Сегодня мы публикуем сокращенную версию лекции Шломо Вебера, профессора Южного методического университета в Далласе (США), научного руководителя Лаборатории изучения социальных отношений и многообразия общества Российской экономической школы, «Социальное многообразие России: шанс или вызов?». Она была прочитала в рамках цикла «Homo Socialis – кто он?», организованного Фондом Егора Гайдара и РЭШ. Разнообразие – хорошо это или плохо? Почему снижение уровня разнообразия может быть полезным для страны?

Если бы я спросил, что такое разнообразие, хорошо это или плохо, неизвестно, что бы вы сказали. В экономике всегда и на все один ответ – и да, и нет: с одной стороны, хорошо, с другой – не очень. Есть, конечно, примеры, когда разнообразие – это прекрасно: когда люди с разным опытом, образованием, идеями работают в коллективе. Тогда видение, понимание приходит из разных уголков света, различные подходы могут действительно помочь делу, слиться во что-то полезное.

Стандартный пример – Кремниевая долина 1980–1990-х годов, когда туда ехали люди из далеких друг от друга стран – Индии, Китая, России (сначала Советского Союза, потом России), Израиля, государств Европы, и сочетание удивительных талантов привело к выдающимся результатам. Один из показателей: в какой-то момент 40% бизнеса в Кремниевой долине владели иностранные граждане, те, кто родился вне пределов США. Люди приезжали, работали, находили применение своим способностям. Есть еще пара примеров того, что разнообразие – этническое, лингвистическое, культурное – является важным для развития. Было проведено исследование в пятидесяти американских городах, их рассматривали с точки зрения культурного многообразия. Города с высоким уровнем такового показывают и высокий уровень экономического развития, а также технического прогресса. Понятно, первым в списке был Сан-Франциско, а потом уже другие, и Баффало – на последнем месте. Есть и другие исследования городов США и Европы, демонстрирующие, что заработки там, где велико разнообразие, как правило, выше. Идея такова: когда разные таланты удачно сосуществуют, иногда из этого выходит нечто хорошее. Не всегда, как мы увидим.

Есть, конечно, и более тяжелые примеры. Первое, что приходит в голову, – лингвистические и этнические конфликты. Если мы пройдемся по всем континентам, то увидим, что они отрицательным образом влияют на развитие стран. Даже в Европе много лингвистических конфликтов – скажем, развал Югославии, лингвистические конфликты в Испании, Италии, Англии, – не говоря уже об Азии, Африке, где эти они на разной почве возникали в последние 50–60 лет. Индия, Пакистан, Бангладеш... Понятно, что иной раз соседи не уживаются друг с другом. Трагедия Африки – это один из ярких примеров.

Считается, что отсутствие прогресса в Африке после деколонизации в большой степени объясняется политическим, лингвистическим и этническим разнообразием во многих странах. 

Кстати, и в России 106 языков, как мы недавно подсчитали, но практически в любой стране Африки их больше. После деколонизации власть переходила от одной политической и этнической группировки к другой, и в результате – отсутствие политической стабильности и стабильного экономического прогресса. Континент развалился довольно быстро. Не то чтобы они были на высоком уровне развития до этого, но стало хуже. Помните президента Ганы – Кваме Нкрума? Что произошло после деколонизации Африки? Страна тогда производила 90% какао в мире. Пришло к власти правительство Нкрума, а он сам был из той части страны, в которой как раз какао не производилось. Что они сразу же сделали? Обложили производителей какао огромными налогами, и производство стало падать. Оно падало, падало, потом власть поменялась, пришла группировка, которая происходила из региона, производящего какао, они все налоги отменили. Но потом власть снова сменилась, и за 20 лет они с 90% дошли практически до нуля, то есть страна потеряла свою роль в производстве какао. Вот такого рода политические и этнические дрязги для Африки очень типичны: и Гана, и Нигерия, и Того, много разных стран, где похожее происходило.
Так что разнообразие, когда его слишком много, тоже может быть отрицательным фактором. Возьмем Европейский союз, объединение, где 28 стран, 24 языка. Пока все было хорошо, Англия, Франция, Италия решали дела по-семейному, в начале разнообразия особенного не было, а было единство идей и целей.

А потом ЕС начал расширяться, присоединились восточноевропейские страны, и степень разнообразия повысилась до такого уровня, что даже существование Европейского союза как единицы сейчас под угрозой – в той степени, в которой ЕС действительно хочет продолжать быть лидирующей силой в мировом сообществе.

Итак, иногда разнообразие – это плохо, иногда – хорошо. Но если мы хотим это хорошее и плохое соединить, то можно говорить о разнообразии как о перце, сахаре или соли, которые мы добавляем в еду или в чай. Вы пьете чай, не знаю, сколько каждый из вас кладет сахара (кстати, если исследования, что в России кладут сахара больше, чем в других странах, уже не четыре ложки, наверное, уменьшилось до трех). Когда совсем сахара нет, то как-то несладко, а когда четыре ложки – приторно.

