«Люди обожают убивать друг друга»

Доминик Вольтон, основатель и руководитель французского Института наук о коммуникациях: Вопрос в том, стал ли человек лучше после того, как появился интернет? Я с подозрением отношусь к техническим вещам. Ведь с помощью одной только техники люди не смогут лучше понимать друг друга. Я 30 лет занимаюсь вопросами коммуникации. Ты говоришь что-то кому-то, а он тебя не слушает. Нам приходится вести переговоры, чтобы не допустить войны в семье, на предприятии, в обществе. И глобализация только усугубляет эти проблемы. Мир огромен. И к сожалению, если Пекин и Нью-Йорк общаются, это совсем не значит, что происходит взаимопроникновение. Все тот же расизм, та же ненависть, что были полвека назад, та же проблема иммиграции. Вот смотрите, Европейский союз: все очень умные люди, но расизм тем не менее существует, и я не вижу прогресса в сфере толерантности и человеческих отношений. Чем больше у нас циркулирует информации, тем меньше существует общения. И здесь легко спутать техническое ускорение с успешностью коммуникации. Люди обожают убивать друг друга. Обожают этим заниматься в течение всей человеческой истории. Тридцать лет назад считалось, что если мы везде повесим маленькие камеры, то войны не будет, ведь невозможно же убивать друг друга в прямом эфире! Тем не менее люди прекрасно это делают, никаких проблем. Технические средства не решение, как считают многие. Чтобы люди услышали друг друга, они должны друг друга терпеть, обсуждать больные темы, задавать вопросы и отвечать.

Проблемы не решаются. А все чаще, наоборот, дополнительно создаются

Юрий Сапрыкин, шеф-редактор объединенной компании «Рамблер-Афиша»: Происходит какой-то радикальный слом даже не между способами распространения информации и уж не только в смысле зарабатывания денег в медиабизнесе. Происходит слом в той социокультурной среде, в которой мы находимся. Я на днях пересматривал хронику 1993 года, расстрел Белого дома и сопутствующие ему события и представил: а что бы было, если бы в этот момент существовал, к примеру, YouTube и засевшие в Белом доме народные депутаты могли бы записывать агитационные ролики и свободно распространять их по стране. Мне кажется, что исход силового противостояния был бы далеко не так очевиден, несмотря на все танки и Кантемировские дивизии. Новые коммуникационные средства, которые появились у нас в руках, действительно меняют те типичные сюжеты и те матрицы поведения, в которых человеческий социум существовал многие годы, а может, и века. И если говорить об отношении людей с информацией, не вдаваясь в соображения мистической сути истории, то сейчас происходят не только изменения, но и довольно стремительные крушения надежд, которые на эти изменения возлагались. Идея того, что новая цифровая эпоха свободного распространения информации быстро решит все человеческие социально-психологические, коммуникационные и такие-сякие проблемы и что мы заживем в глобальной деревне, оказалась несостоятельна. Проблемы не решаются. А все чаще, наоборот, дополнительно создаются.

Если ты целый день не заходил в интернет, тебе кажется, что там произошли какие-то космические катаклизмы

Юрий Сапрыкин: Теперь СМИ приходится конкурировать не за соответствие запросам читателя, а просто за какие-то кванты времени, которые мы тратим на потребление медиа. Приходится конкурировать с бесконечным количеством предложений, сконцентрированных в маленьком устройстве, поскольку оно позволяет тебе быстро переключаться с чтения френд-ленты на чтение газеты или на игру в Angry birds и еще кучу какой-то чепухи. Из-за этого информация неизбежно становится более дробной, более быстрой и более эмоциональной. Работают те вещи, которые быстро воздействую на сознание и еще быстрее – на эмоции: цепляют и уезжают куда-то вниз вместе с движущейся информационной лентой. Все это создает массу социальных и психологических феноменов. Например, аддикцию информацией– стремление постоянно впрыскивать в кровь новые дозы новостей, без которых ты просто начинаешь себя плохо чувствовать. Или известный психологический феномен под названием fear of missing out – страх не узнать чего-то важного. Если ты целый день не заходил в интернет, тебе кажется, что там произошли какие-то космические катаклизмы. Полагаю, разворачивающаяся вокруг нас сейчас, и в России в глобальном масштабе, тема оскорбления чувств верующих тоже откуда-то оттуда. Очень мощно стали работать сообщения типа «ребята, наших бьют!». Очень быстро стали распространяться эмоциональные волны, некая эмоциональная ветрянка, которая одновременно охватывает дикое количество людей. Если вы посмотрите свою ленту на Facebook, то окажется, что подобные эпидемии ветрянки, может, менее религиозного толка, но по механике очень похожие, пробегают по ней буквально ежедневно.

Почему ты ведешь себя как идиот в социальных сетях, в телике?

