Как трансгендерные люди стали главной мишенью консерваторов — от Трампа до Путина? И какие политические технологии используются против них

Дональд Трамп в ходе своей президентской кампании ездит по американским городам и рассказывает о «трансгендерном безумии». В своей программе Agenda 47 он обещает «не допустить мужчин в женский спорт» и урезать финансирование школ, продвигающих «радикальную гендерную идеологию». Тех же взглядов придерживаются многие влиятельные республиканцы вроде сенатора Теда Круза и губернатора Флориды Рона Десантиса, в 2023-м подписавшего закон о запрете получения специальной медицинской помощи для трансгендерных подростков (в 2024-м он был признан неконституционным и отменен).

В России, где год назад был принят закон о полном запрете транс-перехода, власти останавливаться на этом не планируют. На прошлой неделе правительство поддержало законопроект о запрете усыновления российских детей гражданами стран, где разрешена смена пола — то есть речь идет о почти всех развитых западных государствах, от Австралии до Норвегии. На днях также отличилось пророссийское руководство Грузии: единогласно был принят закон о запрете «ЛГБТ-пропаганды» и смены пола.

Что же это за глобальная охота на транс-сообщество, какие у нее причины и последствия?

Начать следует с того, что в аббревиатуре ЛГБТ — даже в странах, где с правами сексуальных меньшинств все относительно благополучно — именно последняя литера «Т» вызывает наибольшее число споров. Консенсусу по трансгендерам, какой давно в Европе и Северной Америке наблюдается по лесбиянкам, геям и бисексуалам, на мой взгляд, препятствуют три их особенности:

1. Это наиболее радикальная гендерная идентичность с той точки зрения, что она может подразумевать гормональное и хирургическое вмешательство и смену социальной роли человека. К примеру, гомосексуальность вполне может рассматриваться публикой (пусть и некорректно) как сугубо частное, альковное дело человека, которое он не склонен превращать в «общественное достояние». Транссексуал же по определению проходит через социальное перерождение и смену половых признаков, которую не подготовленной публике принять намного сложнее. Вплоть до того, что человек может испытывать эффект «зловещей долины» при виде транс-персоны, не будучи способным однозначно ассоциировать ее с женщиной или мужчиной.
2. Консервативная позиция в дебатах о трансгендерах всегда идет рука об руку с риторической фигурой «Подумайте о детях!» Что вполне объяснимо, потому что вопрос трансгендерной молодежи включает множество противоречий, нуждающихся в общественной дискуссии: этичность блокирования полового созревания у детей, недостаток опыта для определения гендерной идентичности, принятия решения по переходу и так далее. Другое дело, что правые популисты, призывая «задуматься о детях», не стремятся эту дискуссию начать — все, как правило, заканчивается тезисами вроде «просто дайте детям быть детьми». Иначе говоря, игнорированием проблемы и страдающих из-за нее подростков, которые, оказывается, просто «не хотят быть детьми».
3. Спорт. Правильно ли, что транс-женщины соревнуются с женщинами цисгендерными, «по умолчанию» обладая перед ними физиологическими преимуществами? Это еще один сложнейший вопрос, требующий деликатного обсуждения и выработки новых международных стандартов. Консерваторы же смотрят на проблему проще — Трамп, например, предлагает не допускать «мужчин в женский спорт». Это не просто ее игнорирование, это отказ спортсменам-трансгендерам в праве на существование.

⤢

В июле 2024 года алжирская спортсменка Иман Хелиф стала мишенью «трансгендерного скандала» на Олимпийских играх в Париже. Ее травля в соцсетях началась с ложного утверждения президента Международной федерации бокса Умара Кремлева о том, что у Хелиф якобы была обнаружена мужская Y-хромосома. По данным AP, за раздувание скандала отвечали российские боты

aljazeera.com

Собственно, три этих причины делают трансгендерную проблематику идеальным wedge issue для реакционеров. Это политтехнологический прием, заключающийся в намеренном масштабировании какого-либо остросоциального «яблока раздора» — например, вопроса о запрете абортов или статусе нелегальных иммигрантов. В случае с трансперсонами его цель в том, чтобы переманить на сторону республиканцев умеренно консервативных либералов, которые по большинству вопросов солидарны с Демократической партией, но при должной «обработке» будут готовы отдать голос за GOP из-за ее непримиримой позиции по защите детей от демонизированного «трансгендерного безумия».

