Вчера айфон сообщил, что мое экранное время уменьшилось до четырех часов и шестнадцати минут. В этой фразе мне не нравится все. И то, что я провожу одну шестую жизни в телефоне (а это ведь без учета компьютера, с которым еще часов восемь небось); и то, что это еще и меньше, чем обычно; и то, что мое личное, свободное время какая-то калифорнийская корпорация называет «экранным».
Экранное время. Экранные радости. Экранная дружба. Экранный секс. Экранная жизнь. Докликались.
Говорят, фантасты прошлого предсказали весь наш современный быт, но вот про познание мира через окошко 4 x 8 сантиметров я не читал даже в самых мрачных антиутопиях.
В общем, как вы уже, наверное, поняли, тема нового Republic-Weekly — технологии. Начинаем представление материалов.
Самый дорогой для меня текст этого выпуска, простите, мое же интервью. Дело в том, что на протяжении многих лет я являюсь фанатом философа Петра Рябова. Его «История России» — мой любимый учебник истории, его лекции на «Архэ» — давным-давно в «избранном», его книжки про анархизм — всегда на ближайшей книжной полке. Для разных изданий я разговаривал с Рябовым о политике, войне, революциях, но давным-давно хотел обсудить с ним его отношения с техникой.
А отношения эти довольно простые: Рябов — технофоб. До 2020-х он вообще не пользовался компьютером и телефоном; пандемия заставила университетского преподавателя поступиться некоторыми принципами и начать вести лекции по зуму, но и сейчас он самый радикальный технологический отказник среди российских интеллектуалов. По крайней мере, я не знаю никого радикальнее.
В нашем разговоре, как мне кажется, много панчей, которые заставляют задуматься: «Когда тебе навязывают прогресс, встает вопрос: а прогресс ли это?», «Прогресс — это всегда колоссальная потеря», «Мысль — это умершее чувство». Но мой самый любимый момент — это вроде бы брошенное между делом и совершенно не радикальное «Я знаю, что, вообще-то, можно по-разному». Ох, скольких войн, трагедий и катастроф можно было бы остановить одной этой, тихо и с улыбкой сказанной фразой.
В одной телеге с Рябовым в этом выпуске едет уже можно, наверное, сказать постоянный автор Republic-Weekly Виктор Вилисов. Он тоже заявляет:
«Технологии не нейтральны!»
А потом объясняет, кто именно, зачем и когда поставил их себе на службу. Приятных людей среди властителей технологий нет. Как пишет Вилисов: «Идеи технопредпринимателей про технологии — глупые, а про то, как должно быть устроено общество, — фашистские». Как обычно, с Вилисовым можно спорить, но, чтобы с ним поспорить, сначала нужно его прочитать.
Еще о неприятных людях, использующих большие технологии. Политолог RW Клим Бакулин (псевдоним, напоминаю) опять о своем — о диктаторском. На этот раз он пишет про тех тиранов и душегубов, которые научились использовать последние достижения науки и тот самый пресловутый прогресс для контроля над своими народами и репрессий — от российских ботоферм до «великого китайского файервола», через супертехнологичные системы массовых слежек. Еще один большой привет авторам антиутопий из прошлых веков. Как говорят технократические начальники: «Спасибо, мы вас услышали».
Выпуск про технологии без текстов про искусственный интеллект — это не выпуск про технологии.
Люди продолжают спорить, заменят ли нейросети всех музыкантов и поэтов или оставят только гениев, а без работы оставят ремесленников. Чтобы ответить на этот вопрос, сначала надо понять, как именно ИИ имитирует творческую личность. Как распознать ноту или строчку, написанную роботом, можно ли сделать это наверняка?
Дежурная по музыке в нашем журнале — Анна Виленская. Про нейролитературу пишет поэт Станислав Львовский, который и сам сейчас активно экспериментирует с ИИ. Мне кажется, что они оба добавляют рациональных аргументов в спор про терминатора, который сейчас придет и съест всех художников. Почитайте!
Музыка — есть. Литература — есть. Должно быть и кино. О нем — правда, не в контексте ИИ, а обращаясь к теме экранного бигтеха — рассуждает в RW главный редактор журнала «Сеанс» Василий Степанов — правда, сам с порога оговаривается, что идеальным автором такого текста могла бы стать нейросеть.
Степанов знает историю кино как мало кто в России и прекрасно помнит, сколько раз режиссеры очаровывались технологиями и разочаровывались в них, как воротилы бигтеха изображались то повально положительными персонажами, то злодеями.
Сегодня «крайняя этическая неоднозначность героев из бигтеха на киноэкране выглядит органичной», — пишет Степанов и вступает в дискуссию и с Рябовым, и с Вилисовым, и с другими авторами этого выпуска.
Да, сама возможность такой заочной дискуссии — это достижение технологий.
Да, Republic — цифровое медиа и не нам тут, конечно, плакать по запаху бумаги из типографии.
И тем не менее, сидя перед экраном, я не могу перестать думать о том самом «экранном времени» — словосочетании, в которое как будто бы зашита идея апроприации.
В общем, пожалуйста, читайте и комментируйте нас на любых удобных вам устройствах. Но только до той поры, пока вы тратите на это свое время, до тех пор, пока оно не стало временем экранным. * Минюст считает «иностранным агентом»
