Колпашевский яр, 2015 год
Фото: Wikipedia / Алексей Березин
Ползучая ресталинизация — не самый заметный, но вполне логичный тренд для сегодняшнего российского общества. По-другому в стране кувалд, доносов и тюремных сроков за сказанные слова попросту не могло случиться. На таком фоне искренне ужасаться сталинскими преступлениями выглядело бы, мягко говоря, странно.
Впрочем, отдельные рудименты прежних времён, когда ещё можно было осуждать Большой террор, не соглашаться с коллективизацией или открывать новые аспекты депортации народов, в России всё-таки сохраняются. И долг бдительного государева мужа — не проходить мимо такой крамолы.
На минувших выходных пример здесь подал первый замруководителя фракции «Единая Россия» в Госдуме Дмитрий Вяткин. Политик предложил исключить из школьной программы по литературе произведения Александра Солженицына: мол, не пришли испытания временем, автор высасывал всё из пальца и марал грязью родину. Причём свою инициативу единоросс спрятал за нехитрой уловкой в духе советского «по просьбам трудящихся». Побороть Солженицына его на встрече в Ростове-на-Дону попросил неравнодушный студент. Юноша тогда заявил, что нобелевский лауреат в своих произведениях занимался подменой фактов и оправданием бандеровцев.
Запрос очевиден: не только элитам, но и немалой части населения РФ проще жить с мыслью, что ничего сверхъестественного при Сталине не было, а всякие репрессии и лагеря интересны лишь предателям и прислужникам Запада. Точно с таким зарядом жило ещё советское общество во времена Леонида Брежнева.
И против этой установки порой поднималась сама природа, напоминая людям, что всё, о чём писал Солженицын (и многие другие), увы, происходило в реальности. Но людям оказывалось проще перешагнуть через трупы предков — в буквальном смысле слова. В 1979 году подобное случилось в сибирской глубинке, на месте где сорока годами ранее работал конвейер по уничтожению тех, кого государство записало в свои враги.
На Первомай открылись мертвецы
Колпашево — небольшой райцентр посередине Томской области на берегу реки Обь. В 1979 году там жило 28,5 тысяч человек. 1 мая его жителям, как и всем добропорядочным гражданам СССР, полагалось встречать вторую по значимости официальную дату — День международной солидарности трудящихся.
С праздничной атмосферой в Колпашево тогда не сложилось. Накануне 1 мая городок взбудоражила серия инцидентов словно из завязки голливудского ужастика. Кому-то из сибиряков собака принесла полуистлевшую человеческую руку. Другие — застали уличную детвору за играми с человеческими же черепами. Вскоре всё Колпашево облетела новость, что на яру, обрывистом берегу Оби, открылся гигантский могильник, не отмеченный ни на каких картах.
Вид на город Колпашево, 1979 год
Фото: tv2.today
В мистицизм горожане не впали: взрослые отчётливо понимали природу неприятного открытия. Почти весь 20 век Обь возле Колпашево меняла течение. Река уводила русло в сторону, постепенно забирая площадь у суши. И весеннее половодье 1979-го снова подмыло яр, обнажив массовое захоронение людей.
Старожилы помнили, что в конце 1930-х годов на берегу стоял городок НКВД. Так называли обнесённые высоким забором двухэтажный дом из брёвен и соседние постройки. Поговаривали, что во время Большого террора там расстреливали арестованных по политическим делам из Колпашево и соседних районов.
Жуткие находки подтверждали правоту этих слухов. В нескольких больших ямах находились останки многих сотен людей. К 1979 году тела тех казнённых, что лежали в верхних слоях захоронений, представляли собой уже скелеты. Но трупы их товарищей по несчастью, что покоились ниже, мумифицировались — из-за особенностей песчаной почвы и обильного применения креозота, дезинфицирующего средства. На некоторых телах даже сохранилась одежда.
«Сверху такой белёсоватый слой был извёстки, а снизу смотришь — вот, видимо, кровь пропитывалась, были где большие, где поменьше потёки кровяные. Слой [останков] был сантиметров в 70. Невозможно точно сказать сколько там было людей. Много их было, очень много»
— Владимир Панов, народный дружинник
Вдвойне пугающий вид открывался экипажам проходивших по Оби речных судов. Возле места обрушения яр испещряли ямы глубиной по 3–4 метра, вплотную набитые человеческими останками.
