Спектакль "Тополя и ветер" по пьесе Ж.Сиблейраса в "Сатириконе"

Спектакль "Тополя и ветер" по пьесе Ж.Сиблейраса в "Сатириконе"

Фото: Иван Мурзин / ТАСС

На прошлой неделе в прокат вышел фильм Николая Хомерики «Ледокол». История основана на реальных событиях: 15 марта 1985 года ледокол «Михаил Сомов» был зажат льдами вблизи побережья Антарктиды, и моряки вынуждены были провести много дней в ледовом плену. Производственная драма, снято реалистично, режиссер хороший, не попса – но почему-то все равно не веришь этому фильму. На дворе, напомним, март 1985-го – страну только что возглавил Михаил Горбачев. Но странным образом имя генсека в фильме ни разу не упоминается даже мимоходом; экипажу (сотня человек), по мысли авторов, эта тема настолько неинтересна или не важна, что они не вспоминают об этом ни разу за все 133 дня вынужденного дрейфа, маясь от тоски и сходя с ума от бездействия.

Приоритет власти – вытеснение из массовой памяти ключевых событий, лежавших в основании постсоветской России

Объясняется этот странный, нелогичный пробел (в 1985 году нового генсека обсуждали все, даже на переменах в школе) просто: само упоминание перестройки или Горбачева для сегодняшнего российского кино негласное табу – как и многие другие события недавнего прошлого. Для того самого кино, которое финансируется государством, а государство, как напомнил пресс-секретарь президента России в своем первом комментарии по поводу выступления Константина Райкина, за свои деньги имеет право «расставлять приоритеты». Приоритетом, как мы можем, например, судить по этому фильму, является вытеснение из массовой памяти базовых, ключевых событий, которые лежали в основании нынешнего государства – постсоветской России. Если бы не было 1985 года, не было бы и 1991-го; а если бы не эти два события, не было бы и условно и нас с вами нынешних, и всего, что случилось с нами в течение 30 лет, вплоть до сегодняшнего дня. Эти даты для нас все равно что Французская революция для Франции или принятие Декларации независимости для Америки. Это называется «базовый миф» – и вот память о двух базовых событиях с помощью массовой культуры сегодня вытесняется. Это и есть цензура.

Сегодня цензура – это не граф с бакенбардами, которому эрудиция и образование позволяют редактировать самого Пушкина

Надо понимать, что сегодня цензура – это не какой-нибудь граф с бакенбардами, которому уровень эрудиции и образования позволяет редактировать самого Пушкина. И не человек во френче старого образца, который говорит писателю: «Такое можно будет напечатать лет через триста, не раньше» (как якобы сказал главный советский идеолог Суслов, когда прочел роман Гроссмана «Жизнь и судьба»). Выражаясь философски, цензура сегодня безосновна; она построена на том, что «люди сами всё понимают». Государство финансирует большинство культурных институций и художников. В силу им же, государством, установленных правил денег вам взять больше неоткуда – или это связано с большим риском. Вы же не хотите лишиться господдержки в следующем году? Нет, не хотите, вы же не идиот. А значит, вы прекрасно понимаете, на какие темы можно и нужно говорить, снимать, рисовать, чтобы государству понравилось. И на какие темы не нужно говорить, чтобы государство не расстраивать. Поэтому системе больше не нужен ни граф с бакенбардами, ни товарищ Суслов: деньги в соединении с авторитарной этикой (государственные интересы важнее интересов отдельного человека) сами все сделают как надо.