Татьяна Москвина (1958–2022) — писательница, драматург, журналистка, театральный и кинокритик, главный редактор журнала «Время культуры. Петербург». Переизданная издательством «АСТ» книга «Жизнь советской девушки» (2014) — её автобиография, или «биороман», как обозначила жанр сама Татьяна Владимировна. Это «автопортрет на неброском ленинградском фоне 60–80-х годов прошлого века, выписанный с той беспощадной тщательностью, которая выдает автора как последовательного приверженца русской реалистической школы, тонкого психолога и дотошного исследователя уходящей советской натуры».
С разрешения издательства «Отдел культуры» публикует главу «Папа, мама и город Ленинград».
Итак, откуда я взялась? Окинем взглядом стартовый, так сказать, капитал крови и почвы. И сразу откинем торжественные зачины вроде «Она происходит из старинного рода…», ибо, как миллионы моих сограждан, я ни из какого рода не происхожу.
Девичья фамилия бабушки Антонины — Кузнецова. Никаких таких бояр и дворян на свете нет.
Фамилия папы — Москвин (по отцу-марийцу, погибшему на фронте). Так называли обычно безродных крестьян, по месту, откуда они пришли-прибыли. Могли они, кстати, и приврануть — дескать, откель? С Москвы, господин хороший, с Москвы-матушки. А сами беглые из Орловщины какой-нибудь.
Никакого ободряюще-давящего груза семейных традиций или заветных преданий.
Я — чистый, можно сказать, продукт советской истории и нескольких национальных генофондов. Как я люблю приговаривать, «дочь трудового народа».
Однако у многих моих родственников всё ж таки есть ободряющая общая черта: они проделали путь, совершили усилие. А без усилия не получилось бы выжить, потому что отсутствовала инерция. Скажем, прабабушка Татьяна неплохо зарабатывала на фабрике господина Рябушинского (как мне потом была понятна реплика обывателя из развесёлого и жуткого «Клопа» Маяковского — «За что мы прогнали господина Рябушинского??») и рассчитывала, что и дочь её пристроится там же. Но грянула революция, как говорится, потом Гражданская война, фабрика исчезла, и Тоня Кузнецова (не скоро ставшая бабушкой Антониной Михайловной) в 1927 году прибыла в Ленинград устраиваться на работу. Конечно, она поступила опять-таки на ткацкую фабрику, где стала знатной ткачихой-передовичкой, но уже не по инерции, а через усилие.
Потом её по комсомольской путёвке забирают в «органы», и там она дослуживается до чина капитана, окончательно выбившись из своей среды.
В это время из города Новоград-Волынский в Ленинград приезжает учиться на врача маленький симпатичный еврей по имени Идель Мовшиевич Зукин. В один прекрасный день он отправляется подзаработать на свадьбу, поскольку имеет все положенные добродетели галутных евреев, в том числе умение играть на скрипке. На свадьбе он встречает Тоню Кузнецову, уже вдову с мальчиком на руках (первый муж бабушки мелькнул призраком, его где-то убили, он даже не видел сына) — и, как говорят французы, свершается coupe de foudre, молниеносная любовь. Результат этой встречи — моя мама Киралина, получившая своё оригинальное имя благодаря фантазии Иделя Мовшиевича (смесь Киры и Каролины).
Как сказала потом моя мама, «конечно, была новая общность людей — советский народ, а как иначе новоград-волынский еврей мог жениться на выше-волоцкой ткачихе?».
Замечу, что Идель Мовшиевич женился уже не на ткачихе, но на работнике «органов», что, конечно, усугубляло пикантность ситуации.
Кстати, я постоянно расспрашивала бабушку, чем же она занималась на работе, но она держалась, как партизан на допросе (из советских книжек партизан, разумеется, не из реала), и добыть удалось буквально крохи.
