Бронислав Каминский (в самом центре — в профиль, смотрит на карту), вместе со своими подручными и немецкими полицейскими при планировании антипартизанской операции. Беларусь, 21 марта 1944 года
Фото: Bundesarchiv, Bild 101I-280-1075-15A / Wehmeyer / CC-BY-SA 3.0
В России по мере сакрализации темы Великой Отечественной войны стал пресекаться интерес к отдельным аспектам событий 1941–1945 годов, не вписывающимся в общую «победную» концепцию. Речь, прежде всего, идёт о щекотливом вопросе коллаборационизма среди советских граждан, причём не просто советских, а конкретно жителей РСФСР. Ещё в 2010-х годах занимавшиеся подобными исследованиями авторы начали встречать труднообъяснимые препоны. Хоть в их трудах и речи не шло ни о какой пресловутой «реабилитации»: заявлялось сугубо академическое изучение проблемы.
А ведь именно сухой научный язык лучше всего показывает, в какой тупик упирались советские граждане любой национальности, встававшие на путь сотрудничества с нацистской Германией. Там всё сводилось к простой формуле: минимальные поблажки в обмен на беспрекословную верность и готовность к соучастию в любых преступлениях. С другой стороны, невольно возникает и неприятный вопрос: а что бы было, если бы этот ресурс — десятки тысяч готовых помогать врагу людей — попал к более адекватному во всех смыслах государству, чем Третий рейх? И откуда он взялся вообще?
Так что с определённого момента стало политически некорректным признавать факт, что в военные годы немалое количество русских и других выходцев из РСФСР предпочли служить противнику. Неслучайно, что в кинематографе 2010-х в лентах про Великую Отечественную положительные герои неизменно русскоязычны, а полицаи обычно изъясняются на придуманном авторами отвратительном суржике.
Суровая правда истории в том, что и среди носителей русского received pronunciation в 1941–1945 годах нашлось достаточно людей, готовых послужить Третьему рейху. Одних толкал принципиальный антикоммунизм, другие мстили советской власти за личные обиды, третьи просто пытались выжить. Наиболее ярко это воплотилось в судьбе Локотского округа на Брянщине. Сейчас это выглядит дурным розыгрышем, но в 2006 году неуместно восторженный материал об этой политии напечатала российская «Парламентская газета», притом в 65-ю годовщину нападения Германии на Советский Союз.
«Меньший процент партизан и больший предателей»
В 1941–1942 годах немцы и их союзники оккупировали 13 регионов собственно РСФСР, не считая Карелии, носившей тогда статус отдельной союзной республики. Но в качестве коллаборантского места силы себя обрёл именно скромный посёлок Локоть — центр Брасовского района на границе между Орловской и Брянской областями. Только в Локте нацисты предоставили своим русским пособникам автономию с правом на свои вооружённые формирования.
В дореволюционные времена посёлком Локоть, селом Брасово и несколькими соседними поселениями владели сначала князья Апраксины, а затем непосредственно царствовавшие Романовы. До 1917 года местные жители обладали особым статусом, не познав ни крепостничества, ни временнообязанного состояния, ни выкупных платежей. Всех привилегий они лишились после революционных событий. Так что к новому режиму у старожилов держалась затаённая неприязнь.
Русские крестьяне собирают урожай на оккупированных территориях. Юг России, 1942 год
Фото: FORTEPAN / Konok Tamás
При этом коммунисты использовали Брасовский район и соседние территории как место расселения для освободившихся ссыльных и заключённых, судимых раньше по политическим статьям. Поэтому нападение Германии на Советский Союз многие здесь восприняли как возможность отомстить ненавистному режиму. Вскрывшуюся летом 1941 года ненадёжность брасовцев и локотчан открыто признавали представители власти.
«По сравнению с соседними районами, Брасовский район дал из числа партийно-советского актива относительно меньший процент партизан и относительно большой предателей. Эвакуируемые семьи партийного и советского актива провожались под свист и недвусмысленные угрозы антисоветчины, а часть сотрудников учреждений упорно избегала под различными предлогами эвакуации».
— Александр Матвеев, советский партийный деятель, работник НКВД
В октябре 1941 года немецкие войска вошли в Локоть. Группа местных жителей сразу обратилась к оккупантам с предложением о сотрудничестве. Одного из них, 46-летнего преподавателя физики Константина Воскобойника, назначили старостой посёлка.
Ещё во время Гражданской войны Воскобойник, изначально служивший в РККА, поучаствовал в одном из крестьянских антибольшевистских восстаний в Поволжье. После подавления бунта будущий коллаборационист скрылся, несколько лет прожил по поддельным документам, получил в Москве высшее инженерное образование. В начале 1930-х годов Воскобойника не то разоблачили чекисты, не то он сам раскрыл правду о себе в надежде на амнистию. В любом случае, наказание вышло не самым суровым — три года ссылки под Новосибирск. Отбыв наказание, инженер устроился в Локте.
