Алексей Соловьев. Вокзал на станции Астапово / Wikimedia Commons
«Мне война – что нож козлу,
Я – непротивленец злу…»
Этаким непротивленцам
Я б под спину дал коленцем.
(Маяковский)
Остап Бендер, герой романов И. Ильфа и Е. Петрова, не только знал 400 относительно честных способов отъема денег у населения, но и был неплохо образован, почитывал прессу и острил по поводу текущих событий в мире и в стране. Образованность Остапа отражена и в его постоянных аллюзиях к имени и биографии Льва Толстого, к тому моменту еще не позабытому массами, но уже иронически ими воспринимаемому. Так, телеграмма, посланная Бендером для устрашения подпольного миллионера Корейко из «Золотого теленка», о «графине изменившимся лицом бежавшей пруду», практически дословно повторяла растиражированную в дореволюционной прессе телеграмму о попытке самоубийства С.А. Толстой после ухода Л.Н. из Ясной Поляны. Остап сохранил даже пунктуацию первоисточника. Также можно вспомнить молодоженов из «Двенадцати стульев» – обитателей знаменитого студенческого общежития имени монаха Бертольда Шварца, скорее всего, членов Московского Вегетарианского общества (1909–1930) имени Толстого. Мы их застаем в момент ссоры. Юные вегетарианцы шумно спорили о вкусовых пристрастиях Толстого: «когда он писал “Войну и мир”, он ел мясо! Ел, ел, ел! И когда “Анну Каренину” писал – лопал! лопал! лопал!». В остальное же время он обходился малопонятным продуктом, под названием спаржа.
Язвительная сатира советских писателей была вполне понятной; к моменту выхода романа из печати Вегетарианское общество уже было обречено и в 1930 году закрылось; да и все, что связано с политической, пацифистской, ненасильственной программами философии Толстого, резко сворачивалось или уходило в область непроговариваемого.
1908 и 1928 – два юбилея Толстого
В 1928 году страна отметила столетний юбилей писателя. Он прошел с гораздо большей помпой и размахом, чем юбилей 1908 года. О нем трубили газеты, и пионеры клялись именем писателя на всех пионерских площадках страны. Это не то, что в 1908 году, когда и Церковь, и власть призывали саботировать его восьмидесятилетие. В июне 1908 года Синод выпустил специальное постановление о «запрете верующим чадам» участвовать в праздновании его юбилея, объявив всех его поклонников «соучастниками в его безбожной деятельности». Прот. Иоанн Кронштадтский (Иоанн Ильич Сергиев) записал в своем Дневнике вечернюю молитву, в которой просил «взять с земли», «прибрать отъявленного безбожника, клеветника на духовенство – Льва Толстого» еще до его юбилея. Православный старец молился о скорейшей смерти для своего ровесника – такого же старика, как и он сам. Всем известно, что практически в каждой проповеди он, не стесняясь, оскорблял Толстого. К слову сказать, его речи издавались 40 тыс. тиражами в русской печати. [Kolstø P. (2006) The Demonized Double: The Image of Lev Tolstoi in Russian Orthodox Polemics].
Замолчать юбилей им тогда не удалось, хотя это был тот редкий случай, когда желание Толстого и властей полностью совпали. Защита имени Толстого превратилась в массовые акции неповиновения в дореволюционной России. Можно сказать, что юбилей Толстого оказался поводом для редкого мирного ненасильственного акта проявления гражданского самосознания в России, сопоставимого по масштабам охвата с революционными событиями 1905 года. Уже 27 августа 1908 года официальный Петербург отмежевался от запрета Синода, объявив данную позицию «частной» и несогласованной с властью.
