Тегеран-1979, Газа-2023, Москва-2042 Что общего у исламских радикалов и российского лидера

Одно из самых душераздирающих видео первого дня вторжения террористов ХАМАС в Израиль — запись, на которой боевики похищают 26-летнюю Ноа Аргамани, увозя девушку на мотоцикле от её молодого человека, 30-летнего Авинатана Ора. Ноа плачет, кричит и тянет руку к Авинатану, которому заламывают руки за спину и уводят в неизвестном направлении несколько человек в штатском. Двум молодым израильтянам не посчастливилось стать одними из участников фестиваля Nature Party близ кибуца Реим, где палестинские террористы устроили резню безоружных рейверов, убив 260 человек.

У этой аморальной жестокости есть лицо — и вовсе не абстрактное. Это «собирательный портрет радикального антисиониста», который можно составить, более внимательно просмотрев зачастую публикуемые самими же ХАМАСовцами ролики. Например, запись с видеорегистратора, на которой террористы в упор расстреливают автомобиль с мирными израильтянами, в ужасе уезжающими с злополучного фестиваля. Или же резонансный ролик с 22-летней Шани Лук, чье, вероятно, уже бездыханное, обнаженное тело с вывернутыми ногами поочередно оплёвывают взрослые мужчины, вскрикивая «Аллаху Акбар».

Как отметил Джилл Трой в своей колонке для The Wall Street Journal (WSJ), 7 октября 2023 года во многих отношениях стало для израильского общества тем же, чем для американцев — 11 сентября 2001 года. На повестке дня вновь оказались позабытые вопросы о чрезмерно сентиментальном отношении Израиля к врагу, нюансах сочувствия западных левых к Палестине, моральном сплочении нации перед лицом агрессора и, конечно, самóй сущности исламского терроризма, уже довольно давно не проявлявшегося столь масштабно и эксплицитно. Том самом «духе терроризма», о котором в одноимённом эссе 2002-го года писал Жан Бодрийяр, о его «символических вызовах» и стратегиях.

На мой взгляд, нападение террористов на Израиль преисполнено символизмом, вскрывающим множество идеологических противоречий арабо-израильского конфликта в целом и неожиданно роднящего взгляды исламистов с постулатами позднего путинизма. Что довольно трудно назвать утешительным симптомом для современной России.

Футболки Tommy Hilfiger и терроризм

Вернёмся к девятнадцатисекундному видео с Ноа Аргамани и обратим внимание на второстепенные детали. Палестинских юношей, заламывающих руки Авинатану Ору, помимо пугающе отстранённых выражений лица отличает их одежда — она повседневная, без какой-либо символики группировок из сектора Газа. Вероятнее всего, на видео те самые «гражданские лица», которые, по данным источников WSJ, также участвовали в захвате израильских заложников в первый день вторжения.

Здесь позволю себе сделать промежуточный вывод: на стороне Палестины нашлось определённое число «инициативной» молодёжи, решившей, что провести субботнее утро за издевательствами над мирными израильтянами — это хороший вариант досуга. И, следовательно, подобное времяпрепровождение согласуется с её идеологическими или мировоззренческими установками.

Это не самое ошеломляющее открытие, если учесть, что

ХАМАС занимается форсируемым брэйнвошингом населения сектора Газа с 2007-го года, а в особенности — молодого поколения палестинцев.

Большинство школ в Газе находятся в непосредственном ведении террористов, определяющих учебные программы и продвигающих через них антиизраильские нарративы. Исламистская пропаганда также реализуется через летние лагеря и даже детские передачи. Совершенно хрестоматийный пример — это, конечно, телешоу «Пионеры завтрашнего дня» с призывавшим к джихаду Микки Маусом. Помножьте повсеместную пропаганду на нищету, отсутствие свободы передвижения и каких-либо социальных лифтов для юных палестинцев, помимо вступления в ряды террористических организаций, и природа столь рьяного энтузиазма при захвате заложников на видео станет очевидна.

Танк в зоне палестино-израильского конфликта

Фото: The Wall Street Journal

Теперь же более детально рассмотрим ту самую одежду начинающих военных преступников: наиболее активный из них одет в классические тренировочные штаны Adidas, на его голове — бейсболка со свушем Nike. Его помощник для утреннего мероприятия выбрал футболку с логотипом Tommy Hilfiger — бренда, чей основатель в тот же день опубликовал в своем Instagram-аккаунте флаг Израиля.