Почему разнообразие важно? Будь мы одинаковыми, как один решил, так все остальные и подумают, все было бы просто. В реальности есть очень важный момент, который пока еще недооценивается: когда происходят большие экономические изменения – финансовый кризис, наводнения, ураганы, – разные люди, регионы, группы страдают по-разному. Понимание того, что боль или счастье не распределяются равномерно, имеет большое значение. Если мы говорим о том, что какая-то страна растет очень быстро (скажем, Китай на протяжении какого-то периода до последних лет), всегда есть сектора, группы, регионы в стране, на которых общий рост сказывается негативно. Даже когда Америка росла очень быстро, были в стране регионы, страдавшие от темпов, особенно в процессе глобализации. Например, зона в центральной части США. И это имело серьезные политические последствия. Когда производство стало исчезать, всем в Калифорнии и Нью-Йорке было хорошо, а в центре людям приходилось несладко. То же самое и с Россией: даже когда рост был серьезным, он шел неравномерно.

Теперь о самом разнообразии. Я написал короткий список различных форм разнообразия, которые существуют и изучаются. Одна из них – религиозное разнообразие. Религия – вещь существенная, не знаю, какой аспект так же важен, но, кажется, это историческое разнообразие, развитие регионов в исторической ретроспективе. Экономическое разнообразие – понятно, что регионы по-разному участвуют в экономическом прогрессе. Безусловно, идеология – тут особенно спорить не надо, идеология может различаться, историческое прошлое может по-разному отразиться на ней, и это является важным элементом развития. География – понятно, Россия – страна, где географическое разнообразие является очень существенным фактором. Языки – я лично занимался больше всего этим видом разнообразия. Понятно, что люди говорят на разных языках, и это имеет существенное влияние на экономическое, социальное и политическое развитие. Но лингвистическое разнообразие изучается довольно давно, а вот, скажем, генетическое – с недавних пор: в последнее десятилетие разница в наших генах, распределение генов по населению страны считается очень значимым. Такой длинный список факторов дает мне возможность сделать заявление: это междисциплинарные исследования. Тут есть и экономика, и социология, и антропология, и политология, и генетика, конечно, и физика, которую я не упомянул, потому что социальные взаимоотношения похожи в некотором роде на физические процессы.

Для нас основные два момента – это лингвистика и генетика. Если бы я выступал в Соединенных Штатах, то, наверное, убрал бы слово «генетика» и не стал бы о ней говорить, потому что с политической точки зрения это тяжелый момент. Считается, что когда мы начинаем говорить о генетическом разнообразии, сразу же возникает призрак расизма, и это, конечно, тема, которую не везде можно затрагивать. Тем не менее, я думаю, даже этот список неполон. Я сам, наверное, мог бы добавить еще что-то.

Первый вопрос – как мы будем измерять разнообразие? Человечество измеряет его много лет, не мы тут первые. Наиболее исследованная область – разнообразие биологическое. Число волков, собак, лисиц, медведей, разных видов – это мера разнообразия.

Есть удивительная цитата Фомы Аквинского: один ангел важнее, чем камень, но это не означает, что два ангела важнее, чем ангел и камень. Уже тогда он определил значимость разнообразия.

Возьмем ту же Папуа – Новую Гвинею, где говорят на 857 языках. Очень просто – насчитали 857, убедились, что на всех них говорят. Когда встречаешь такую цифру, становится не по себе: разве такое бывает? Да, бывает, действительно – на всех этих языках говорят. Но это все хорошо, пока мы измеряем число различных типов цветов или животных. Однако вот мы начинаем заниматься социальными науками, и тут важным вопросом становится, сколько человек говорят на языке, потому что распределение населения весьма существенно для понимания экономического процесса. Если все говорят на одном языке, а три человека – на остальных 856, то это одна ситуация, а если вы разделите население на 857 равных групп, то совсем другая. Тогда и оценка экономического и политического процессов будет иной. Нам важнее распределение характеристик, нежели просто количество языков.

Разнообразие измеряется таким образом. Мы разбиваем страну на группы и говорим: какова вероятность того, что, если вы случайно выберете двух граждан, они будут принадлежать к разным группам? Если бы все принадлежали к одной группе, как, скажем, в Северной Корее (может, потому, что я там не был, мне кажется, что это самая гомогенная страна), тогда вероятность того, что два человека будут из разных групп, равна нулю, разнообразия там не будет. А в той же Новой Гвинее бог знает сколько этого разнообразия было бы.