Место смерти изменить нельзя
В 1930-х годах Томской области как таковой не существовало. Союзные власти тогда экспериментировали с более крупной сеткой административного деления. До 1930 года территория нынешнего региона входила в гигантский Сибирский край, до 1937-го — в чуть менее масштабный Западно-Сибирский, до 1944-го — в Новосибирскую область.
В 1932–1944 годах Колпашево служило административным центром Нарымского округа, центрально-северной части современной Томской области. Это малонаселённая, покрытая труднопроходимыми болотами территория в 260 тысяч квадратных километров — по площади сопоставимая с Великобританией или Новой Зеландией. Ещё с дореволюционных времён нарымские земли использовались как место ссылки. За 200 лет царское правительство отправило сюда около 40 тысяч человек, преимущественно уголовников-рецидивистов.
Карта Сибирского края в 1929 году. Будущая Томская область выделена жёлтым на северо-западе
Изображение: Wikipedia / В.В, Болдырев
В СССР темпы заселения неприветливого края выросли. При Сталине в Нарымский округ выселили до 500 тысяч граждан: раскулаченных, выселенных из крупных городов и приграничных территорий «чуждых элементов», представителей национальных меньшинств. В 1930-х годах уровень смертности здесь троекратно превышал средний показатель по СССР. «Спецпереселенцев» зачастую бросали в необжитых местах без крыши над головой, обрекая на голодную смерть.
Наиболее известна Назинская трагедия лета 1933 года. Тогда на одноимённом острове за три-четыре месяца погибли около 2200 ссыльных, из-за голода, болезней и невыносимых условий. Многие из их более удачливых товарищей спаслись за счёт каннибализма и торговли с охраной — отнятыми у попутчиков вещами, а также выбитыми золотыми зубами.
Через несколько лет ссыльных и местных жителей ждало новое смертельное испытание — Большой террор. Следователи НКВД увидели в Нарымском округе настоящий Клондайк. Ведь к 1937-му здесь скопились тысячи бывших кулаков, исключённых членов ВКП(б), ветеранов белых армий и представителей малых наций. Этот багаж чекисты использовали для «разоблачения» вымышленных антисоветских организаций: из мнимых троцкистов, эсеров, монархистов, фашистов и разнообразных националистов.
Просил Сталина о репрессиях — оказался «фашистом» с выбитым глазом
Большой террор 1936–1938 годов представлял собой централизованный процесс. Союзный центр спускал в республики, края и области конкретные квоты по расстрелам и лагерным срокам за политические преступления. На местах в ответ просили увеличить эти лимиты, ссылаясь на огромное количество недобитых контрреволюционеров.
Трудно представить, чтобы сколько-нибудь ответственный пост в партии или «органах» достался бы тогда относительному гуманисту и поборнику законности. Но Западно-Сибирский край, осенью 1937-го поделённый на Алтайский край и Новосибирскую область, всё же выделялся на общем фоне. Регионом руководил Роберт Эйхе — вдохновитель массовых репрессий в масштабе всего СССР. Современный новосибирский историк Алексей Тепляков иронично резюмировал насчёт этого уроженца Латвии: «Всегда бежал впереди паровоза, всегда с барабаном на шее. Был уверен, что гораздо правильнее перегнуть, чем недогнуть»
Роберт Эйхе, 1938 год
Фото: Wikipedia / Журнал «Огонёк»
В середине 1930-х годов Эйхе одним из первых публично призывал союзное руководство к массовым репрессиям: не ссылать или сажать в лагеря, а расстреливать всех неугодных.
«Для какого чёрта, товарищи, отправлять таких людей [осуждённых по политическим статьям] в ссылку? Их нужно расстреливать. Товарищ Сталин, мы поступаем слишком мягко»
— Роберт Эйхе, деятель режима, участник репрессий
При непосредственном участии верного сталинца западносибирские чекисты многократно перевыполнили изначальную норму в 5000 расстрелянных. В 1937–1938 годах госбезопасность на территории только будущей Томской области казнила больше 10 тысяч человек, приговорённых к смерти по политическим статьям.
