Жертва, превратившаяся в палача. Как Чехословакия строила социализм и проводила деколонизацию

Элементы этого мифа до сих пор присутствуют в чешском национальном самосознании; изображения чехов как мученической нации прирожденных демократов остаются частью международного дискурса.

— Андреа Орзофф.

В послевоенной Европе Чехословакия поначалу занимала уникальное положение среди стран советского блока. В отличие от Польши или Венгрии здесь довоенные элиты сохранили свои позиции, а сама Третья республика (1945–1948 годы) изображается как время демократического возрождения традиций Первой (1918–1938). Президент Эдвард Бенеш триумфально вернулся в свою резиденцию в Пражский Град, а министром иностранных дел стал Ян Масарик, сын основателя Чехословакии Томаша Масарика — эти имена сами по себе символизировали реставрацию старых добрых времён.

Это ложное впечатление преемственности с довоенным государством и стало основой мифа о чешском народе-мученике, чьё стремление к демократии грубо растоптал коммунистический путч в феврале 1948 года. Подобно любому мифу, он разрушается при внимательном изучении деталей, но сначала поговорим о том, как Чехословакия стала на три года настоящей витриной «демократического социализма».

Союз Бенеша и коммунистов

Во многом это случилось благодаря позиции Бенеша, возглавившего чехословацкое эмигрантское правительство в Лондоне. Глубоко уязвлённый Мюнхенским сговором, сильно разочарованный в западных союзниках, он — в отличие от тех же польских эмигрантов — активно искал точки соприкосновения с Москвой. Уступить СССР Закарпатье? Не вопрос. Заключить союз с чехословацкими коммунистами? Святое дело! Бенеш и сам начиная с 1941 года говорил о неизбежности «послевоенной революции».

С другой стороны и лидер Компартии Чехословакии (КПЧ) Клемент Готвальд признавал: «Они не могут править без нас, но и мы — без них. Остаётся сотрудничать». Сделать это было тем проще, что в марте 1945 года собравшиеся в Москве представители «лондонского» и коммунистического крыльев чехословацкого политикума с удовлетворением констатировали практически полное единство взглядов на будущее устройство Чехословакии.

К удивлению КПЧ, их визави без колебаний приняли многие пункты их программы

Бенеш согласился и на национализацию крупной промышленности, и на аграрную реформу, и на наказание коллаборационистов. С другой стороны, коммунисты-интернационалисты, к облегчению их лондонских партнеров, согласились с радикальным решением проблемы немецкого меньшинства, завуалированной под формулой «трансфер населения». Ну, а после того, как стороны решили запретить после освобождения страны те политические силы, которые «нанесли ущерб национальным интересам в ходе Мюнхенской катастрофы» (подразумевались, в частности, две крупнейшие довоенные партии — Аграрная и Словацкая народная), партнёрам оставалось только поделить портфели.

Глава МИД и будущий президент ЧСР Эдуард Бенеш (в центре) в составе делегации ЧСР на конференции в Локарно, 1925 год

Фото: Wikipedia / Roger Dumas

Правительство образованного Народного фронта сформировали шесть партий: КПЧ, социал-демократы, Национально-социальная, Народная, Словацкая демократическая и Словацкая коммунистическая партии. Словацкие партии получили по четыре министерских поста, остальные по три, ещё пять министров оказались беспартийными. Таким образом, благодаря тактическому маневру с разделением партии на чешскую и словацкую, коммунистам причиталось семь министерских портфелей из 25. Среди них важнейшими служили министерства внутренних дел, сельского хозяйства (проводившего земельную реформу), информации и образования (контролировавшее прессу) и труда (окормлявшее профсоюзы).

Однако это были далеко не все командные высоты, и даже премьерский пост достался социал-демократу Зденеку Фирлингеру. Так что партнеры коммунистов по коалиции чувствовали себя вполне уверенно.