Возвращение в осень. Путин и Порошенко в Минске

В Минск приехали четыре президента и несколько высших европейских бюрократов, которых там давно не бывало. Порошенко пожал руку Кэтрин Эштон с приветливым лицом, Путину с мрачным, а Лукашенко потряс обеими: спасибо, брат. Потом была интрига, уединится с Путиным или нет. Уединился: тут не Нормандия, тут Неман.

Заповедный напев

Путин до этого встречался с Порошенко в Нормандии – в июне. И там дело ограничилось вопросом о том, пересекутся ли траектории. Путин в Нормандии был одним из главных гостей, хоть и не очень желанных. К тому же там был тот единственный случай, когда сравнение России с СССР идет ей на пользу на международной арене. Праздновали победу над фашизмом, а ведь это вместе с СССР побеждали фашизм. А Украина, как и прочие восточные европейцы, подчеркивает, что она не преемница СССР, а жертва. Ну а кто преемник, тот и главный гость. Тогда Порошенко смог вписаться в сюжет, привычный для восточноевропейского лидера в трудные минуты жизни: «Покажите этим русским, что вы с нами». Что и было проделано, ни больше ни меньше. Но это было давно, до настоящей войны и до «Боинга». 

А тут, на Немане, могла бы быть Беловежская пуща – два, доказательство от противного. Россия-Украина-Белоруссия и Казахстан отыгрывается за то, что тогда не пригласили, теперь всех мирит: распустили СССР, мы-то были против, глядите, что получилось.

Однако выступления Путина явно отсылали к другому событию, несостоявшемуся – к саммиту Таможенный союз – Украина – ЕС. Если посмотреть на выступления Путина на встрече в Минске, там было удивительно много про торговлю и товарный оборот, про пошлины и экономические потери, народное и сельское хозяйство. Он говорил так, будто сейчас осень, на худой конец – зима 2013-го, не было ни войны, ни революции, и главный вопрос момента – как совместить пребывание Украины в ассоциации с ЕС и торгово-экономические связи с Таможенным союзом. Так бывает с подростками или даже спортсменами: подрались, отряхнулись и продолжили обсуждать, на какое кино пойдут после тренировки.

А все намеренно: Владимир Владимирович не любит, когда игнорируют его и державу, которой он вернул величье. К тому, кто игнорирует, посылает доктора. Весь этот подчеркнуто подробный разговор про рубли, ставки и проценты должен был показать вот что: я вам предлагал осенью провести трехсторонний саммит Таможенный союз – Украина – ЕС? Предлагал добавить к переговорам об экономическом сближении Украины и ЕС Россию? Вы меня тогда послали: третий лишний, суверенные страны у нас сами решают, с кем и о чем договариваться, а ЕС тем более разговаривает, с кем хочет и о чем возжелает, без посторонних. Так было дело? Ну вот теперь мы с вами проводим этот самый экономический саммит между Украиной, ТС и ЕС, только из-за вашего упорства к нему пришлось идти через революцию и войну.

Все остальные, кроме Путина, больше обсуждали войну, чем торговлю, – по крайней мере на людях. Порошенко вместо ассоциации говорил, что в Донбассе «решается судьба мира и Европы». Ну да, судьбы мира решают, не до внешнеторговой мелочи. И пообещал подготовить план мирного урегулирования и готов обсуждать самые разные его варианты, которые позволят сторонам «сохранить лицо». Значит, Меркель не зря на днях приезжала в Киев и просила насчет лица: все запомнил и учел в своей переговорной позиции.