Читатели, которые догадались, что моё повествование развивается куда-то в сторону разговора о диссонансе стилистического и содержательного, могли удивиться. Конечно, уместно было высмеивать антиглобалистов в Сиэттле, когда в 1999 году они громили магазин Niketown, разбивая витрины «корпоративного чудовища» ногами в кроссовках Nike, однако сейчас мы говорим о, грубо говоря, плохообразованных палестинских голодранцах — и контекст здесь совсем иной. Я бы тоже так рассуждал, если бы более полугода не прожил в различных странах арабского мира и не сделал свои выводы о достаточно парадоксальных ценностях местных жителей.

Если вы — небогатый молодой человек, живущий на Ближнем Востоке или в Северной Африке, у вас есть два варианта, как заполнить свой гардероб. Или пойти на местный рынок, где буквально дешевле доллара можно купить привезённые из Европы старые вещи (так называемые «hand-me-downs»), или же отправиться на торговую улицу в даунтауне, заполненную магазинами с вывесками западных брендов. Там зачастую как раз и продаются всяческие «Томми Хилфигеры» — совершенно безобразного качества, для подделок неоправданно дорогие и просто страшные, но местная молодёжь осознанно покупает и носит всё это очень активно, в особенности предпочитая модели с комически гигантскими логотипами. Почему?

В арабских странах существует мощная, граничащая с карго-культом идея сакрализации всего западного, парадоксально уживающаяся с исламским традиционализмом. ОАЭ с полицией на Lamborghini, филиалом Лувра посреди пустыни и «самыми-самыми» небоскребами, спроектированными американскими архитекторами — это та модель существования, к которой искренне стремится большая часть арабского мира, своего рода «арабская мечта». При этом, по моим наблюдениям,

ислам в этой конфигурации — не более чем свод дискомфортных ограничений, к которым из-за обычаев и социального давления необходимо относиться с уважением, но зачастую весьма напускным.

Однажды я вместе с друзьями из Португалии гулял в горы в одной из стран Магриба, как вдруг к нам подошла группа молодых людей в свитшотах с логотипами Gucci и Fendi и предложила купить гашиш. Один из моих товарищей в шутку ответил, что в сделке мы не заинтересованы, поскольку употребление наркотиков — это харам. Юноши сперва остолбенели от неожиданного аргумента, а затем громко рассмеялись и попытались на ломаном английском рассказать, что курить и продавать коноплю — это вовсе не хамр, поскольку прямым текстом в Коране этот запрет не прописан.

Вероятно, столь творческое отношение к религиозным ограничениям также объясняет, почему я, не успевая толком перейти порог своего дома в двадцати метрах от минарета, изо дня в день выслушивал предложения от местных коммерсантов о продаже кокаина, героина или девушки на ночь, а в Рамадан — алкоголя из-под полы в продуктовых магазинах. Аналогичный дуализм я замечал, например, и в Каире, где в самом центре города располагается довольно причудливый магазин женской одежды с двумя витринами: на одной выставлены манекены в длинных платьях, платках и даже бурках, на другой — в наипошлейшем женском белье, с хлыстами и чуть ли не в БДСМ-масках. Примеры подобных противоречий, от сексуальных домогательств возле мечети до футболок в нью-йоркском шаблоне «I Love Palestine», чехлов с Саддамом Хусейном для iPhone и розовых хиджабов для премьеры фильма Barbie, я могу перечислять ещё очень долго. Но все они, на мой взгляд, являются иллюстрацией одного и того же естественного процесса.

Ислам в XXI веке, как и любая другая религия, постепенно утрачивает своё ортодоксальное, определяющее значение в социуме, на что в первую очередь влияет глобализация и спровоцированное ей изменение образа жизни арабской молодёжи. Многие её представители, которых я встречал, прекрасно разбираются в западной поп-культуре, пользуются «Тиндером» и практикуют one night stands, спокойно относятся к алкоголю и наркотикам, абсолютно не испытывают ненависти к другим народам и мечтают получить образование в Европе — при этом соблюдают пост в Рамадан и с почтением относятся к традициям своих стран и их религиозным нормам.