Юрий Сапрыкин: В тот момент, когда ты условно перестаешь быть сотрудником редакции и становишься обычным пользователем Facebook, главной твоей целью становится утверждение и популяризация собственной точки зрения и набирание максимального количества лайков, а вовсе не диалог, выяснение истины или бесстрастное сообщение информации, как это происходит в других типах коммуникации. Когда происходит (не знаю, как перевести на французский) срач, столь распространенный в социальных сетях, каждый из участников подобной дискуссии старается как можно агрессивнее утвердить свою точку зрения, не прогнувшись ни на миллиметр перед своими собеседниками. При старых медиа такого не было, но есть при новых. Виталий Лейбин, главный редактор журнала «Русский репортер»: Могу констатировать, что самые умные и прекрасные в мире люди ввиду наших политических обострений вдруг начинают вести себя как дураки, например, в телевизоре или Facebook. И я спрашиваю: почему ты ведешь себя как идиот в социальных сетях, в телике? Неужели нельзя содержательно поговорить? Я, например, задавал этот вопрос Петру Шкуматову, мы вместе выступали в передаче. Дело было в предвыборный сезон, мы пытались как-то содержательно поговорить, но он, очень умный, вместо этого что-то кричал. Я спрашиваю: «Зачем вы это делаете?» – «Ну как, «Единая Россия» нам не дает слова произнести, поэтому мы им их троллим». Борис Долгин, научный редактор «Полит.ру»: На самом деле феномен ругани без поиска истины вполне классический. Ну, из самых очевидных примеров – ругань между каким-нибудь Андреем Андреевичем Громыко и западным крупным дипломатом. Понятно, что это ничуть не более содержательный и настроенный на взаимопонимание диалог.

Печать все равно не умрет

Виталий Лейбин: Вот вы начинали говорить: клиповое сознание, все читают маленькие новости, заголовки. Куда же вы будете печатный журнал издавать, да еще и с огромными текстами? Ничего страшного. Наш журнал читают очень молодые люди. И они читают очень длинные тексты. Действительно, человек меняется, но некоторые вещи не меняются. Юрий Сапрыкин: Должен сказать, что «Русский репортер», равно как и мои нынешние коллеги из журнала «Афиша», нашли удивительный способ сохранения старого формата медиа. Он заключается в том, что нужно делать журнал, который бы максимально сложно перекладывался в интернет, чтобы невозможно было раздробить материал на кусочки и запихнуть на сайт. Регулярно наблюдаю на примере «Афиши»: чем успешнее тот или иной номер бумажного журнала, чем более плотная, всеобъемлющая история рассказана в главном материале, тем хуже она работает в сети. Видимо, ребята на конференциях нас обманывали и фокус не в конвергенции, а, наоборот, в максимальном разведении этих платформ до той поры, пока каждая из них не будет экономически оправдана. Виталий Лейбин: Согласен полностью.

Кто сказал, что Google правдивее всех?

Доминик Вольтон: Говорят, что журналистики больше нет, что каждый из нас журналист. Это вовсе не так. Журналистика – это все-таки некий подход, профессионализм, отбор событий, имеющих значение. А чем больше информации, тем больше возможности для ошибки. Кто сказал, что Google правдивее всех? Чем больше доступной информации, тем большая существует нужда в профессионалах. Мир, в котором для понимания достаточно той информации, что есть в интернете, опасен. Журналист не обязательно должен быть прав: его нужно воспринимать критически. Чем больше у нас знаний, до которых можно дойти, используя, например, базы данных, тем важнее роль учителя, тем значимее становятся люди, способные разобраться в этих волнах информации. Мы ведь общественные существа и верим прежде всего не в технические штучки, а в людей. Юрий Сапрыкин: Я согласен с тем, что утопия, будто журналистами станут все, не осуществилась. Действительно, обычный человек с мобильным телефоном очень хорошо выполняет какие-то репортерские функции, но только потому, что, по теории вероятности, если в Москву-реку упадет самолет, рядом окажется человек с телефоном, а не профессиональный журналист. Но потом этот человек, будь он трижды блогером и пользователем всех социальных сетей, вместе взятых, начинает страдать даже не от того, что он не учился на журфаке, а от того, что у него нет редактора. Ключевой позицией здесь становится наличие другого человека, который расставляет приоритеты, дает темы, дает оценку. Это первый, самый пристрастный и самый профессиональный читатель. Фигура журналиста никуда не денется, слава богу. В способности придерживаться консервативных принципов журналистской работы, которые были сформулированы еще в доцифровую эпоху, мне кажется, лежит сейчас некое конкурентное преимущество – для тех людей, которым можно доверять, для тех, кто проверяет информацию, договаривает до конца. Борис Долгин: Для тех, кому репутация важнее скорости.

Что можно сказать молодым людям, которые с ума сходят от интернета? Будьте осторожны

Юрий Сапрыкин: Что касается подростков и особенностей коммуникации в связи с тем, что они чуть ли не с двух лет сидят в соцсетях. Если мы посмотрим на то, как они общаются друг с другом, окажется, что среди них сам собой вырабатывается некоторый этикет общения, существования в публичном, прозрачном для всех пространстве. Понятно, что ты не должен слишком много рассказывать о себе, потому что это может быть использовано против тебя. Ты не должен вывешивать свой адрес или место работы своих родителей, не должен слишком эмоционально реагировать на провокации, потому что это тоже характеризует тебя не с лучшей стороны. Люди моложе 20 лет очень технично формируют этикет общения на интернет-платформе. Доминик Вольтон: Почему-то все считают, что с интернетом можно делать все, что угодно. Я не против интернета, но все должно быть в своих границах. Что можно сказать молодым людям, которые с ума сходят от интернета? Будьте осторожны. Важно общаться не только с компьютерами, но и посидеть поболтать, какую-то интрижку любовную завести и так далее. Почему все так любят интернет и не любят радио и ТВ? Потому что считается, что ТВ и радио – это пассивные средства коммуникации, а интернет – активное. Ничего подобного. Чтение книги и прослушивание радио требует от нас не меньших усилий, чем шлепанье по клавиатуре. Юрий Сапрыкин: Я очень люблю радио. Главное, чтобы в нем не играла музыка. В остальном, мне кажется, это совершенно гениальное изобретение.