие реформистские проекты, похоже, тихо свернули. Во-первых, ход не дан объявленным в 2013 году зонам экономического развития. Во-вторых, ничего нового не слышно и о любимом проекте выпускника швейцарской школы Ким Чен Ына – Масикрёнском лыжном курорте. Оба этих проекта отличаются от предыдущих фундаментально – для их продвижения недостаточно простой высочайшей санкции, необходимо и иностранное участие. А с этим у Северной Кореи плохо.

Китайский гамбит или цугцванг

Главный спонсор Северной Кореи – это Китай. На протяжении 2000-х годов доля Китая во внешней торговле КНДР постоянно росла. Это вызвало у северокорейского начальства опасения, что однажды Китай может попробовать конвертировать экономический контроль в политический. Просто возьмет и скажет: «Либо вы, товарищ Ким, делаете так, как скажет вам товарищ Лю Хунцай (так зовут китайского посла в Пхеньяне), либо мы перекрываем вам кислород». Поэтому наряду с попытками наладить собственную экономику Ким Чен Ын стал рассылать посланников в другие страны, где те должны были говорить иностранцам любимую фразу северокорейских дипломатов. Фразу, которую они говорили самым разным людям на протяжении многих десятилетий. Она звучит так: «Давайте вы дадите нам много денег прямо сейчас».

В разное время ее слышали СССР, Китай, Чехословакия, Восточная Германия, Россия, Южная Корея, Япония и даже США. Поскольку Северная Корея расположена среди великих держав, то соседи, как правило, давали исходя из геополитических соображений, а далекие страны, типа Чехословакии и ГДР, вежливо посылали братьев по соцлагерю куда подальше. Потом, правда, политикам стало ясно, что геополитические выгоды от помощи Северной Корее продолжаются ровно столько, сколько решит находящийся у власти Ким, – и ничего не мешает Пхеньяну испортить отношения с бывшим партнером донельзя, а инвесторов выставить из страны, отняв собственность. Поэтому нужных денег, скорее всего, не будет – и это важный фактор, играющий против возможных северокорейских реформ.

НЭП и 37-й год одновременно

Одновременно с реформами в экономике в Северной Корее продолжается процесс закручивания гаек в политике. Ким Чен Ын старается перекрыть границу с Китаем и запугать людей, чтобы они не смотрели южнокорейские фильмы, чрезвычайно популярные среди северокорейских народных масс. Понятно, что распространение информации о Юге представляет для Кима самую непосредственную угрозу, поэтому в этом ничего необычного нет.

Что куда более необычно, совсем не по-ким-ир-сеновски и не по-ким-чен-ировски, – это продолжение чисток наверху. За исключением самого Кима, высшее руководство в КНДР меняется с огромной скоростью: новый министр обороны назначается каждые полгода, сменились премьер, командующие авиацией и флотом, начальник Главного политуправления армии, начальник штаба и т.д. Часть элиты понижается в должности или воинском звании, часть вылетает из обоймы, часть – исчезает, по-видимому, навсегда. И это при том, что по отношению к высшему начальству даже Ким Ир Сен, не говоря о Ким Чен Ире, были куда мягче Сталина и репрессии среди больших чиновников были сравнительной редкостью.

Посмотрим на это с точки зрения интересов Ким Чен Ына. С одной стороны, это помогает держать элиты в страхе и понижает вероятность переворота. С другой стороны, есть небольшой шанс, что припертые к стенке элиты, наоборот, сплотятся против Кима, но в случае с северокорейской де-факто монархией этот шанс совсем небольшой. С третьей стороны, если Ким думает о реформах, то для них необходимо руководство, которое думает не о том, как спасти свою шкуру, а о том, как, допустим, проложить трассу Пхеньян – Хверён или построить метро в Хамхыне. В условиях террора люди боятся выступать с инициативой – даже самой верноподданной и полезной, и это может сыграть с Кимом злую шутку.