Но wedge issue также может вводиться и для консолидации целевой аудитории (ЦА), что мы, например, сейчас наблюдаем в Грузии. Прокремлевская правящая партия «Грузинская мечта», принявшая трансфобный закон, опирается на провинциалов и сельских грузин, более склонных поддерживать платформу «христианских ценностей» — именно таких людей «Мечта» со всей страны на автобусах свезла в центр Тбилиси в мае этого года для проведения митинга против «глобальной партии войны» и «псевдолиберального фашизма». В то же время партия умудряется совмещать откровенно реакционную политику с риторикой об интеграции в Евросоюз, чей флаг красуется на всех агитационных плакатах «Мечты». Этот имидж рассчитан на городское население и западных грантодателей, а провинцию он, напротив, может только отпугнуть. Поэтому подобные законы напоминают ей, что европейского у «Мечты» — лишь желтые звездочки на рекламных материалах, и столь привлекательный ультраортодоксальному сельскому жителю курс на унижение меньшинств из-за них не пострадает.

Эта тактика родственна политике «собачьего свистка», которая означает «упаковку» определенного тезиса таким образом, чтобы вся полнота его содержания была донесена лишь до ЦА. Ее можно рассмотреть на основе трансгендерной риторики Трампа: большая ее часть сконцентрирована вокруг спорта и детей, то есть особенно неудобных тем, с которыми может согласиться даже сомневающийся демократ. И лишь внутри этих очерченных спортивных и детских границ Трамп позволяет себе резкие высказывания о трансгендерах: например, что «они больные и ненормальные» (о спортсменах). При этом консервативная ЦА отлично понимает, что границы эти выстроены ради внешнего приличия и трансфобия Трампа простирается гораздо шире: это человек, который в период своего президентства буквально запретил трансгендерам служить в армии.

Кроме того, относительная аккуратность в высказываниях и постепенность трансфобной (и анти-ЛГБТ в целом) политики — это хрестоматийный пример «тактики салями», casus belli для которой служит раздутие wedge issue, а инструментом для оформления — политика «собачьего свистка». Здесь уместно упомянуть российский кейс.

Все началось в 2013-м с закона о запрете «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних», и было очень много разговоров о том, насколько локальную сферу применения он будет иметь и насколько некорректно считать его дискриминационным. Однако за десять лет, которые Россия провела в поиске все новых объектов для ненависти и порицания, он выродился сначала в закон о запрете пропаганды ЛГБТ вообще, а затем — полный запрет «движения ЛГБТ». Из-за того, что процесс этот был поэтапным, он не вызвал шока в 2013-м и планомерно «эволюционировал» вместе с РФ.

В миниатюре это «потерянное десятилетие» неплохо просматривается в часовой программе 2013-го года прокремлевского Kontr TV, где сторонники и противники еще «несовершеннолетнего» закона пытаются его обсуждать. Вторая группа (депутаты Госдумы, православные активисты и публицисты) изначально ведут дискуссию сдержанно и постоянно оговариваются о недискриминационном характере инициативы и защите подростков. Заканчивается же диалог фразами вроде «да ты пидорас» и угрозами в адрес членов первой группы.

И не было прецедентов, когда дискуссии о запретительных мерах против ЛГБТ-сообщества завершались на каких-то иных дефинициях. Потому что не может быть частичной дискриминации или частичного запрета «пропаганды». Все рано или поздно оборачивается массовой травлей и репрессиями, пусть ящик Пандоры и открывается с безобидными заверениями в заботе о детях и справедливости спортивных состязаний.

Трансгендеры — чрезвычайно уязвимая и чувствительная группа, склонная к стрессу, депрессии и суицидальному поведению в условиях, когда им отказывают в праве на жизнь в соответсвии с их гендерной идентификацией, и ястребиная риторика консерваторов об их «ненормальности» (которая часто конвертируется в не менее ястребиные законы) ситуацию явно не улучшает. Более того, она становится сигналом для общества, что травля транс-сообщества отныне — дело легитимное и отражающее генеральную линию партии.

⤢

Самая известная в Грузии трансгедерная модель, участница конкурса красоты Miss Trans Star International, 37-летняя Кесария Абрамидзе, была найдена убитой в своей квартире на следующий день после принятия в Грузии серии законопроектов, направленных против ЛГБТ и на защиту «традиционных ценностей»

@kesaria_official

И не удивительно, что буквально на следующий день после принятия в Грузии трансфобного закона в Тбилиси была жестоко убита известная трансгендерная модель — 50 ножевыми ударами. Прошлогодний отчет ФБР также показал, что на фоне риторики радикальных консерваторов в стране на 35% в годовом выражении возросло число преступлений на почве ненависти в отношении трансгендеров.

Такую цену транс-сообщество платит за желание консерваторов сделать их коллективным «козлом отпущения» для достижения своих политических целей, и это более чем валидная причина для общества пересмотреть свое отношение к обоим этим группам. И в одних перестать видеть больных фриков и угрозу №1 для молодого поколения, а в других — бравых блюстителей традиционных ценностей. Которые, кажется, способны нападать лишь на незащищенные слои населения.