Медведевский призыв избавляться от государственного контроля над «заводами, газетами и параходами» нельзя воспринимать слишком буквально. Во всяком случае в том, что касается газет и в целом СМИ – тут в выборный период послаблений ждать точно нечего. Но вот что касается крупных компаний с госучастием: РЖД, ВТБ, «Роснефти», – то они уже стоят в плане на приватизацию, и этот план, скорее всего, будет выполнен.
Вот только почему государство вдруг решило продать свою долю? Вообще, известны две основные функции приватизации: фискальная (то есть заработать для бюджета побольше денег) и функция повышения эффективности. Я что-то не слышал, чтобы наши чиновники говорили про неэффективные РЖД и «Роснефть». Выходит, для них единственная цель распродажи государственной собственности – заработать денег.
Это вполне понятно с учетом того, что в выборный период мы входим с огромным дефицитом бюджета. Вот только обольщаться не надо: дефицит в следующем году будет под 2 трлн руб., а зарабатывать на приватизации планируется по 300 млрд руб. в год. Но особого выбора нет: в последние годы Россия на фоне мирового кризиса отличилась особой оригинальностью, повышая зарплаты и пенсии, теперь же государство оказалось наедине с этим обязательствами, и как-то их надо выполнять.
Но слишком далеко государство тут тоже не зайдет – все-таки госкомпании по-прежнему обременены серьезными социальными обязательствами, которые нельзя взвалить целиком на частного собственника. Кто будет, помимо государства, заниматься газификацией сел? Кто будет обеспечивать работу так называемых малодеятельных железнодорожных линий, которые не окупаются, но остаются единственным средством транспорта для населенных пунктов? Кроме того, не надо забывать, что железные дороги связаны и с обеспечением безопасности, в том числе и ядерной. Так что в той или иной степени государство вынуждено будет сохранить свое присутствие в некоторых компаниях. Теоретически, эту проблему можно решить за счет социального обременения, когда акции приватизируются с условием выполнения определенных обязательств. Но компании стараются всеми правдами и неправдами от такого обременения избавиться, и поэтому более эффективным и надежным вариантом представительства общественных интересов будет все же сохранение определенной доли акций в руках у государства.
Пусть власти и преследуют исключительно корыстные цели, но эффект от приватизации будет не только в пополнении бюджета. Вместе с сужением сферы компетенции чиновников снижаются и объемы коррупции. Откаты, конечно, сохранятся и в частной сфере, но вот коррупция как возможность снимать административно-статусную ренту сократится.
Тут, впрочем, есть один любопытный парадокс. Сегодня ни одна частная компания не может быть полностью независимой от государства. Являясь формально частными, компании по существу государственные. И наоборот, из-за высокой коррупции формально государственные компании во многом реализуют частные интересы. Это заставляет видеть приватизацию в несколько ином свете. Приватизация де-факто не избавляет компании от государственного давления, а может быть, даже наоборот, может сделать компанию менее защищенной от репрессивного давления государства.
Впрочем, даже с этой оговоркой, приватизация – положительная тенденция. Приходят новые люди с другим менталитетом, и постепенно правила игры будут меняться. Надо приготовиться к тому, что этот процесс долгий и постепенный.