Женский призыв

Еще одна новость, которая может серьезно снизить шансы на успех реформ третьего Кима, состоит в том, что в Северной Корее планируют увеличить срок службы в армии с 10 (да, там служат десять лет) до 13 лет, а также начать призывать женщин. На последней части предыдущего предложения любой, кто знаком с ситуацией в Северной Корее и хочет, чтобы у Ким Чен Ына получилось с реформами, скорее всего, вскрикнет. Потому что сложно придумать решение, которое нанесет больший удар по северокорейской рыночной экономике, чем призыв женщин в армию. Ведь именно они торгуют на рынках, возят товары, работают в мастерских по найму и содержат эти мастерские – в общем, составляют костяк новой северокорейской экономики. Затащить их в армию – значит навлечь на страну катастрофу. Тем более служить им совсем не хочется.

Так что если новая политика подтвердится, если она не будет отменена, если она не будет саботирована и если (что наиболее вероятно) ее просто не съест коррупция, то для режима Ким Чен Ына здесь таится едва ли не самая большая опасность с момента его прихода к власти.

Похороны Ким Чен Ира. Фото: Reuters / KCNA

Сын своего отца

Пока я бы не стал называть то, что происходит в Северной Корее, «реформами китайского образца», так как последние предполагали построение экспортно-ориентированной экономики и значительную политическую либерализацию: сейчас единственная по-настоящему диктаторская черта в Китае, постоянно ощущаемая в повседневной жизни, – это интернет-цензура.

Скорее курс Ким Чен Ына похож не на курс Дэн Сяопина, а на курс его отца, Ким Чен Ира, который последний проводил в начале 2000-х. То же откручивание гаек в экономике, те же безуспешные поиски того, кто даст денег, тот же поиск волшебного решения, которое снимет все проблемы. При этом, как и отцу, умеренное реформаторство совершенно не мешает Ким Чен Ыну жить в баснословной роскоши посреди всеобщей нищеты – личный остров Кима-младшего произвел неизгладимое впечатление даже на повидавшего роскошной жизни Дэнниса Родмана.

При этом главным условием реформ и Ким Чен Ира, и Ким Чен Ына было полное сохранение верности идеологическому курсу. Никаких дэн-сяо-пиновских «председатель Мао был на 70% прав и на 30% ошибался» в КНДР быть не может. Только «на 100% прав», а иначе – три лагеря для политзаключенных существуют как раз для таких вольнодумцев. Поэтому культ Ким Ир Сена и Ким Чен Ира в Северной Корее есть – и будет. Сама модель поклонения Кимам тоже кимченировская – при жизни Кима-среднего генералиссимус Ким Ир Сен был всегда как бы немного более великим, чем маршал Ким Чен Ир, а сейчас генералиссимусы Ким Ир Сен и Ким Чен Ир заняли место коллективного Ким Ир Сена, а маршал Ким Чен Ын – место покойного батюшки.

Стоит помнить и о том, что время в долгосрочной перспективе работает против режима Кимов. По поступившим за последний год сообщениям можно сделать однозначный вывод: в Северной Корее появились диссиденты, ранее представленные только совсем небольшим христианским подпольем, причем работают они порой в таких местах, которые раньше казались одним из главных столпов режима. Конечно, это не означает, что эти люди свергнут режим Кимов в ближайшее время, но процесс пошел, а возможные реформы его, скорее всего, значительно ускорят.

Наконец, существует и еще один фактор, который может помешать северокорейским реформам. Ким Чен Ын – человек достаточно импульсивный и эмоциональный в отличие от папы и дедушки, которые были холодными циниками. Можно вспомнить кучу вещей – и приезд Дэнниса Родмана, и постоянные появления на публике с любимой женой, которая носит роскошную брошь на месте, где полагается крепить символ верности режиму – значок с портретами Кимов, и любовь к спорту, вызывающая изрядное раздражение в северокорейской глубинке.

Диктатор должен любить либо власть, либо свой народ, либо и то и другое сразу. Когда он начинает любить что-то еще, он редко умирает в своей постели.