Илья Пономарев
Фото: PhotoXPress.ru
Илью Пономарева, единственного парламентария, проголосовавшего против присоединения Крыма к России, на днях лишили депутатской неприкосновенности. Ничто теперь не мешает следствию возбудить в отношении оппозиционера уголовное дело: ему инкриминируют хищение 22 млн рублей у фонда «Сколково», в который Пономарев привлекал международных партнеров. Впрочем, от российского правосудия депутат находится на безопасном расстоянии. Илья уже был в Америке (искал там инвесторов для строительных проектов Новосибирской области, от которой избрался в Госдуму), когда узнал, что его счета заблокировали приставы. С возвращением политик решил повременить. С тех пор прошло девять месяцев, и домой он по-прежнему не собирается. «Планировал в мае вернуться, а сейчас уже не знаю, какие у меня планы», – улыбается Пономарев как ни в чем не бывало.
Мы встретились в Кремниевой долине, где Пономарев теперь проводит много времени. Ему обрывают телефон, то и дело к нему кто-нибудь подходит. Под ярким калифорнийским солнцем бликует депутатский значок, приколотый к лацкану его пиджака. Пономарев говорит, что не оставил политику, просто теперь намерен участвовать в ней из-за рубежа. «Чем занимаюсь? – отвечает он на дежурный вопрос. – Да тем же самым: пытаюсь сделать так, чтобы товарищи, которые меня не пускают в Россию, об этом пожалели, причем желательно по максимуму».
– На что вы вообще тут живете все эти месяцы? Подрабатываете?
– Естественно, надо же как-то себя поддержать. Я тут оказался без копейки денег, все счета там [в России] арестованы, карточки не работают. Виза у меня категории B1 – туристическая, по ней тут работать нельзя. Можно эпизодически получать гонорары преподавательского характера. Плюс могу давать советы – помогаю десятку компаний. Время от времени они мне платят три копейки. Еще меня ограничивает депутатский статус, который запрещает мне работать с коммерческими и некоммерческими организациями и получать за это деньги. Хотя разрешено заниматься преподавательской и научной деятельностью.
– Но вы сами говорите, что помогаете компаниям, и при этом на возмездной основе. К какой деятельности это относится?
– К научно-исследовательской. Делаем research.
– Что за компании?
– Стартапы в основном. Есть местные компании. Есть российские, которые сюда выходят. Еще восточно-европейские, в частности украинские и польские. Я, кстати, много времени провожу в Восточной Европе, даю рекомендации по механизму реформ в энергетике с точки зрения энергетической независимости. Не хочу говорить конкретнее, иначе потом могут быть проблемы.
– Вы востребованы. Правда, не все в России понимают почему.
– Я прямо теряюсь, когда меня об этом спрашивают. Что я могу сказать? Ну, авторитет у меня есть определенный. В этом вопросе я специалист – у меня были свои стартапы, свои фонды. В технологической тусовке меня очень хорошо знают и уважают.
СПРАВКА
Свою первую IT-компанию, «Русспрофи», Илья Пономарев запустил еще 1991 году (в 16 лет). Опыт управления венчурным фондом он получил во время своей работы в «Сибинтеке», дочерней структуре нефтяной компании ЮКОС. В 2000 году Пономарев возглавил управляющую компанию ARRAVA IMC, чья деятельность охватывала широкий спектр направлений – от развития систем интерактивного телевидения до участия в разработке ФЦП «Электронная Россия».
– И много времени у вас отнимает подработка?
– Не так много. Вообще-то моя основная деятельность сейчас – работа с диаспорой. Прилагаю усилия к тому, чтобы наша русская диаспора стала организованной силой, так же, как, например, украинская. Она сыграла очень важную роль в преобразованиях на Украине. По сравнению с ней российская диаспора очень аморфна и раздроблена.
– Здесь, в Калифорнии, вы считаете, тоже?
– В Кремниевой долине она, пожалуй, наиболее сплоченная. Тут много разных мероприятий, конференций для русских. Люди друг друга знают, много общих интересов.
– Сколько в Долине наших соотечественников?
– Примерно 200–250 тысяч человек. А всего в Калифорнии около 1,5 млн. При этом даже в Штатах 3–4 млн. А в целом в Северной Америке, включая Канаду, не скажу русских, скорее русскоязычных – около шести миллионов.
– И всех этих людей вы считаете своей целевой аудиторией?
– Не всех, конечно.
– Тогда поясните, кого?
– Во всей русской диаспоре можно выделить три значимых страты. Первая – это старая, дореволюционная эмиграция. Она разбивается на два отряда. Первый, что называется, простые крестьяне, которые переселялись по религиозным мотивам. Среди них очень много старообрядцев, протестантов, выходцев с Украины. Сейчас мы, конечно, можем говорить об их правнуках. Исторически две точки концентрации украинцев – Филадельфия и Чикаго, а вот русских очень много здесь, на Западном побережье: в Северной Калифорнии, где их под миллион, особенно много в районе Сакраменто. А также в Орегоне, в котором русский язык, если верить данным переписи, третий по распространенности после английского и испанского. Думаю, можно говорить о 1,5 млн таких эмигрантов.
– Неужели этих людей волнует судьба современной России?
