Советский плакат Е.К. Мельниковой, восхваляющий любовь Сталина к детям, 1951 год
Изображение: коллекция Серго Григоряна / redavantgarde.com
В России постепенно входит в практику угрожать противникам войны через детей. Уже есть опыт первых дел, где «дискредитировавшему армию» родителю грозит не только тюрьма или штраф (к этому уже привыкли), но и разлука с ребёнком. Наиболее известно, конечно, дело Маши Москалёвой, той самой девочки с пацифистским рисунком — только будет ли оно последним?
Правящий режим снова показывает, что у него не осталось никаких рамок для тех, в ком он видит врагов. Объявляя себя защитниками семьи и традиционных ценностей, путинские власти готовы (и будут) разлучать родителей и детей. Здесь нынешнее государство снова воспроизводит опыт тоталитарных диктатур ХХ века.
Разрушать семьи репрессированных любили Сталин и его приспешники, считая, что устраняют потенциальных мстителей и жалобщиков — мол, вырастут порядочными советскими людьми. На деле большинство принудительно осиротевших людей выросли абсолютно дезориентированными социально — многих затянул криминал.
«Кровать пустая, что-то случилось. Почему-то я одна. Страшно»
«Историк — пророк, предсказывающий прошлое». Задним числом многое в новейшей российской истории выглядит неслучайным. Сейчас кажется символичным, что перед вторжением в Украину власти запретили «Мемориал» — правозащитную организацию, годами отчаянно и безнадёжно боровшуюся с навязчивым наследием советчины в стране. Многим её деятели в своё время казались нелепой «демшизой», ненужным рудиментом из перестроечных времён: странные люди в очках с дешёвой оправой, поношенных свитерах и написанными от руки плакатами.
Горькая истина в том, что эти смешные городские сумасшедшие всё время были правы, а их куда более привлекательные оппоненты в модных костюмах, с миллионами просмотров на YouTube и ироничными улыбками ошибались.
Архивы «Мемориала» полны ценными материалами, оставшимися для большинства современников ненужными и непонятыми. Смотрим выпущенный в далёком 1991 альманах «Звенья». В числе многих прочих там теряется письмо от жительницы Московской области Евгении Дальской.
Выросшая при Сталине женщина скупо упоминает своё детдомовское детство и признаёт, что не может сказать о себе самого важного: как её звали при рождении? Кто её родители? Как она оказалась в приюте? Паспортные данные Дальской в своё время оформили с явным подлогом, а своего свидетельства о рождении она никогда в глаза не видела.
«Решила обратиться в ЗАГС г. Кузнецка Пензенской области. В паспорте был номер свидетельства о рождении, на основании которого мне выдали паспорт. По этому номеру я и просила Кузнецкий ЗАГС дать мне данные свидетельства о рождении на Дальскую Евгению Михайловну.
Мне сообщили, что по данному номеру зарегистрирован другой человек. Дальская Евгения Михайловна у них не значится. В конце была приписка, что было очень тяжёлое время и они (кто они?) вынуждены так поступить, чтобы я осталась в живых.
Кто я в действительности? Когда, где и при каких обстоятельствах я стала Дальской Е.М.? Не знаю».
Дети высокопоставленных командиров РККА, репрессированных в 1930-е. Справа — Мира Уборевич, за ней — Светлана Тухачевская
Фото: lhistory.ru / ГА РФ
Успехов ни эти, ни другие поиски женщине не принесли. Судя по всему, не помог ей в итоге и «Мемориал»: слишком мало исходных данных, чересчур скудные детские воспоминания. Мать за швейной машинкой, вышитые занавески на окне, родня за обеденным столом, высокий кустарник в саду. Можно лишь предположить, что Дальская выросла в привилегированной советской семье, которая сгинула затем в Большом терроре. Осталась только маленькая дочь, даже без своего настоящего имени.
