В международном обществе «Мемориал» в честь 95-летнего юбилея Учредительного собрания состоялся круглый стол «Учредительное собрание в России: история и современность». Slon публикует несколько его фрагментов.
Константин Морозов, доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин РАНХиГС и кафедры истории России нового времени РГГУ 

На мой взгляд, достаточно велики шансы, что в момент серьезных социально-политических трансформаций современного российского общества Учредительное собрание или, как его называли сто лет назад, «хозяин земли русской», может быть востребовано как механизм легитимации новой власти всем обществом через свободные выборы. Потому что легитимность сегодняшних выборов, легитимность сегодняшней власти и легитимность Государственной думы поставлены под очень большой вопрос. Более того, судьба Государственной думы тоже под большим вопросом, потому что сама идея Государственной думы всегда рождалась авторитарной властью, которая изначально рассматривала ее как симулятор парламента, а вовсе не как полноценный парламент.
Учредительное собрание может стать последним шансом на примирение воюющих или собирающихся воевать сторон, шансом найти согласие. И если с разгона Учредительного собрания началась гражданская война, то не исключено, что будущее Учредительное собрание поможет предотвратить и гражданскую войну, и распад страны. Мне кажется, можно, перефразируя поговорку «Мертвый лев лучше живой собачонки», сказать, что разогнанное Учредительное собрание все же значительно лучше ныне здравствующей Государственной думы.
Учредительное собрание – демократический парламент. В отличие от Государственной думы, недопарламент. Вы что хотите с Госдумой делайте, она никогда не станет парламентом, хотя это, может быть, моя очень субъективная точка зрения. И сейчас это дите ненавидит 90% страны. Власть сделала все замечательно для того, чтобы не повторился февраль 1917 года, чтобы больше никогда демонстранты не пришли туда, где заседает Госдума, и не отдали бы ей власть. Госдумой сама идея парламента дискредитирована до предела. Это была вполне сознательная политика. 
Теодор Шанин, профессор социологии Манчестерского университета, президент Московской высшей школы социальных и экономических наук 
Когда смотришь на дебаты в России, потрясает, насколько мало внимания обращается на то, что есть, на те демократические корни и те демократические тенденции, демократические институты, которые существуют в России. Вместо этого строится абстрактная, прекрасная картина необыкновенного будущего, которое можно придумать. Люди сидят и придумывают себе блестящее будущее. Лучшее будущее, чем это ужасное настоящее, которое существует. Эти дебаты всегда об отрыве от политической действительности страны. Во всех дебатах ставится вопрос «Как бы придумать что-нибудь необыкновенное», а не «Что сделать с тем, что есть, чтобы продвинуть вперед то, что есть, и добиться лучших результатов наиболее эффективно и самой малой кровью».
Я думаю, проблема заключается в невозможности политического класса думать категориями реальных, существующих процессов, незаинтересованности. Дебаты употребляют, скорее, как способ атаковать противника, но не как реальный процесс для обустройства реальной России. Я думаю, в этом центральное объяснение того, что произошло 95 лет назад. Это не могло произойти по-другому, потому что не было настоящей связи с действительностью. Те, кто сомневаются, пусть возьмут книгу «Государство и революция» Ленина. Это совершенно невероятная книга, абсолютная утопия, написанная вне всякой связи с тем, что было в России, что есть в России или что будет в России. И ее пишет человек, который, вообще-то говоря, гордился тем, что он не утопист. Более утопической книги я в жизни не читал.
Илья Пономарев, член фракции «Справедливая Россия» в Госдуме, один из лидеров Российского социал-демократического движения «Левый альянс» 
Представляете, начало 2018 года, глубокий политический кризис перед выборами президента, правые эсеры, ведомые нерешительным лидером, пытаются спасти остатки российской государственности и в союзе с октябристами и кадетами из Координационного совета оппозиции созывают Учредительное собрание. Левые эсеры вместе с «Левым фронтом» из тактических соображений поддерживают созыв Учредительного собрания, и вот тут аналогия заканчивается, потому что в зал входит единоросс Железняк и говорит: «Следственный комитет устал ждать». <...> 
Одна из самых больших проблем современной российской системы – это как раз недостаток ее легитимности. Я думаю, корень лежит в 1993 году, когда принималась действующая Конституция. Многие тогда говорили о том, что и метод принятия Конституции, и отдельные положения этой Конституции неминуемо рано или поздно приведут к кризису легитимности власти. Вот он, собственно, и наступил. <...> Уже тогда были разговоры в той же самой Межрегиональной депутатской группе: «Борис Николаевич, допустим, хороший президент, но после Бориса Николаевича придет какой-нибудь кагэбэшник, и на этом все закончится». Как в воду глядели. И это не от того, что Путин проводит другую политику, как это считают многие нынешние либералы, как раз наоборот: он проводит ровно ту же самую политику, и, собственно, вся Конституция была написана таким образом не потому, что кто-то что-то не додумал, не догадался, а потому, что было вполне понятно, что невозможно провести ту политику, которая закладывалась тогда, абсолютно демократическими методами. Потому что если была бы полная демократия, были бы свободные выборы, в 1996 году победил бы Геннадий Андреевич Зюганов. На самом деле ничего страшного от этого бы не было, потому что я не вижу принципиальной разницы между Геннадием Андреевичем Зюгановым и тем, что мы наблюдали после этого, но тем не менее была бы немного другая группа людей у истоков российской государственности. <...> 
В интересах и действующей элиты, и большинства населения преодолеть этот самый кризис легитимности. Деятельный способ преодоления – это разработка, вне всякого сомнения, новой Конституции. Однако вряд ли ее разработка может быть проведена методом Учредительного собрания. 
