kremlin.ru
Когда я слышу или читаю что-нибудь про «оголтелую русофобию» или про «антироссийские» поступки или высказывания, или про что-нибудь еще, «направленное против России», я как-то уже почти на это не реагирую.
Впрочем, вру, конечно. Реагирую. Но уже скорее по инерции, по неуместной в наши времена привычке повсюду искать смысл и хотя бы сколько-нибудь сносную, — на уровне младших классов средней школы, — логику.
Но вотще. С логикой, даже с самой элементарной — это не к «ним». «Они», как сейчас принято говорить, не про это. Здесь не логика, здесь нечто до-логическое, до-аристотелевское, нечто глубинное, затрагивающее те области подсознания, где вяло самозарождаются, а чаще умирают, не родившись, их экзотические представления о самооценке и самоуважении. А это, приходится признать, сильнее, чем какая-то там логика.
В соответствии с этой навязчивой, как тифозный бред, глубокой, как свежевырытая яма для сельского сортира, и малоподвижной, как бетонная плита, картиной мира ее носители, то есть российское политическое начальство всех уровней, внутренне убеждены в том, что весь мир, забыв обо всех своих делах и проблемах, занят исключительно мучительными размышлениями о том, как бы половчее им насолить. Не потому ли они, убежденные в том, что взрослый мир их ненавидит или хотя бы недооценивает по достоинству, делают все возможное, чтобы было таки за что. Многие из тех, чьи дети прошли или проходят в данный момент пубертатный период, хорошо понимают, о чем идет речь.
В соответствии с этой картиной мира, все вокруг, разумеется, думают и действуют ровно так, как на их месте действовали и думали бы они сами. А им не остается ничего другого, кроме как выдувать впечатляющих размеров пузыри собственной значительности и своей особой роли в мировых делах.
Эти пузыри раздуваются не только для самих себя как свидетельство собственной важности и необходимости, но и для других представителей все того же начальства, тех, кто главнее их. Это, в сущности, те самые шекспировские «пузыри земли». Вспомните: «Земля, как и вода, содержит газы — и это были пузыри земли». На невольной, не предусмотренной не только Шекспиром, но и автором этих строк паразитической ассоциации не стоит заострять внимание — «Газпром» тут ни при чем.
А при том здесь то, что все вокруг — против них. А если учитывать, что географо-политическое понятие «Россия» в их представлении ограничивается лишь той в целом малочисленной, — а на мой вкус могло было бы их быть и поменьше, — группой лиц, встроенных в не столько сложную, сколько громоздкую иерархическую систему, которую для краткости и, главное, для пущей важности, принято называть «государством», то, разумеется, все вокруг «против России». Чего тут непонятного? Все понятно.
Maksim Konstantinov / Global Look Press
Все понятно. И все в каком-то смысле может быть оправдано, если, конечно, смириться с тем, что я, вы, мы все, все законопослушные и современные люди современного цивилизованного мира не считаемся Россией. Я лично с этим решительно не согласен, и это свое несогласие я выражаю и намерен выражать и впредь всеми доступными мне способами, при каждом случае, какой покажется мне уместным и настолько часто, насколько я сочту это необходимым.
А то, что все против них, именно этой группы лиц, а не России — это ведь более или менее так и есть.
Когда-то коммунистическое начальство решило присвоить себе русскую литературную классику, имея в виду, что это все исключительно «за них».
Они стали активно использовать отечественную, а заодно и мировую классику в своих интересах. Не заручившись ее согласием, они приняли ее себе в союзники в их борьбе с наследием царизма, капитализма и вообще «проклятого прошлого».
Но уже к 1960-м годам для все более и более широкого круга граждан становилось все очевиднее и прозрачнее, что и Пушкин, и Гоголь, и Некрасов, и Толстой, и Щедрин, и Лесков, и Герцен, и Белинский, и Чехов — скорее против них, чем за.
Я хорошо помню тот стихийный и поначалу робкий и неуверенный процесс перекодировки классических цитат и персонажей из школьной программы. Вдруг оказалось, что все эти «унтеры Пришибеевы», все Ноздревы и Собакевичи, все Добчинские и Бобчинские и даже все образы всех лишних людей — это вовсе не только про царизм и про темное прошлое. Совсем не только. И даже — не столько.
Это давно уже против них, и они это уже хорошо понимают, когда норовят исключить из школьных программ то одни, то другие «русофобские» произведения.
Kremlin.ru
В те годы, когда классика казалась им союзницей, «против них» было неофициальное искусство, особенно то, что проходило по ведомству авангарда.
Они не понимали, что это вообще такое, поэтому воспринимали это как что-то «против них». Уже хотя бы потому, что уж точно — не за…
И, в общем-то, правильно они это понимали.
Свободное искусство, разумеется, было против них. Потому что вообще все живое, все сложно устроенное и все нетривиальное всегда было, конечно же, против них.
А при этом поэт или художник, решавший прежде всего художественные задачи, никогда не думал о том, за или против кого он делал то, что он делал. Особенно — «против них». Слишком уж это простая и мало интересная задача. Да и вообще — много чести.
Ну, а что там еще «против них»?
Против них более или менее всё и все, включая их самих.
Если я, например, скажу, что я ненавижу пошлость, это, разумеется, против них. Если я скажу, что человек главнее государства, это еще как даже против них. Ну, и так далее.
Так уж получилось, что все живое и человечное — против них. Перефразируя старую, не очень пристойную шутку, можно сказать, что против них все, что шевелится. Все, что шевелится, все, что дышит, чувствует, думает и говорит человеческим голосом.