Российские выборы глазами политтехнолога Обамы

Виталий Шкляров – уникальный персонаж российской политической жизни. После работы на предвыборный штаб Берни Сандерса он оказался в команде Дмитрия Гудкова и поучаствовал в неожиданно яркой – на общем фоне – кампании Григория Явлинского. О том, чем его неприятно удивил российский либеральный электорат, о специфическом отношении к избирателю и о причудливом карьерном пути он рассказал в интервью Republic.

Шкляров также консультировал команду Гудкова на муниципальных выборах 2017 года в Москве.

– Самые популярные упоминания о вас в интернете свидетельствуют, что Госдеп прислал агента ЦРУ в штаб либералов и, мол, удивляться тут нечему. У вас действительно большой опыт политической работы в США? Как вообще вы оказались в американской политике?

– В 2008 году я жил и работал в Берлине, и там же впоследствии началась моя политическая деятельность. В Берлине мне довелось работать с одним из самых продаваемых русско-немецких авторов Владимиром Каминером, мы вместе продвигали русскую культуру и литературу на Западе. Публичные чтения как социальная активность очень распространены в Германии, у нас проходило по пять-шесть встреч каждую неделю. А когда ты работаешь с интеллигенцией в таком формате, всегда поднимаются какие-то политические вопросы. Мы начали разъяснять особенности политического устройства, спорить про особенности немецких партий и их программы, про Россию и тем самым вовлекать людей в политическую жизнь. На тот момент это был новый формат: партии занимались формальной агитацией и не пытались говорить о политике на языке молодежи. Нас заметили и стали вовлекать в более серьезные политические процессы. Так я начал участвовать в избирательных кампаниях мэра Берлина, Ангелы Меркель, что-то делал в Европарламенте, в Партии левых. Но все это было не на высоком уровне.

И вдруг стартовала кампания Барака Обамы. Он был первый человек в политической истории, который сделал политику sexy. Он первый использовал технологию работы с молодежью через социальные сети, у него был не стандартный унылый слоган, вроде «равенство, честность», а – «Yes, we can!», совершенно понятный каждому. Обама вынес политику на уровень обывателя – и меня это потрясло как человека, который вырос в СССР и к политике имел очень посредственное отношение и исторически обусловленную неприязнь. Я никогда особо не хотел поехать в США, но тут решил все бросить и поехал в Нью-Йорк.

– И какие были впечатления?

– Я захватил кусочек социализма – комсомол, пионерию 70-х, и до сих пор испытываю теплые чувства к этому периоду своего детства. Мне казалось, что это безумно дружно, красиво и весело. Я не читал тогда еще Солженицына и не знал всей подноготной того общества. Но тоска по той социальной теплоте осталась. Оказавшись в Нью-Йорке, я вдруг понял, что нет более похожих по ментальности людей, чем американцы и русские. Это парадокс.

– Американцы – такие же, как мы из 70-х?

– Да! За две недели в Нью-Йорке, со всем этим общением, общими ужинами, кухонными разговорами и совместными выходными, с тем, как люди с тобой здороваются на утренней пробежке, как к тебе относятся в метро, – я вдруг нашел для себя тот социум, который, как кажется, потерял в результате тяжелых потрясений, выпавших нашей стране. Здесь я нашел то, по чему тосковал. Я вернулся в Германию, спешно закончил все проекты – и вернулся в Штаты.

– А как вам удалось устроиться? Даже если приезжаешь в США крайне воодушевленный, там есть американцы, которые тоже хотят работать.

– Очень много людей таким же образом туда приезжают, начинают заниматься волонтерством, потом подрабатывать. Я начал работать в избирательном штабе Обамы в Вашингтоне.

– Просто пришел и записался?

– Конечно. Пришел и сказал, что готов помогать. Таких людей сотни, особенно большой ажиотаж был во время избирательной кампании 2008 года. На меня посмотрели и сказали: давай. В первую неделю меня посадили на самую простую работу – холодный обзвон. Тяжелая вещь, особенно если ты не носитель языка, да и задача не самая благородная, вроде как приносить кофе. Это было дико тяжело и обидно, потому что я уже работал на достаточно большом уровне в Германии, встречался с канцлером, депутатами и считал, что делал вполне удачные и серьезные проекты. А тут колл-центр. Мой энтузиазм быстро иссяк. С одной стороны, это «Yes, we can», которым я был вдохновлен, а с другой – подвал знаменитого расследованиями офиса Демократического национального комитета, куда меня посадили делать звонки.

Но надо отдать должное, в Америке совсем другие механизмы карьерного роста. Попади я в такую ситуацию в другой стране, вряд ли у меня были бы шансы как-то вырасти. Но в США хорошо развита система поиска и взращивания кадров. Тебя не могут сразу взять на высокую позицию, несмотря на твой большой послужной лист, а сначала бросают в бой, посмотреть, что будет. То же самое произошло со мной. Через пару дней звонки стали удаваться мне все лучше. Неожиданным бонусом стал мой акцент. Меня спрашивали: «Откуда вы?» Я отвечал: «Из России. Если я прилетел сюда, преодолев океан и 15 тысяч километров ради этого дела, то как вы можете не пойти на выборы? Как?» На той стороне провода обычно воцарялось молчание, а потом человек отвечал: «Да, я пойду». Дело у меня пошло. Через неделю мне поручили руководить маленькой группой, а через четыре недели я уже руководил командой из сорока человек.

– Стремительная карьера. А дальше?

– Вскоре меня перебросили начальником штаба в штат Висконсин. Там избиралась первая в истории Америки женщина-сенатор с нетрадиционной ориентацией и кампания мобилизации и рекрутинга проваливалась. В самом штате не хватало людей и денег, было тяжело найти волонтеров и организовать работу. Здесь пригодились мои навыки, приобретенные в берлинских стартапах. Нужно было найти офис, наладить инфраструктуру, взять людей на работу, за три-четыре недели выстроить работающий штаб и нагнать своего конкурента. Это был самый тяжелый и интересный опыт в моей жизни. Я вдруг получил в управление 1314 сотрудников и крупный город, который нужно было обойти по нескольку раз. И тут мне помогли инновационные решения, которые впервые применялись в кампании Обамы. У каждого, кто ходил по городу, был свой индивидуальный маршрут, основанный на исследованиях, базе данных и моделировании нашего электората. Мы знали, кто в доме номер 17, в подъезде номер 6, в квартирах 28 и 56 голосует за нашего кандидата, а кто сомневается или голосует против. Таким образом, мы точечно отсылали людей. В 2011 году под эту задачу был написан софт, и мы получали результаты опросов электората в реальном времени и сразу же корректировали работу в этом районе, определяя, что ставить на TV или радио.

– Вы были первые, кто это придумал?

– Это было впервые разработано командой Обамы специально для нашего штата. Висконсин знаменит афроамериканским избирателем, тем, который отчасти принес Обаме победу в 2008 году и который больше всего провис в 2012-м из-за разочарования его политикой. В штабе было всего несколько белых и 1300 афроамериканцев. Ты не представляешь, как я их тренировал. Помню, как я первый раз залезаю на стол, невероятно волнуюсь, у меня дрожат руки, ведь я никогда не разговаривал перед таким количеством людей. Да и что сказать? Что мы лучшие и что важно поддержать президента? Они и так вроде это знают. И кто я для них?

Я встал и начал: «Здравствуйте, меня зовут Виталий, я из России». Наступила тишина.