Андрей Даниленко: «Не дай бог узнают, что на самом деле едят»

На минувшей неделе российские производители молока предъявили властям нечто похожее на ультиматум. Если прямо сейчас начать требовать от них ветеринарные сопроводительные документы на питьевое молоко (для выполнения приказа Минсельхоза), будут последствия – от роста цен до перебоев с поставками. В ответ чиновники заявили, что никуда не торопятся – ветсертификацию введут лишь с 2018 года. Но потушить скандал вовремя не получилось, угрозы молочников дошли до Кремля. Перед телекамерами президент Путин говорил о них с подчеркнутой тревогой и легким укором – напротив сидел министр сельского хозяйства Александр Ткачев, который, судя по виду, был встревожен не меньше. О том, как чувствует себя молочный бизнес, про роль госдотаций и успехи в борьбе с фальсификатом корреспондент Slon Magazine поговорил с Андреем Даниленко, предпринимателем американского происхождения, руководителем Национального союза производителей молока («Союзмолоко») и главным в стране отраслевым лоббистом.

– Скажите, рост цен, срывы поставок – это все реальные угрозы или просто новый стиль общения с государством?

– Спор с Россельхознадзором по поводу ветеринарных сертификатов длится уже несколько лет. В прошлом году мы тоже закатили скандал, когда они [в Россельхознадзоре] в очередной раз с какого-то дня собирались ввести новые правила. Это старый нарыв, который никак не заживает. Что важно: ни одну из заявленных задач: прослеживаемость продукции, контроль фальсификата – новая система не решает. Это просто невозможно по технологическим причинам. Нас уверяют, что электронную систему легко и дешево внедрить – ну да, как «Платон». На деле система сбоит, зависает, мы ее проверили в ходе эксперимента на одном из наших заводов. Не говорю уже о том, что для введения данных в систему требуется уйма времени и десятки тысяч человек, которых придется нанимать.

– Ткачев на приеме у Путина вроде бы что-то говорил про общепринятую международную практику электронного ветеринарного контроля.

– Это самое ужасное. Кто-то, я считаю, ввел министра в заблуждение. Нигде в мире такой практики нет, ответственно вам заявляю. Члены нашего союза – транснациональные корпорации. Они говорят, что не знают аналогов. К тому же в России мы явно не страдаем от недостатка надзорного внимания. Работает Роспотребнадзор, мы делаем сертификат соответствия, есть штрихкодирование, наконец. Но теперь над нами пытаются поставить еще одну организацию, которая будет решать, пускать наш товар на рынок или нет. Хотят взвалить на нас еще одну обязанность – прямо скажем, не имеющую смысла. Ведь речь не о том, что ветеринарные сертификаты – это дополнительные лабораторные анализы, контроль за качеством. Если бы! В нашем случае это просто бессмысленное вбивание в компьютер бесполезной информации, причем не внешними контролерами, а людьми, которым я же плачу зарплату. И вот еще что удивляет – выбор момента. Все это происходит в кризис, который мы чувствуем, возможно, как никто другой.

– Хотите сказать, что молочная отрасль находится в каком-то особенно плачевном состоянии?

– Если брать весь продовольственный сектор, то по степени рисков для инвестора самое узкое место – это молоко, молочное животноводство. Инвестору интереснее производить подсолнечник, свинину, мясо птицы. На тысячу долларов, вложенных в свиноводство, ты получишь тысячу долларов годового оборота, но в молоке – только $250. Что такое свинина? Ты через полгода с рождения поросенка имеешь товар – мясо. С молоком сложнее. Допустим, родился теленок, точнее, нас интересует только телочка – 50% того, что родилось. Бычок? Он тебе не нужен, не твой бизнес. Далее корова должна прожить два года, прежде чем начнет давать молоко. То есть ты два года вкладываешь деньги в то, что не дает вообще никакой доходности, да еще может заболеть и сдохнуть. Вдобавок ты должен корову осеменить, а она должна родить. Не родила – молока не будет. Итого: два года инвестиций со множеством рисков и непонятным результатом.

– Всегда подозревал, что дойная корова – плохая метафора для прибыльного бизнес-проекта. Хорошо, два года прошли, но затем-то корова начинает энергично отдавать вложенный в нее капитал. Или я что-то не так понимаю?

– Не торопитесь. Вы должны ежедневно доить ее в течение трех лет, просто чтобы окупить вложения. В лучшем случае прибыльная фаза в молочной экономике начинается через пять лет, на это время вы замораживаете свой капитал. Поэтому в мире в этом бизнесе либо те, кто живет им уже в четвертом поколении, либо крупные корпорации. Хотя, что характерно, никто из крупных глобальных переработчиков молочными животноводческими фермами не владеет, там отлично знают издержки такой бизнес-модели и обходят ее стороной.

– Погодите. Вы же сами вкладывались в молочные проекты?

– Да, конечно.

– И вот вы сидите и утверждаете, что для инвестора это гиблое дело.