Вадим Дамье, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института Всеобщей истории РАН, активист и теоретик анархо-синдикалистского движения 
Я на самом деле прекрасно понимаю, почему демократические левые сейчас так активно ностальгируют по Учредительному собранию. Можно вспомнить, что это был первый в истории случай, когда левые победили на парламентских выборах, до этого такого не было ни в одной стране мира. Не зря одна из статей, посвященная Учредительному собранию, была озаглавлена «Десятки миллионов социалистических избирателей». <...>
Когда Совет народных комиссаров разгонял Учредительное собрание, он делал это не потому, что хотел дальнейшего развития революции, он делал это исключительно потому, что между большевиками и умеренно социалистическими партиями шла борьба за власть. Это был вопрос власти. Большевики, которые в этот момент обладали всей ее полнотой, не желали делиться властью с Учредительным собранием, как им пришлось бы сделать, если бы был достигнут компромисс и сформировано коалиционное правительство. Другое дело, если бы массы тогда знали, чем кончится большевистская власть, что к лету большевики совершат свой собственный контрреволюционный переворот, тогда, наверное, массы реагировали бы на происходящее иначе. Возможно, матрос Железняк в этой ситуации сказал бы свои слова не только Учредительному собранию, но и Совету народных комиссаров.
Андрей Медушевский, доктор философских наук, профессор ВШЭ 
Временное правительство испытало в известной мере паралич воли. Существовало как минимум три возможности уничтожить конкурирующую власть Советов. Первая возможность была 2 марта, когда Временное правительство пошло на переговоры с Советами, таким образом признав их и легитимировав их претензии на власть. Вторая возможность была во время июльского кризиса, когда временная власть могла уничтожить Советы, воспользовавшись выступлением большевиков. И третья возможность – это август-сентябрь, когда генерал Корнилов попытался свергнуть Советы; ему в этом помешал Керенский. Было три возможности уничтожить Советы, и здесь проявилась неспособность Временного правительства консолидировать власть. Временное правительство плохо понимало технологии государственных переворотов новейшего времени. Оно их сводило к представлению о том, что все политические дебаты должны вестись в Таврическом дворце, без учета того, что существуют новые технологии массовой мобилизации, которые не связаны с парламентскими дебатами, а могут привести к власти экстремистские силы. Временное правительство, используя современные понятия, должно было сделать что-то вроде антитеррористической операции, аналогичной уничтожению бен Ладена, а не заниматься двадцатипятистепенным вопросом о том, является ли Ленин немецким шпионом или не является. <...>
Я хотел бы отметить, что Учредительное собрание – это, конечно, не парламент. Здесь часто звучал этот тезис. Учредительные собрания иногда в истории становились парламентами – это Долгий парламент в Англии, он был разогнан Кромвелем. Второй пример – это французский революционный Конвент, он завершился гильотиной. Третий пример – это Кнессет в Израиле, который был создан для того, чтобы создать новое государство и принять конституцию, но вместо этого провозгласил себя парламентом, и, как известно, конституции Израиль до сих пор не имеет. Так что все примеры превращения собрания в парламент крайне негативны. <...>
Учредительное собрание на современном этапе мне представляется ненужным. Во-первых, потому, что нет революционной ситуации, нет того, что называется конституционным моментом, неких завышенных ожиданий общества от Конституции. Массы сегодня совершенно равнодушны к конституционным дебатам. Во-вторых, у нас нет закона о конституционном собрании. Это очень важно. То, как будет выглядеть возможное Конституционное или Учредительное собрание, будет зависеть от того, кто этот закон пишет и принимает. Совершенно ясно, что в современных условиях писать этот закон будут правящая партия и ее союзники. Таким образом, мы можем потерять те демократические достижения, которые есть в Конституции 1993 года, не приобретя ничего взамен. <...>
Кто заинтересован в Учредительном собрании? На мой взгляд, наибольшая активность идет от консервативных правых партий, клерикальных партий, которые выступают за принятие государственной идеологии в Конституции, за отмену светского государства, за увеличение роли РПЦ. Это одна угроза. Другая угроза Конституции – это крайне левые партии, которые хотят вернуть нас в Советский Союз, некоторые во всяком случае из них. И третья угроза – это националисты, которые хотят нас и вовсе вернуть к Земским соборам. В этом контексте созыв Учредительного собрания, по-моему, не нужен.