Забрезживший шанс на мирные переговоры и остановку военных действий между Россией и Украиной в который раз оживил дискуссию о том, что будет с российской экономикой в мирное время, которое, хочется верить, когда-то наступит. Правда, некоторые экономисты активно обсуждают тезис, что экономика России уже перестала быть мирной, перейдя — во многом необратимо — на военные рельсы.
Такое утверждение неизбежно заставляет возвращаться к истории окончания холодной войны, когда в начале 1990-х российская экономика испытала огромный шок от быстрой конверсии. На этой параллели строятся опасения, что и для нынешней России сокращение военных расходов неизбежно вызовет глубокий экономический спад. Чтобы понять, насколько эти страхи обоснованы, попробуем ответить на вопрос, насколько милитаризована российская экономика.
Начнем с макропоказателей. Можно сколько угодно говорить о проблемах расчета ВВП, но какую-то картину его динамика показывает.
Понятно, что здесь возможна игра с инфляцией. Например, если в 2023 году реальная инфляция была не 8%, а 12%, то никакого роста мы бы не увидели. Но давайте попробуем отталкиваться от этих цифр. Может, рост 2023–2024 гг. как раз и связан с увеличением доли ВПК в российской экономике? Такая вероятность, несомненно, есть.
Однако имеется несколько фактов, позволяющих поставить под сомнение существенный рост объемов ВПК.
Начнем с того, что в России нет серьезного снижения объемов потребления, а по мнению некоторых исследователей, есть даже некоторый рост. Значит, потребительских товаров на рынке меньше не стало. Да, есть замещение более качественных менее качественными, да, непрерывно растут цены, но глобального падения потребления нет. Это означает, что большинство производителей продолжает выпускать ту же самую продукцию, что и до начала военных действий.
Но, может, вместо отечественных товаров россияне стали потреблять больше импорта? Ведь было же такое во время Великой Отечественной войны, когда Советский Союз получал по ленд-лизу огромное количество продуктов питания. Для этого достаточно посмотреть объем российского импорта.
Как видно из данных графика, импорт с 2021 года не вырос, а с учетом инфляции доллара и затрат на логистику скорее даже упал. Так что и этот фактор можно убрать из рассмотрения. Заменить внутреннее производство он точно не смог.
Но если расширять военное производство, то необходимо для этого взять рабочие руки. А с ними в стране все очень плохо. Безработица в России за последние годы сильно упала, и это во многом продолжение ее снижения, которое началось задолго до 2022 года.
Хорошо видно, что уровень безработицы начиная с 2022 года стал сокращаться быстрее. И можно было бы предположить, что это рост занятости на оборонных предприятиях. Но одновременно с этим в последние годы количество трудоспособного населения в России начало сокращаться быстрее, чем пять-семь лет назад, из за особенностей половозрастной пирамиды. На пенсию начало уходить многочисленное поколение 60-летних, а им на смену приходит малочисленное поколение 20-летних. Кроме того, не будем забывать про большой объем контрактников и неопределенное количество релокантов.
Так что свободных рук на рынке просто нет. Не могут оборонные предприятия существенно пополнять свои ряды и за счет других регионов.
По данным 2022–2023 годов, все основные субъекты федерации, где расположены предприятия ВПК, продолжали терять людей в результате миграции.
Подведем итоги. Серьезного увеличения трудовых ресурсов на предприятиях ВПК не могло произойти ни за счет миграции, ни за счет привлечения свободных работников с рынка труда, ни за счет массового перетаскивания кадров с других предприятий. Статистика занятости это не показывает. Безусловно, переток есть, и предприятия оборонки увеличили численность сотрудников, но не в разы. Скорее всего, основной источник расширения численности для них — это их бывшие сотрудники, недавно вышедшие на пенсию, а также использование сверхурочных работ.
Существует еще один вариант расширения производства — за счет роста производительности труда. Но для этого необходимы новые производительные технологии, которые внутри России за несколько лет создать невозможно. Это легко увидеть на примере отечественной авиационной отрасли, где несмотря на существовавший огромный технологический задел, обещанного прорыва обеспечить не удалось. Зарубежные технологии для России сейчас закрыты из-за санкций. И даже если удалось бы в обход барьеров привезти отдельные станки, едва ли бы в Россию приехали монтажники и наладчики этого оборудования. Так что этот вариант можно тоже отбросить.
Итак, если бы в России существовал серьезный рост ВПК за счет переведенных на военные рельсы гражданских предприятий, то мы бы видели резкое падение производства гражданской продукции, которую невозможно заменить снижающимся потоком импорта. Поэтому
расширение идет за счет расконсервации старого малоэффективного оборудования, на котором работает не слишком квалифицированный вновь набранный персонал.
Как мы видим, в условиях нехватки кадров и отсутствия доступа к современным технологиям серьезную военную мобилизацию экономики без существенного падения уровня потребления провести невозможно.
Таким образом, экономика России продолжает оставаться преимущественно гражданской, но получающей деньги от перераспределения существенно выросшего оборонного бюджета. А это означает, что и конверсия, подобная той, что понадобилась стране в 1990-е годы, в случае окончания военных действий и демилитаризации страны не потребуется. Другое дело, что для этого нужно политическое решение, которое едва ли в ближайшее время мы увидим.