Но эта хрупкая система «сбалансированного ислама», когда религия выполняет роль мирного проводника культурной идентичности и инструмента социальной консолидации, ломается, если к ней примешивается ресентимент и фанатизм. Когда за трактовку ислама берутся такие персонажи, как, например, Рухолла Хомейни или духовный лидер ХАМАСа Ахмед Ясин, это всегда заканчивается насилием, колоссальными репутационными издержками для всего исламского мира и страданиями для затронутых их идеями народов, вынужденных приспосабливаться к условиям непрекращающейся священной войны.

Тегеран, 17 октября 2023 года. Верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи выступает на собрании, посвященном событиями в Газе

Iranian Supreme Leader'S Office/Keystone Press Agency / Global Look Press

Как показало недавнее массовое протестное движение и мои персональные наблюдения, в Иране, особенно среди молодёжи, идеологической монополии аятолл нет уже очень давно. События вроде нападения местных студентов на американское посольство в Тегеране в 1979 году в современной исламской республике представить довольно трудно, что нагляднее всего объясняется через блестящий заголовок статьи The Guardian о персидской столице — «Лос-Анджелес с минаретами».

В городе, где есть поистине привилегированные и богемные районы вроде Шемирана и где молодежь практикует «дор-дор», то есть целенаправленное вставание в пробки на определенной территории для флирта и знакомств друг с другом через окна автомобилей, действительно имеются зачатки социальной свободы. В условиях тоталитарной диктатуры это стало возможно, во-первых, благодаря крайне относительной, но всё же открытости и развитости Ирана, а, во-вторых, тому, что научный сотрудник Немецкого института глобальных и региональных исследований Сара Базубанди назвала «поколением TikTok». Социально активным, технически подкованным и преимущественно прозападным молодым людям, ставшим движущей силой прошлогодних протестов. «Мы же видели (в интернете. — "А. С."), как жители Лос-Анджелеса в полной мере наслаждаются жизнью — вполне естественно, что, как человек, вы будете стремиться к лучшему», — сказала в одном из своих видео в Instagram шестнадцатилетняя иранка Сарина Исмаилзаде. Она также участвовала в «протестах Махсы Амини», в ходе одной из демонстраций её насмерть забили дубинками члены Корпуса стражей исламской революции (КСИР).

Однако же в секторе Газа всё обстоит иначе. Его население, по сравнению с иранским несопоставимо более нищее, изолированное и де-факто живущее в перманентном состоянии войны, намного сильнее подвержено пропаганде и в целом не слишком оторванному от реальности нарративу о том, что вы как палестинец или встраиваетесь в формируемую «Исламским движением сопротивления» социальную структуру, или же находите себя в положении маргинала в квазигосударственном образовании с закрытыми границами и нулевыми перспективами реализации вашего потенциала.

Условно говоря, социокультурная ситуация в современном Иране ещё может располагать к тому, что 25-летний Шервин Хаджипур, автор гимна иранских протестов «Baraye», на камеру исполнивший его в футболке американского бренда New Era, вложил в выбор своего образа некое символическое (или даже семантическое) значение. В то же время

в мировоззрении палестинцев, захватывающих заложников, брендовая одежда, вероятно, является не более чем предметом некой абстрактной крутости, оторванным от своего культурного контекста.

Но появление этого контекстного элемента в системе восприятия действительности юношами из сектора Газа невозможно в условиях того политического режима, в котором они вынуждены жить. И сколько бы они ни потребляли западную поп-культуру через просмотр TikTok (а в арабских странах его смотрят невообразимо много), считываемые ими оттуда стилистические паттерны в условиях жизни под ХАМАСом могут конвертироваться разве что в желание открыть в Газе магазин одежды под названием «Гитлер 2» с манекенами с ножами в руках. Его хозяин, совсем молодой палестинец, объяснил журналистам, что выбрал именно такой нейминг, поскольку ему импонирует Адольф Гитлер «как самый ярый ненавистник евреев в истории человечества». На мой взгляд, это довольно важная деталь для понимания доминирующей интеллектуальной моды в анклаве.

И, наверное, нет у Владимира Путина мечты более сокровенной, чем её успешный экспорт в Российскую Федерацию. Со всеми её сопутствующими атрибутами.

