«Повествование в отмеренных сроках» – авторский подзаголовок «Красного колеса», самого масштабного, но при этом самого тяжеловесного, самого непопулярного и самого нечитаемого из текстов Александра Солженицына. Аудитория «Красного колеса» – пусть сотни тысяч, хотя скорее десятки. Аудитория программы «Время» – десятки миллионов. И если, прощаясь со зрителями, ведущий программы «Время» называет свои эфирные три месяца по-солженицынски «повествованием в отмеренных сроках», то он знает, что его поймет в лучшем случае каждый сотый из тех, кто сидит перед телевизором. На чье внимание рассчитывает Кирилл Клейменов? Странная шифровка, странное подмигивание, адресованное в пустоту.
Программа «Время» – бесспорный символ российской телевизионной государственности и одновременно, вероятно, важнейший элемент советского медийного наследия, доживший до наших дней; сравнить программу «Время» можно только с газетой «Правда», и если последняя в наше время превратилась в корпоративную многотиражку КПРФ, не имеющую ничего общего с главной газетой Советского Союза, то программа «Время» – это такая эфирная константа, как будто в стране никогда ничего не менялось, вечные девять часов вечера по Москве. Четыре месяца назад был ее 50-летний юбилей, и в студию приходил Владимир Путин, с которым разговаривали постсоветский Кирилл Клейменов и советская Анна Шатилова, и втроем они выглядели как такая дружная и счастливая советско-постсоветская семья (бабушка, папа и внук), прожившая эти пятьдесят лет под музыку Свиридова, как в пронзительном первоканальном сериале про преемственность поколений и жизнь, остающуюся прекрасной, несмотря на все выпавшие на век этих людей геополитические катастрофы.