«И последнее [воспоминание]. Настежь раскрытая дверь. Вдали комнаты темнота, справа кровать пустая, что-то случилось. Почему-то я одна. Страшно. Я спряталась за створку двери…»
История Дальской кошмарна не просто сама по себе. Похожую судьбу в 1930-х годах разделили тысячи советских детей. Только с августа 1937 по январь 1939 года власти отобрали у репрессированных 25 352 ребёнка. И далеко не все потом не то чтобы нашли своих близких, мало кто просто терзался вопросами, как его звать по-настоящему и кем были его родители.
Зачем? Чтобы не распространяли всяких жалоб
Современные авторы, оправдывающие или отрицающие преступления советского строя, часто используют вотэбаутизм. Естественным объектом для перевода стрелок здесь выступает дореволюционная Россия. Дескать, и при царях существовали и ссылки, и политзаключённые, и каторжный труд, — ау, господа либералы! Но даже не касаясь масштабов преследования за инакомыслие при двух режимах, стоит констатировать: российская монархия не знала многих репрессивных практик, что использовали Советы.
Именно коммунисты начали систематически привязывать к своим реальным и мнимым политическим противникам членов их семей. Ещё в Гражданскую войну большевики систематически брали в заложники близких у командиров РККА. В первую очередь речь шла о бывших царских офицерах, лояльность которых Советы оценивали скептически. Считалось, что страх за судьбу жён и детей удерживал бывших «золотопогонников» от перехода к белым.
«Приказываю командирам и комиссарам неукоснительно следить, чтобы ни один из этих случаев измены не прошёл безнаказанно. Семьи изменников должны быть немедленно арестованы».
— Лев Троцкий, из приказа № 163 по 7-й красной армии от 2 ноября 1919 года
Данный опыт, как и многое «чрезвычайное» в большевистском государстве, продолжил жить в мирное время. Так, Уголовный кодекс РСФСР от 1926 года предписывал лишать избирательных прав и отправлять в пятилетнюю ссылку родню бежавших за рубеж военнослужащих. В 1930-х с началом коллективизации вошло в норму, что несовершеннолетние дети разделяли участь родителей, отправленных на голодную смерть куда-нибудь в Нарымский край.
Сталин с бурятской девочкой Гелей Маркизовой, чьи родители затем погибли при Большом терроре, январь 1936 года
Фото: Wikipedia.org / Калашников, М.М.
К началу полномасштабных политических репрессий в СССР уже окрепло понимание, что близкий «врага народа» обязан отвечать за его преступление. 30 марта 1935 года термин «чесеиры» (члены семей изменников Родины) официально появился в советском праве благодаря одноимённому специальному закону. Первое время исполнители трактовали акт творчески, но спустя два года в вопросе наступила необходимая советскому человеку ясность.
5 июня 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление «О членах семей осужденных изменников Родины». Этим актом сталинская верхушка устанавливала для женщин лагерные сроки в 5–8 лет за один факт супружества с «изменником Родины, членом правотроцкистской шпионско-диверсионной организации». Их детей также ждала незавидная участь.
«4. Всех оставшихся после осуждения детей-сирот до 15-летнего возраста взять на государственное обеспечение, что же касается детей старше 15-летнего возраста, о них решать вопрос индивидуально.
5. Предложить Наркомвнуделу [НКВД] разместить детей в существующей сети детских домов и закрытых интернатах наркомпросов [наркоматов просвещения] республик. Все дети подлежат размещению в городах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тифлиса [Тбилиси], Минска, приморских городов, приграничных городов».
— из постановления от 5 июня 1937 года
Решение выглядит бесчеловечным и на общем фоне происходившего в стране в 1930-е годы. Сами инициаторы объясняли его до циничного просто: мол, на воле «чесеиры» служили бы источником ненужных проблем. «Что значит — почему? Они должны были быть изолированы. А так, конечно, они были бы распространителями жалоб всяких», — спустя годы откровенничал в беседе с зятем Феликсом Чуевым верный сталинец Вячеслав Молотов.