Достойным товарищем Эйхе показал себя и главный чекист Западной Сибири Сергей Миронов. Тёзкой современного российского политика-турбопатриота этот командир НКВД стал после смены имени во взрослом возрасте. При рождении его звали Меером Королём. Чекист из семьи киевского еврея-молочника, как и Эйхе, изначально не имел никакого отношения к Новосибирску или Томску, оказавшись в незнакомом крае по назначению сверху.
Миронов придал Большому террору в Западной Сибири откровенно абсурдный характер. Госбезопасность регулярно разоблачала «троцкистов» и «фашистов». Около 25 тысяч человек чекисты записали в один лишь мифический филиал белоэмигрантского Российского общевоинского союза.
Жителей глухих сёл записывали в саботажники и диверсанты — вменяя в вину уничтожение несуществующих заводов и подрывы невозведённых мостов.
Миронов лично учил подчинённых, что нет смысла обременять себя юридическими формальностями. В отношении одного обвиняемого достаточно собственного признания, которое из него можно и нужно выбить силой. А если нескольких фигурантов объединяет деталь вроде общей национальности, то этого достаточно для создания «контрреволюционной группы» или целой партии.
«Лимит для первой операции одиннадцать тысяч человек, то есть вы должны посадить [к] 28 июля [1937 года] одиннадцать тысяч человек. Ну, посадите двенадцать, можно и тринадцать и даже пятнадцать тысяч, я даже вас не оговариваю этим количеством. Можно даже посадить по первой категории [для будущей казни] 20 тысяч человек»
— Сергей Миронов, деятель режима, участник репрессий (из речи к подчинённым 25 июня 1937 года
Москва сперва оценила рвение Эйхе и Миронова. Осенью 1937-го партиец стал всесоюзным наркомом земледелия, чекист — послом в просоветской Монголии, где курировал репрессии на уровне целого номинально суверенного государства. Но звёзды обоих без лести преданных сталинцев затем так же стремительно сорвались.
Сергей Миронов, 1937 год
Фото: Wikipedia
В 1940 году режим репрессировал обоих деятелей. Эйхе и Миронова расстреляли по сфабрикованным делам, соответственно, «латышской фашистской организации» и «заговора дипломатов». В хрущёвские времена ветераны госбезопасности вспоминали, что Эйхе на допросах выбили глаз и сломали позвоночник при личном участии Лаврентия Берии — упрямый латыш до последнего отказывался признавать себя фашистом.
«Для поддержания духа постоянно выдавался спирт»
В сибирском конвейере смерти, построенном Эйхе и Мироновым, Колпашево играло важную роль. Местный городок НКВД служил одним из ключевых расстрельных полигонов в масштабе всей Западной Сибири. По минимальной оценке историков, здесь за полтора года казнили около 1400 человек. Но, поскольку это число включает только тех, в отношении кого сохранились сфабрикованные дела,
реальное количество жертв Колпашевского яра может составлять порядка 3–3,5 тысячи репрессированных.
Обычно «троцкистов», «саботажников» и прочих «контрреволюционеров» свозили в Колпашево партиями по 40–50 человек. Учитывая сибирское малолюдье той поры, иногда такая группа могла составлять добрую половину населения отдельного села или деревни. Так, в ночь на 12 февраля 1938 года сотрудники НКВД арестовали почти всех совершеннолетних мужчин в деревне Белосток, основанной в конце XIX века переселенцами из Польши. Всех обвинили в шпионаже в пользу исторической родины.
Арестованных размещали в небольшой тюрьме при городке НКВД на берегу Оби, том самом Колпашевском яру. После короткой имитации следствия им во внесудебном порядке выносили приговоры, как правило, смертные. Ведь Запсибкрай и его преемница, Новосибирская область, печально славились высоким процентом именно расстрельных вердиктов по политическим статьям — около 80%, гораздо большим, чем в соседних регионах.
Сотрудники НКВД на Урале, 1930-е годы
Фото: Wikipedia
Госбезопасность обычно без проволочек приводила приговоры в действия. Осуждённых раздевали догола и одного за другим сгоняли к заранее вырытым коробам, ямам метровой глубины. Там их и расстреливала команда исполнителей. Работы у них хватало, поэтому короба часто сразу не зарывали, а просто клали дощатый настил и посыпали известью для дезинфекции, чтобы потом братскую могилу можно было использовать для новых смертников.