Я сам, все сам

Меркель проявила глубокое понимание русской души. Хоть В.В. Путину нравится быть далеким и загадочным, но мы живем с ним не первый год и знаем, что он не любит менять планы под воздействием внешних сил. Пошли на площадь выжимать из меня либерализацию – вот вам заморозок; хотели такого-то премьером, даже поздравить успели, а мы вам этакого; прошел слух что тот-то будет министром, вот вам другой. Хотели снять Лужкова и выпустить Ходорковского, исполнилось, но когда все думать забыли об этом своем хотении. Если «Единая Россия», если нынешняя бесноватая Дума когда-нибудь прекратят свое существование или в страну вернут гей-пропаганду и пармезан, то произойдет это именно таким образом: когда все будут думать о чем-то другом, а на это и не надеяться. Это нужно понимать: для того, чтобы прекратить войну в Донбассе, надо, чтобы она прекратилась как бы сама собой. Если же прекращение войны в Донбассе очень хочется обставить как унижение и поражение Путина, как разгром его страны, как результат внешнего давления и военных побед, она полностью не прекратится никогда. Но тут уж или ехать, или шашки наголо.

То же самое переход Украины в Европу – хоть бы и самый что ни на есть экономический. У Владимир Владимирыча был относительно Украины ясный и довольно вегетарианский план. Говорите, что не хотите быть с нами? Назовите вашу цену. У любого «не хочу» есть цена, вот вам 15 млрд для начала, но можем больше. План этот был ничуть не аморальнее и ничуть не циничнее того, какими пользуются США и Европа, Китай и Тайвань, Индия и Турция, чтобы привязать к себе своенравных и не очень союзников. Однако украинцы не без основания решили, что из этих русских денег им вряд ли много достанется. И вопрос тут не к самим русским деньгам, а к их непосредственному получателю в Киеве: был бы другой получатель, может, сложилось бы по-другому. Впрочем, на Украине достаточно людей, которые считают любые русские деньги ядовитыми, раздавай их хоть сам Борис Акунин. Получатель был избран на прямых честных и равных, и поделать с этим было ничего нельзя, но Майдан и Янукович поделали.

За вынужденный отказ от собственного плана Владимир Владимирович отомстил «возвращением Крыма домой» (внешние силы тут находились в таком обмороке от неожиданного события, что помешать не смогли), но и от идеи как-то прицепить Украину не отказался и придумал другой план, под названием «федерализация».

Если бы в какой-то момент удалось перейти к мирным переговорам о федерализации и в Украине образовалось бы несколько субъектов с правом вето на решения друг друга и центра, то условный Донецк мог бы блокировать решения Киева и Львова, и наоборот. Это, между прочим, означало, что Украина никогда не вступила бы в Таможенный союз, но одновременно – не вступила бы и в НАТО, и, скорее всего, в ЕС. Это воспроизводило бы то равновесие «ни туда и ни сюда», в котором Украина находилась все последние 23 года, но только не спонтанно, а при помощи институтов и законов. Такой вариант Путина бы устроил. Но так как федерализация мирным путем не состоялась, он пошел военным. Собрался попугать сепаратистскими республиками, чтобы с ними начали переговоры, но их пошли завоевывать, ну, значит, будет война. Вряд ли он рассчитывал, что война пойдет таким тяжелым, затяжным путем: в Крыму украинская армия вела себя совсем иначе. Но в ближайшее время от плана зафиксировать на востоке Украины некую территорию, не подчиняющуюся Киеву, с которой надо договариваться при его участии, он не отступится.

Примерно это Путин еще раз сказал журналистам: «Мы, Россия, не можем говорить о каких-то условиях, возможных договоренностях между Киевом, Донецком и Луганском. Мы можем только способствовать тому, чтобы создать обстановку доверия в ходе этого возможного и крайне необходимого, на мой взгляд, переговорного процесса». То есть мы поможем делу мира, если вы признаете Донецк второй стороной конфликта, а Россию третьей.

Если в ближайшее время украинские войска возьмут Донецк и Луганск, этот его план провалится. Но быстро взять их непросто, а долго смотреть на осаду миллионного города на их собственном континенте, проходящую вроде как с их благословения, европейцы не хотят (см. Меркель). Пока есть шанс быстрой победы, они ждут. Но угроза длительных гуманитарных страданий больших городов заставит их отправить украинцев на переговоры с Россией и ее протеже на Донбассе. Собственно, с Россией уже отправили. И в этом смысле интерес Путина – продлить войну до тех пор, пока не начнутся такие переговоры.