Тут возникает проблема такого рода: являются ли сербский и хорватский разными языками? Я даже не хочу вдаваться в эту дискуссию, потому что вопрос сложный, в Сербии один ответ, а в Хорватии другой. Являются ли итальянский и венецианский одним и тем же языком? Я хочу сказать, что в случае языков, которые очень близки друг к другу, разбиение на группы становится делом тонким. Как мы выходим из положения? Если нам трудно каждый раз собирать комиссию и решать вопрос, является ли венецианский язык отличным от итальянского, мы вводим понятие расстояния между языками, расстояния между характеристиками. Тогда мы говорим, что если расстояние между венецианским и итальянским (сербским и хорватским) очень маленькое – какие-нибудь 0,05, – и становится легче подсчитывать.

А как мы подсчитываем расстояние? Есть разные методы: можно создавать древо языков и смотреть, если два языка действительно очень отдалены друг от друга, то расстояние большое, если они находятся на одной веточке, то маленькое. Это

мы взяли из лингвистики. Можно делать по-другому, взять несколько слов и изучить, есть ли там общие корни. Надо сделать 200 маленьких исследований по каждому из выбранных 200 слов. Расстояние подсчитывается так: те слова, для которых нет общего корня, делим на общее число слов, получаем цифру – это и будет расстояние. Занятие это, конечно, довольно-таки трудоемкое.

Перейдем к России. Мы сейчас выпустили книгу «Oxford Handbook of Russian Economy» («Оксфордский справочник российской экономики»), где описываются разные сектора российской экономики. Данных мы собрали много. С нашей точки зрения, в России уровень экономического неравенства довольно-таки высок, в 2011 году он достиг 0,42 – больше, чем практически в любой стране в Европе, больше, чем в Белоруссии и Замбии. Но и в аспекте безработицы и доходов разнообразие тоже велико. Не так сложно догадаться, какие два региона здесь лидируют.

Общие моменты таковы: этническое разнообразие – довольно серьезный фактор для развития страны. Лингвистическое разнообразие. Тут тоже понятно, какие регионы находятся на левой стороне: Ингушетия на самом первом месте. У нас была градация от 5 до 1, большинство регионов расположились справа, где 1, но многие оказались слева, где высок уровень культурного отличия от среднего гражданина в России и по языкам, и по культуре – у нас есть разные матрицы.

Сосредоточусь на географическом аспекте, который в России чрезвычайно значим. Когда мы писали и редактировали эту книгу, было много дискуссий, почему уровень развития экономики в России не самый высокий. Понятно, что тут влияние правительства, диверсификация продвигается медленно, неоптимальное распределение населения по стране, которое является результатом политики в предыдущем столетии. Но вот что я хотел бы отметить, обратив ваше внимание на миграционные вопросы, тесно связанные с проблематикой разнообразия.

Вот такая цифра, не знаю, удивит ли она вас: в России живет больше 11 миллионов иностранных граждан. Больше 5 миллионов из Центральной Азии и более 2 миллионов с Кавказа.


Миграция – явление довольно сложное, Россия не единственная страна, которая с этой проблемой сталкивается. В Штатах тоже огромное количество мигрантов: за последние 10 лет Америка приняла около 14 миллионов человек только легальных переселенцев, это не говоря о нелегалах, пересекающих границу с Мексикой. Вопрос общий, но что отличает Россию, так это тесная связь между вопросами разнообразия и миграционной политикой.

Тут два момента. Первый – технический: в России до сих пор не существует никакой правительственной организации, которая бы ведала охраной прав мигрантов. В США и в Европе они есть. В России даже наем мигрантов никак не узаконен, нет компаний, занимающихся этим легально. Это формальный технический момент.

Для самой проблемы разнообразия важен процесс образования, особенно среди детей мигрантов. В России практически отсутствует понятие нелегальных мигрантов, есть приезжие, которые просрочили документы. 11 миллионов иностранцев – сколько из них детей? Что можно сделать с этим?

Назад всех отослать нельзя, значит, надо не воевать, а принимать. Воспитание нового поколения, включение детей мигрантов в культурную среду России, с моей точки зрения, является единственным ответом на этот вопрос.

Сейчас есть много школ, особенно по Москве, где многие первоклассники не говорят на русском языке. Образование и понимание, каким образом включить людей в созидательный процесс – и родителей, и детей, – является очень существенным, это может снизить уровень разнообразия в стране. Помните, я упоминал, что есть оптимальная степень разнообразия, помогающая обществу сохранить себя и продолжать развиваться? Но разнообразие – величина динамическая, оно меняется от поколения к поколению. Частично в наших руках сдвинуть эти границы и дать возможность огромному числу людей, приехавших из других стран, включиться в этот процесс.

Мне хочется закончить свое выступление тем, что развитие образования и снижение уровня разнообразия являются одним из возможных путей, по которым страна должна развиваться.

Разнообразие – вещь сложная, непонятная, хотя сначала выглядит простой. Но его изучение, особенно в среде, которая так быстро меняется, неизбежно. И тут помощь нужна со всех сторон, из различных дисциплин. Вопрос новый, интересный, важный, я думаю, что без его решения нам трудно будет двигаться вперед. 

Видеозапись лекции полностью

видео