Париться на эту тему мне только в удовольствие, потому что “эксперт” я не московский, а административно вполне швабский, из-за чего тезис “швабское и есть баварское” меня немного смущает. Аугсбург и запад Баварии в целом — разумеется, но есть еще и огромный современный Баден-Вюртемберг, а здесь в деревнях в одном только Шварцвальде я видел несколько вариаций костюмов, не слишком напоминавших то, что я встречал в условном Нюрнберге или Пассау. Впрочем, открывать бездонную тему о границах баварской и вюртембергской идентичности, проявляемой через традиционные костюмы, мне не хочется. Я в них отнюдь не великий специалист и более чем готов простить упомянутым мною выше туристам появление на народных гуляниях в нарядах, чья стилистика расходилась с моими профанскими представлениями о баварской одежде. Главное, чтобы в ней действительно было удобно обсуждать дистопичность трансплантации итальянского Ренессанса в зону фахверка, и никто бы этот процесс не прерывал претензиями к недостатку аутентичности ледерхозе из сувенирной лавки с патчем футбольного клуба "Бавария" на подтяжках. Моя статья — именно об этом.

На фестивале различить их, по-моему, довольно просто, потому что баварская традиционная одежда представлена на нем почти идентичными сувенирными комплектами — в особенности в случае с мужчинами, которые толпами ходят в совершенно одинаковых бутафорских трахтах из туристических магазинчиков близ Карловой площади. И когда в этой массе появляется человек в пестрой аппенцеллерской жилетке, он из нее сильно выделяется. Скорее всего совершенно неосознанно и потому что ранее он решил чуть сэкономить и купить костюм в одном из мюнхенских секонд-хэндов, доверху заваленных, например, всяческими швабскими или тирольскими одеяниями. Лас-Вегас для меня — сам по себе настолько вычурная квинтэссенция китча и пастиша, что без копии Венеции в ее пределах степень абсурда бы не достигала того критического уровня, когда любые эстетические претензии к Лас-Вегасу оказываются неуместны. А в бакинской Венеции венецианского, на мой взгляд, столько же, сколько мальдивского в так называемых Тульских Мальдивах, это ведь просто протяженный бассейн с каноэ. Дистопичность бассейнов, наверное, оценивается уже по каким-то другим параметрам.

Дмитрий, доброй ночи! На мой взгляд, в 2024-м году довольно трудно говорить об ограниченности какого-либо культурного феномена географическими рамками — в особенности когда он давно был глобализирован, благодаря чему тот же Иши сумел узнать о йодле по радио в родной Японии. В D-A-CH в целом, по моим наблюдениям, люди (не все, конечно, но молодежь и туристы — в большинстве своем) не утруждают себя проведением строгих различий между культурами исторических областей, и на пресловутом Октоберфесте в этом году я встречал немало гостей в скорее швейцарских или тирольских одеяниях, нежели исконно баварских. Помимо оркестров и хитов диско, во многих местах проигрывают беспощадные немецкие шлягеры прямиком с CD-сборников из 2000-х (обязательно с иллюстрациями брецелей и пивных кружек на обложках). Музыку эту трудно уложить в какие-то жанровые каноны, и условный поп-йодлинг здесь легко дружится с евробитом. Нечто подобное я полчаса выслушивал, ожидая ночной автобус из Мюнхена в последний день фестиваля — совсем рядом с автовокзалом проходила прощальная вечеринка для туристов, и йодлинг оттуда также доносился. Петербург я образцом дистопии все же не назову, потому что, при всем его подражательском генезисе, с кошмарным китчем в лице окруженной высотными новостройками и паркингами бутафорской Эйфелевой башни он несопоставим. Дистопичность здесь родственна эффекту зловещей долины — город концептуально копирует Париж, но в деталях оказывается бедной китайской провинцией, что причиняет такой же дискомфорт, как и наблюдение за чересчур человекоподобным роботом, которого выдают неестественно резкие движения. С Odeonsplatz и Миллионной ситуация все же чуть иная — если это и рассматривать как копирование, то как довольно качественное, стилистическое. А вот, например, “набережная Амстердам” в Йошкар-Оле — конечно, дистопия и жуть из-за топорности исполнения и общего диссонанса с локальной средой. 

Блестящее эссе, спасибо! «Самое фешенебельное кафе Танжера», как я догадываюсь, Gran Café de Paris?) Думаю, в этом случае казус с принесенным пирожным связан не с фешенебельностью заведения, а с тем, что оно чрезвычайно старое и респектабельное — и работающие в нем добрейшие люди в целом очень расслабленно (в хорошем смысле) относятся к посетителям. А вот в местах как раз более новых и «европейских», каких много в восточной части города, на пирожное из кулька скорее всего отреагируют как в Стамбуле.