Осенью 1941 года Воскобойник сформировал отряд «народной милиции» из нескольких десятков местных жителей и стал наводить нужный оккупантам порядок на территории. Локотский староста по возможности избегал расправ и действовал через уговоры. Он обещал прощение всем, кто скрывался в лесах от оккупантов и коллаборантов, за исключением актива компартии и кадровых сотрудников НКВД. Своё слово Воскобойник держал: бывшим партизанам даже доверяли службу в «милиции» и работу в местном самоуправлении.
Константин Воскобойник, 1930-е годы
Фото: Wikipedia
Убедившись в способностях бывшего преподавателя, немцы увеличили объём его полномочий. В декабре 1941 года Локоть и прилегающий район оккупанты объявили самоуправляющейся территорией. Воскобойника повысили до районного бургомистра. Воодушевлённый коллаборационист на этом не остановился и даже объявил о создании «Народной социалистической партии России», кальки с гитлеровской НСДАП. Ни у местных жителей, ни у оккупантов проект энтузиазма не вызвал. Первые обычно пытались просто выжить и идеологий сторонились. А вторым никакие русские партии были ни к чему, хватало обычных сколько-нибудь дисциплинированных пособников.
Внезапная атака и потом друг мстит за друга
К концу 1941 года советские спецслужбы осознали, что в Локте нарастало нечто большее, чем обычный отряд полицаев. Трактовать неприятный феномен, правда, чекисты пытались в привычном для себя ключе.
«Стала всплывать на поверхность всякая нечисть: троцкисты, меньшевики, правые эсеры, кулаки, бывшие купцы. Кое-где появились доставленные немцами с эмигрантской свалки помещики. Вся эта немногочисленная свора была верной опорой и лакеями фашистов».
— начальник управления НКВД по Орловской области Кондратий Фирсанов
Фирсанов лукавил: в окружении Воскобойника не было ни купцов, ни троцкистов, ни белоэмигрантов, ни членов дореволюционных партий. В последние категории с натяжкой можно было записать только начальника «военно-следственного отдела» Працюка: в Гражданскую он воевал за Нестора Махно.
Немецкие военные допрашивают местного жителя, подозреваемого в участии в партизанском отряде. Новгородская область, лето 1942 года
Фото: Wikipedia / Bundesarchiv
А так свежеиспечённому бургомистру помогали сплошь и рядом обычные жители советской глубинки: инженер-технолог локотского спиртзавода Бронислав Каминский, заведующий районным отделом народного образования Степан Мосин, бухгалтер Михаил Морозов, экономист Михаил Васюков, директора колхозов и предприятий, школьные учителя: зачастую исключённые и даже действующие члены ВКП(б).
Староста посёлка Локоть Королёв в 1930-х годах вообще заседал во ВЦИК Советов.
У координировавших партизан командиров НКВД возникла разумная идея — как можно скорее ликвидировать Воскобойника с расчётом, что без него «немногочисленная свора» разбежится. 8 января 1942 крупный партизанский отряд Александра Сабурова атаковал Локоть. Предполагалось, что коллаборационисты не окажут сопротивления и их главарей удастся арестовать и судить.
Расчёт провалился: «народные милиционеры» без немецкой помощи отразили нападение. Партизаны, понеся значительные потери, вынужденно отступили. Но их акция совсем провальной не вышла: Воскобойник всё же получил в перестрелке шальную пулю и вскоре скончался. Освободившийся пост бургомистра отошёл к ближайшему соратнику убитого, 42-летнему Брониславу Каминскому.
Бронислав Каминский, 1944 год
Фото: Bundesarchiv, Bild 101I-280–1075–11A / Wehmeyer / CC-BY-SA 3.0
Биографии двух коллаборационистов до странности напоминали друг друга. Каминский тоже был инженером по профессии, тоже в молодости с восторгом принял Октябрьскую революцию и также разочаровался в коммунистах, правда, позже старшего товарища, уже в 1930-х годах. Каминского сперва выгнали из компартии, а в 1937 году осудили по сфабрикованному делу «Трудовой крестьянской партии». Но, как и Воскобойник, он получил не самое суровое наказание — провёл три года в особых конструкторских бюро. Там же Каминский стал тайным осведомителем НКВД, именно с этой задачей его и поселили в Локте в 1941 году. Инженеру полагалось следить за другими ранее осуждёнными по политическим делам гражданами.
С началом войны и приходом немцев Каминский занялся совершенно иными делами, проигнорировав требование уйти в эвакуацию (где его, кстати, ждала семья). А после смерти Воскобойника разочаровавшийся коммунист и несостоявшийся сексот сполна доказал, что в Локте отнюдь не всё держалось на личности его убитого друга.