Детали работы расстрельной команды из Колпашева известны благодаря отставному офицеру КГБ Анатолию Спраговскому:
«В Колпашево была создана специальная [расстрельная] бригада. Для поддержания их боевого духа постоянно давался спирт. В момент расстрела исполнители находились в укрытии, а при подходе арестованного к определённому месту раздавался выстрел, и он сваливался в яму».
В конце 1950-х чекист участвовал в хрущёвской реабилитации репрессированных: работал в архивах, фиксировал воспоминания старших коллег, участвовавших в массовых казнях. Спраговский засвидетельствовал, что палачи НКВД ради экономии патронов порой не расстреливали приговорённых, а душили их верёвками. Забавы ради исполнители могли заставить обречённых заниматься сексом под дулом пистолетов.
По утверждению краеведа Василия Ханевича, приговорённых в Колпашево перед казнью часто заставляли раздеваться до исподнего. Чекисты уверяли своих жертв, что тех ждёт не расстрел, а лишь медосмотр. А снятую с людей одежду и их личные вещи сотрудники госбезопасности потом распространяли через специальные магазины.
Контора глубокого бурения
После войны колпашевская госбезопасность из-за постепенного обрушения берега переехала в новое здание. Бывший городок НКВД несколько лет пустовал. Старожилы потом вспоминали, что тогда там спокойно играли мальчишки, даже не подозревая, что буквально ходят по трупам. В 1968 году оставшиеся постройки разобрали для возведения общежития при местном техникуме.
Тогда же, в 1960-х годах, судьба колпашевских захоронений взволновала местный КГБ. Дело в том, что могильник прямо в городской черте не совсем соответствовал «техзаданию» от ещё покойного Миронова. Тот наставлял своих людей «всячески конспирировать место, где приведен приговор в исполнение, потому что эти места могут стать для контриков, для церковников местом религиозного фанатизма». В 1965 году томские комитетчики нашли одного из последних участников колпашевских расстрелов — бывшего оперативника НКВД Бориса Меринова. Тот объяснил своим преемникам, где искать могильник. На словах речь шла об эксгумации, но старый чекист и его молодые коллеги, вероятно, прекрасно понимали друг друга:
Останки репрессированных полагалось уничтожить без лишнего шума.
В 1968 году случайными свидетелями этой спецоперации стали томские студенты. Летом их привезли в райцентр как раз для демонтажа бывшего городка НКВД и новых строек по соседству. Спустя годы они вспоминали о странных бурильных работах на берегу Оби. Трудились там подтянутые мужчины в новых спортивных костюмах. В разговоры с молодёжью они вступали неохотно, на все вопросы отвечали односложно, объясняя, что они якобы геологи. В итоге местный горком компартии заставил студентов отгородить самих себя от «геологов» забором.
Томск, 1960-е годы
Фото: elib.tomsk.ru
Но любопытные томичи не бросили наблюдать за странными соседями и тайком исследовали место их работы по вечерам. Они поняли, что «геологи» бурят на берегу в шахматном порядке лунки и засыпают туда каустическую соду (гидроксид натрия) — крайне едкую щёлочь, уничтожающую любую органику.
«Когда эти «геологи» закончили работу, через несколько дней прошел обильный дождь. На поверхности почвы оголились человеческие кости и предметы одежды, пуговицы. Нашли женскую гребёнку коричневого цвета и гребешок двусторонний из бычьего рога. Кости показывали своему врачу, он сказал, что это человеческие».
— Николай Снегирёв, очевидец операции 1968 года
В итоге томские чекисты проиграли свою первую войну колпашевским мертвецам. Уничтожить могильник не вышло, а сами работы не стали тайной для случайных зевак. Возможность для реванша представилась спустя одиннадцать лет — на Первомай 1979 года.
Отрицать, забыть, уничтожить
В брежневскую эпоху застоя тема Большого террора считалась глубоко табуированной. Государство не оправдывало сталинские репрессии, но при этом пресекало любые разговоры о них. Теперь же в Сибири у партийцев и чекистов земля разверзлась под ногами, причём в самом буквальном смысле.
