Татьяна Юмашева на открытии ХIII фестиваля искусств «Черешневый лес».
ИТАР-ТАСС / Сергей Карпов
Интервью дочери президента России – событие. Татьяна Юмашева рассказывает журналу Forbes Woman про музей Ельцина – президентский центр, который будет открыт в конце ноября в Екатеринбурге, про самого Ельцина, про войну в Чечне, про Бориса Немцова, которого она лично уговаривала и уговорила приехать в Москву из Нижнего Новгорода в марте 1997 года, про «семейное правление» («разговоры о “семье” нужны были, чтобы дискредитировать президента»), наконец, про свою нынешнюю семейную жизнь.
Ельцинский центр, надо признать, открывается очень вовремя, и интервью Юмашевой тоже кстати – 90-е сегодня в центре внимания. Понятно, почему так происходит. Когда нет представлений о будущем, остается заняться прошлым, собирая набор из удобных мифов. Девяностые становятся идеологической конструкцией, легитимизирующей положение вещей. Точнее, антиконструкцией. От 90-х отстраивается, как говорят в политике, вся нынешняя эпоха: тогда были слабыми – сегодня сильные; тогда страна распадалась – сегодня, наоборот, расширяется. В путаной логике, разъясняющей, почему Крым наш, главный тезис заключается в том, что в 90-х страна «не могла защитить свои интересы» (и терпела от Запада унижения). А теперь – может.
Вы верите, что та власть не дергала за ниточки, не репрессировала несогласных, не фальсифицировала выборы? Тогда мы идем к вам
Как известно, карго-культ – это вера в то, что изображение работает не хуже оригинала: если построить соломенные радиовышки, то прилетят самолеты с настоящей тушенкой. Политолог Екатерина Шульман в свое время ввела понятие обратного карго-культа – представления о том, что тушенка тоже муляж и общественной свободы нет нигде, просто некоторые изображают ее лучше, чем остальные. Дискредитация свободы в России – широкий, масштабный проект. Он направлен не только вбок, на Запад, но и назад, в прошлое. Вы до сих пор наивно верите, что та власть не дергала за ниточки, не репрессировала несогласных, не подменяла институты декорациями и не фальсифицировала выборы (как это, засучив рукава, делаем мы сегодня, да и все всегда делают)? Вы верите, что в России возможно и по-другому? Тогда мы идем к вам.
Фундамент этого проекта сегодня держится на крепнущем убеждении, что победа Бориса Ельцина на выборах 1996 года была жестоко фальсифицирована. Это его ключевой пункт, с одной стороны, дополняющий картину тотальной неудачи постсоветского либерализма, – тех самых «лихих 90-х», – с другой стороны, попадающий в сердце нынешнего общественного ресентимента, по выражению Глеба Павловского, в самое затертое место на карте поисков заветной точки, в которой стрелка российской истории была переключена на тупиковый маршрут. Люди вообще склонны к таким переживаниям. Потому так и популярен только что пролетевший мимо Марти Макфлай: вот бы вернуться назад, в конкретный день и час, и все исправить, – очень заманчивая мысль для всех, у кого неудачно сложилась жизнь.
Носитель обратного карго-культа, конечно, не верит, что настоящая тушенка существует, но выучил, что веру в нее следует имитировать. Поэтому он становится похож на оскорбленного религиозного фанатика – чем дальше, тем ему тяжелее жить со своей неизбывной болью. Что же вы натворили в 1996 году, буквально на днях картинно переживал экс-чиновник Олег Морозов, в течение пяти лет руководивший Управлением внутренней политики в Кремле. Что же вы натворили? Четыре слова, и пожалуйста: концепция «по слухам, не все тогда было чисто» перерастает в концепцию всем очевидной свершившейся катастрофы. (Катастрофа эта объемна и многомерна: что же вы натворили? – параллельно и с такой же скорбной гримасой с ооновской трибуны бросает Западу президент.)
Так вот, разговоры о фальсификациях на президентских выборах 1996 года – ложь, отвечает им Татьяна Юмашева. Она приводит два важных довода.