Сужение пространства борьбы

В сентябре один из участников чата русскоязычных жителей Ливана поделился историей, которая приключилась с ним в южной части страны. После купания в Средиземном море он возвращался к машине, как вдруг его окликнули четверо человек, один из которых подбежал к рассказчику и в крайне агрессивной манере начал интересоваться его национальностью. Увидев российский паспорт, навязчивый незнакомец подобрел, заулыбался и представился членом террористической «Хезболлы», добавив, что в организации очень уважают Владимира Путина.

Совершенно не важно, в какой арабской стране вы оказались: если в отеле, ресторане, магазине, аэропорту или где-либо ещё местные узнают о вашей принадлежности к России, приготовьтесь выслушивать осанну путинской внешней политике. Хозяин гостиницы, где абсолютное большинство номеров занято европейцами и американцами, — гостиницы, расположенной в городе, где тех же европейских и американских туристов на улицах в пик сезона больше, чем местных жителей, что позволяет последним сдавать «дорогим гостям» апартаменты на американском Airbnb за $100 за ночь и на эти деньги проводить лето в Париже, — будет очень долго рассказывать вам о справедливости «антиколониальной» политики РФ и о том, как успешно ваш родной superpower даёт отпор вконец обнаглевшим США и ЕС.

У позднего путинизма действительно много точек соприкосновения с арабскими автократиями, резонирующих и в определенных слоях населения ближневосточных и североафриканских стран. По моему мнению, Россия 2023 года больше всего напоминает современный Иран — именно с идеологической точки зрения. Конечно, даже при всех нелепых путинских заигрываниях с клерикализмом в религиозном отношении РФ с постреволюционным Ираном не идёт ни в какое сравнение. Но есть у путинизма одно важнейшее, ключевое сходство с хомейнизмом, «третьей всемирной теорией» Каддафи, хусейновским необаасизмом, идеями йеменских хуситов или синкретическими воззрениями боевиков ХАМАС и Хезболлы.

Все перечисленные в предыдущем предложении «измы» представляют собой системы нравственных, политических и мировоззренческих позиций, в согласии с которыми не хочет жить, признаем, ни один адекватный человек. В том числе те, кто посвятил попыткам их практической реализации свою жизнь.

В 2022 году в среде иранской оппозиции разгорелся крупный скандал после публикации видео, на котором бывший командир КСИР Мортеза Талай, известный своей жестокостью по отношению к протестующим, тренируется в фитнес-клубе в Канаде. Разумеется, в «смешанном» зале с мужчинами и женщинами — в условиях, в Иране невообразимых в том числе благодаря усилиям Талая.

Наслаждающийся благами ненавидимой иранскими властями западной цивилизации «страж исламской революции» ничем не отличается от, например, бесчисленных путинских депутатов, в свободное от декламации угроз «коллективному Западу» время скупающих дома в странах Евросоюза. Или же от лидера ХАМАС Исмаила Хании, после данного во время выборов 2006-го года обещания «жить на оливковом масле и сушеных травах» обеспечившего роскошную жизнь своей семье.

Скриншот из фильма ФБК «Дворец для Путина. История самой большой взятки»

youtube.com

Вспоминая слова Сарины Исмаилзаде, убитой подчиненными любителя канадских беговых дорожек, «вполне естественно, что, как человек, вы будете стремиться к лучшему», и это так. Нужно быть сумасшедшим или мастерски сумасшествие имитировать, чтобы всерьёз рассуждать о применении ядерного оружия или истязании себя питанием сушеной травой во имя ликвидации израильской государственности — покупка зарубежной недвижимости даже при всех диссонансах кажется занятием значительно более нормальным. И здесь кроется ещё одна важная специфика как путинизма, так и многих исламистских режимов.

Владимир Путин, Рухолла Хомейни или Ахмед Ясин — основоположники политических систем, из-за которых на Земле скоро не останется пригодных для мирного существования территорий — это, скажем, люди со своими особенностями. Как в 1979-м году лаконично выразился президент Египта Анвар ас-Садат: «Аятолла Хомейни — безумец». И когда безумец начинает формулировать соответствующие правила, согласно которым общество должно функционировать, естественной реакцией его членов становится или саботаж абсурдных предписаний, или их использование в своих интересах.