Местная милиция первой пресекла интерес жителей к открывшимся братским могилам. Вокруг яра выставили кордон из кадровых сотрудников и народных дружинников. Люди возмущались, но на открытое сопротивление не шли. А уже 3 мая вокруг Колпашевского яра вырос полноценный забор, его поставили пригнанные солдаты из строительного батальона.
«У забора люди [какое-то время] не расходились. Женщины причитали: «Здесь мой муж, здесь мой отец…» Через забор летели цветы. Учительница-пенсионерка установила у забора хрустальную вазу с конфетами: „Помяните отца моего…« Солдатам она наказала вазу не трогать, но уже ночью ваза исчезла».
— Вильгельм Фаст, томский диссидент, один из организаторов общества «Мемориал»
О случившемся городские власти немедленно сообщили главе Томской области Егору Лигачёву и начальнику регионального управления КГБ Киму Иванову. А уже они через несколько часов отрапортовали об инциденте в Москву дуумвирату фактических руководителей режима — секретарю ЦК компартии Михаилу Суслову и шефу КГБ Юрию Андропову. В итоге те решили:
- препятствовать какой-либо огласке события;
- внушить жителям Колпашево, что найденные трупы не относятся к сталинским репрессиям;
- максимально быстро уничтожить сами захоронения под контролем офицеров КГБ.
В перестройку томские общественники называли застрельщиком этой кампании лично Егора Лигачёва, к тому времени крупного общесоюзного политика, члена горбачёвского Политбюро. Критикам оппонировал отставной шеф областного КГБ Ким Иванов, заявлявший, что глава области в мае 1979 года якобы находился в отпуске и ничего про события в Колпашево не знал.
Егор Лигачёв, 1985 год
Фото: Wikipedia / GubaRewa
Сам же Лигачёв никаким отпуском не прикрывался и своего косвенного участия в уничтожении захоронений не отрицал. Политик лишь подчёркивал, что первую скрипку здесь сыграли офицеры КГБ, а партийные чины им просто не мешали, дескать, «по сложившемуся тогда порядку такие мероприятия старались осуществить без привлечения общественного внимания».
Позднее Лигачёв в оценке колпашевских событий занял более агрессивную позицию. Виноватыми у старого коммуниста, как всегда, оказались демократы.
«Меня огорчало, более того, глубоко угнетало другое: в борьбе за власть оппоненты пытаются разыграть даже такую карту, как святая для меня задача увековечения памяти жертв незаконных репрессий… По настоянию видных лжедемократов колпашевской историей занялась Прокуратура Российской Федерации. Допросы, очные ставки…»
— Егор Лигачёв, советский государственный деятель
Уничтожить трупы за приёмник
В мае 1979 года в Колпашево царил абсурд. Прежде всего властям требовалось как-то объяснить жителям, чьи останки лежат в их городе у самого берега Оби. Насчёт их статуса первое время одновременно циркулировали сразу три версии: замученные колчаковщиной, казнённые по приговору советского суда уголовники-рецидивисты и дезертиры времён Великой Отечественной войны.
Затем власти всё же остановились на последнем варианте, наиболее слабом из всех трёх. Ведь никто из старожилов не мог припомнить ни массового бегства из армии в военные годы, ни расстрелов пойманных дезертиров. Тем не менее секретарь Томского обкома Александр Бортников добросовестно провёл серию разъяснительных встреч с местным партактивом, руководителями профсоюзов и работниками культуры.
Участники потом вспоминали, что на таких собраниях все молча слушали ложь Бортникова о дезертирах, стараясь не смотреть гостю из Томска и друг другу в глаза.
Пока партийцы просвещали народ, комитетчики уничтожали могильник. Офицеры КГБ решили подобраться к трупам с самой Оби. К 11 мая к Колпашево стянули несколько речных судов. Их командирам и экипажам объяснили, что они будут участвовать в «санитарном мероприятии».
Ключевую роль в операции играл теплоход ОТ-2010. После нескольких неудачных попыток судно удалось закрепить вплотную возле берега. Речники запустили двигатель на полную мощность, чтобы подмывать яр снизу водами Оби. На суше же специалисты осторожно бурили поверхность, чтобы отыскать все захоронения.