Западной Европе за исключением немногих стран вообще не очень нравится, когда ставят вопрос: мы или Россия. Они, конечно, хотят не «или – или», а и то и другое. Но Восточная Европа все время норовит поставить его именно таким образом, избы горят и горят, и все время приходится подтверждать: вы, вы. Но в кулуарах Меркель наверняка намекала, чтобы просящаяся в Европу Украина избавила Европу от неприятного для нее выбора.

Обратно через Рубикон

Военным путем Путин был готов добиваться своего не любой ценой. Собственную мировую политическую карьеру он делал очень осторожно, иногда подходил, но никогда не пересекал черту. Все четыре срока он делал все, чтобы, с одной стороны, быть независимым и прямым, если захочется – резким и даже наглым, но не попасть в один ряд с настоящими диктаторами и с настоящими врагами Запада: Лукашенко, Каддафи, Саддамом, Чавесом, Ахмадинежадом. Власть нужна, чтобы быть одним из вершителей судеб мира, участниками высшей лиги человечества, а не опасным самодуром, запертым в собственном доме.

Но тут случился «Боинг», и Путин пересек эту грань невольно. Он оказался замешан в гибели большего количества западных граждан, чем Чавес, или Лукашенко, или Ахмадинежад, – за ними ничего такого и не было, приблизившись к Каддафи. Да не лично и не намеренно: в мире это знают, там умеют отличать злой умысел от неумышленного злодеяния. Что же касается отсутствия последнего доказательства, то репутация устроена иначе, чем уголовный процесс. В уголовном процессе надо точно доказать вину конкретного человека в этом конкретном действии, а в области репутаций виноват тот, на кого все подумали, и это ему надо доказывать собственную невиновность. «Боинг» вытолкнул Путина за ту черту, которую он не собирался пересекать – а если собирался, то в крайнем случае и по собственной воле. А тут это сделали за него те самые внешние силы и обстоятельства, которым он не любит подчиняться. Теперь его – за пределами столиц Таможенного союза – пока не очень-то и ждут, не зовут, не принимают, не слушают. Такое могло бы случиться, если бы он ввел войска в Донбасс, а тут и войск не надо.

Что это означает для переговоров и исхода войны? Это значит, что, какой он сейчас есть, Путин может позволить себе больше, чем раньше: чего уж, Рубикон перейден, «Жребий брошен, – сказал Цезарь и, вздохнув, полез в воду». Так что если изо всех сил стараться зафиксировать Путина на троне мирового злодея, он, пожалуй, натворит зла: хотели – получите. И тут европейские фрукты покажутся цветочками.

Однако по всему видно, что на этом троне ему не очень комфортно: низко, жестко, пачкает одежду. В последние недели у нас было несколько странных новостей. Анонсировали один за другим: судьбоносное открытое заседание российского Совета безопасности, телеобращение к народу, выездное заседание правительства и парламента в Крыму, на которых должно быть сказано что-то очень важное: еrste Kolonne marschiert. Но телеобращение так и не состоялось, а на экстренных заседаниях сообщили примерно следующее: мы будем отстаивать независимость и суверенитет, но вообще мы не собираемся жить в изоляции и закрываться от мира. Это и было важное: вот я сейчас мог бы поступить как настоящий изгой, как настоящий кащей и горыныч, но я не буду. А если кто вспомнил старые страхи, что Россия последние 25 лет не настоящая, временная, случайная, а настоящая – это которая с песней на танке с красной звездой идет сначала на Украину, потом к нам, – так не бойтесь. Крым исключительный случай, Донбасс – это вообще не мы, Украина – особая статья. А так все по-старому.

Все эти экстренные заседания, где вроде бы не сказано ничего, все эти разговоры на саммите военного времени про экономику, про газ, про потери Таможенного союза от соглашения об ассоциации, – все это способ поставить как было: сохранив кое-что из нового, вернуться в прошлую осень.