Заимствуя название дебютного романа Мишеля Уэльбека, та сфера общественных отношений, которая лежит за пределами непосредственного государственного контроля и неукоснительного подчинения безумным правилам, — это своего рода «пространство борьбы». В России до 24 февраля 2022 года (или же до усиления репрессий в 2021-м) оно было довольно широким. Это проявлялось в, к примеру, наличии в Москве абсолютно всех атрибутов современного европейского мегаполиса, масштабном присутствии в стране иностранного бизнеса, независимых международных медийных и образовательных институций, прямого авиасообщения с Европой, конкурентной валюты, программ студенческого обмена и так далее.

Сравнение России с Ираном в 2021-м показалось бы антиутопической нелепицей, но сейчас, в условиях мобилизации, военной цензуры, доллара по сто и многократного роста влияния государства на общественную жизнь в целом такая аналогия кажется вполне релевантной — «пространство борьбы» значительно сузилось. Поддерживать в РФ достойный уровень жизни, не будучи прямо или косвенно связанным с правительственными структурами или не рассчитывая на кооптацию в них в будущем, как условные студенты современного МГИМО, за полтора года стало ощутимо труднее. Если теории пессимистов вроде Станислава Белковского о том, что война в Украине была задумана Путиным для полной изоляции России от международных процессов и её политической консервации, верны хотя бы наполовину, то

палестинизация РФ, по сравнению с которой её актуальная иранизация будет восприниматься с ностальгией, является лишь делом времени.

Причём не слишком продолжительного, учитывая «достижения» Кремля на поприще идеологической обработки подрастающего поколения всяческими жуткими учебниками истории и «Разговорами о важном», концептуально не столь отличными от нарративов ХАМАСовского Микки Мауса. А от курса «Основы российской государственности» в российских вузах не так уж и далеко до замены наук изучением словаря Даля, Закона Божьего и «Большой зоны» Сим Симыча Карнавалова из «Москвы 2042» Владимира Войновича.

***

17 октября на YouTube-канале «1420» вышел ролик-компиляция уличных опросов в селе в Ростовской области на тему «Будете ли вы голосовать за Путина в 2024-м году?» В него попала довольно любопытная пара респондентов: двое совсем юных парней, один из которых одет в толстовку с логотипом итальянского лакшери-бренда Palm Angels с сумкой Nike через плечо, второй — в футбольное джерси Adidas с борсеткой от американского Carhartt. Сделать какие-то развёрнутые выводы об их политических взглядах довольно трудно, потому что оба на поставленный вопрос ответили утвердительно и односложно, а на уточняющий «Считаете ли вы, что мы хорошо живём сейчас?» первый сказал «нет», второй — «ну так».

Но отчего-то живёт во мне уверенность, что если бы молодому человеку в поддельном худи Palm Angels было предложено переехать из депрессивного ростовского села на родину его любимого бренда — в Милан, где средняя заработная плата составляет €2500 и где её можно конвертировать в покупку оригинальных вещей PA в местном бутике, он бы, несомненно, предпочел такой образ жизни неубедительной поддержке 71-летнего диктатора посреди заросшей просёлочной дороги. Точно так же, как и его палестинский сверстник в футболке Tommy Hilfiger в глубине души наверняка с гораздо большим удовольствием провёл бы роковую субботу в не столь отдалённом Каире, посреди хипстерской молодёжи где-нибудь на гараж-сейле в районе Замалек — локальной вариации Патриарших или, если хотите, Шемирана.

Порочность политических режимов, в которых живут эти двое юношей, состоит в том, что их правители сделали всё от себя зависящее, чтобы описанные в предыдущем абзаце перспективы казались молодым людям даже не то что утопичными — а просто неуместными в изолированно-враждебном контексте, где они существуют. Реализация военизированно-фанатичных идей руководства РФ и сектора Газа из года в год критически сужает то самое «пространство борьбы», в котором потенциал молодого поколения действительно может развиваться без деструктивного влияния преступных режимов. И крайне печально наблюдать за тем, как такие символические проводники недоступной лучшей жизни, вроде реплик одежды премиальных западных брендов, утрачивают своё значение в реальности, где изоляция и регулярные «прилёты» — это обыденность, а Levi’s — это теперь JNS. Ведь JNS никогда не сможет стать символом сопротивления и новообретённой свободы.