«Мы люди подневольные, делали, что прикажут. Мыли берег, работали круглосуточно. Было много ям [c телами], сколько именно — сказать не могу. Запах стоял, что врагу не пожелаешь. Мыли до тех пор, пока теплоход в берег не уткнулся, бухта там образовалась».
— Владимир Черепанов, капитан ОТ-2010
На время ответственной работы речникам даже улучшили продуктовое снабжение. Экипаж потом вспоминал, как удивлялся скудности их рациона прикомандированный на судно полковник КГБ. Офицер распорядился, чтобы мясо на теплоходе выдавали каждый день — настоящая роскошь для сибирской глубинки времён застоя. Затем каждый из речников что-то да получил от чекистов на память о «санитарном мероприятии»: наручные часы, радиоприёмник или денежное вознаграждение.
Останки людей на размытом берегу Оби, май 1979 года
Фото: Wikipedia
Под двойным воздействием яр постепенно обрушался, раскрывая людям новые братские могилы. Скелеты и неразложившиеся трупы падали в реку, где уже дежурила лодочная флотилия. Привлечённые к общему делу милиционеры и местные жители топили останки: привязывали к ним кирпичи и металлические болванки, рубили при необходимости вёслами. Часть тел перемололи винты речных теплоходов.
К 15 мая чекисты, милиция и речники закончили основную часть операции. Но, как вспоминали местные жители, Обь ещё долго прибивала трупы к берегам вблизи Колпашева.
«Ещё года два продолжали работать. Люди сообщали о трупах [из яра]. Их находили то в зарослях, то на островах. Мы их закапывали в произвольных местах. Почему не хоронили? Ну, не мы же принимали решения, комитет [КГБ] всё решал, на уровне Москвы».
— Эрнст Вальтер, замначальника Колпашевского ГОВД
«Ощущение, что спроси мы Сталина — он тоже бы рассказал, что его вынуждали»
Майский инцидент 1979 года в Колпашево почти на десять лет предали забвению. Только на излёте перестройки об абсурдной битве живых против мёртвых заговорили снова.
В 1989 году в самиздате вышел первый очерк на тему — «Колпашевский яр» московского публициста Владимира Запецкого. В 1990 году следственные органы по настоянию общества «Мемориал» даже возбудили по факту вандализма уголовное дело, которое спустя два года закрыли «за отсутствием в чьих-либо действиях состава преступления». Многие из участников майских событий 1979 года продолжали отрицать казни репрессированных в Томской области, заявляя, что речь идёт об обычных уголовниках или дезертирах.
«Кстати говоря, я до сих пор [в 1990-х годах] не знаю, какие именно группы людей, к какому периоду относящиеся там захоронены».
— Ким Иванов, томский чекист
В XXI веке предать окончательному забвению Колпашевский яр не дали томские краеведы и журналисты портала «ТВ2». В 2018 году в Томске вышел документальный фильм «Яр», посвящённый казням в Колпашево и уничтожению захоронений. В том же году на месте расстрелов началось строительство скромной мемориальной часовни — не завершённое до сих пор.
«В [нашем] фильме [есть много героев], и все переваливают ответственность на некое абстрактное государство. Даже самые большие люди с самыми большими должностями говорят о том, что их заставили всё это сделать. У меня есть ощущение, что даже если бы мы допросили, скажем, Сталина, как так получилось, он бы нам, наверное, тоже рассказал бы про некое абстрактное государство, которое его вынудило делать то, что он делал.
И вот до сих пор мы не можем или не хотим понять: когда за преступления ответственность несёт государство и система, а где наша личная ответственность?»
— Денис Бевз, томский журналист
Основные источники статьи:
- Запецкий В. «Колпашевский яр»
- Венявкин И. «Свидетельства Колпашевского яра»
- Карагодин Д. «Расстрел в Колпашевском яре»
- Кузнецов И. «История, которую мы никогда не знали»
- Муравьёва Л. «Яр. Колпашевская трагедия»
- Папков С. «Сталинский террор в Сибири»
- Спраговский А. «Люди должны знать об этом»
