Оксана Смит
Есть нечто зловещее в том, что оставшись одна и оберегаемая лишь добрыми моими друзьями и помощниками, я оказалась лицом к лицу ни много ни мало как с мировой войной.
В течение двадцати лет моя мама предупреждала, что этот маленький, тщедушный человек с мглисто-болотными глазами и со множеством комплексов, главный из которых есть комплекс неполноценности, может уничтожить мир. Ей говорили … разное. Кто-то тактично пытался опровергнуть её слова, кто-то более темпераментный бурно выражал своё несогласие. И все продолжали жить, не вникая в политику. Ведь политика — это так грязно и скучно, не правда ли?
И вот мамы не стало. Помню её похороны. Она лежала в гробу величественно. Её чёрный с фиолетовыми полосами платок, бледное, накрашенное более, чем обычно, лицо придавали ей сходство с царицей. Колыхание свечи создавало эффект движения. Мне не раз казалось, что мама сейчас широко откроет глаза свои и обведёт нас всех удивлённым взглядом. Но чуда не произошло. Огонь поглотил маму.
А через восемь месяцев началась война. Мой мир рухнул в очередной раз.
Ранним утром 24 февраля меня разбудил короткий звук пришедшего на вацап сообщения. Продираясь сквозь сон, я нажала кнопку своего смартфона..
— Началось… нас бомбят! —прочитала я послание от моего друга Андрея из города Бровары.
Ком подкатил к горлу. Щёлкнув по значку «Эха Москвы», я включила радио. Это была правда. Первые бомбы упали на Киев около пяти утра.
Умирая от страха, я набирала сообщение моей помощнице Зухре, двадцатилетней, очень бойкой и умной девушке, которая ещё спала.
— Зуха, война началась!— писала я, сама не веря в происходящее.
Зуха тоже была расстроена, растеряна и подавлена. Она сетовала, что с тех пор, как окончила школу, не было ни одного спокойного года. То ковид, то война… и когда это всё кончится?
Моё же горе было настолько велико, что сутки я просидела под телевизором, не зная, что делать.
Ещё через несколько часов после начала войны Андрей написал мне:
— Всё, я пошёл воевать с Путиным!
Тут только я поняла, какая невероятная вещь произошла. То, что совсем недавно некоторым людям (не мне) казалось нелепым, обрело силу истины.
С тех пор каждый день я задаю Андрею лишь один вопрос:
— Ты жив?
Его ответ всегда лаконичен:
— Да!
Удивительно, как много могут значить всего две буквы.
— Каково быть инвалидом в стране-агрессоре? Каково быть украинкой в стране-агрессоре? — спросите вы.
— А каково быть Уинстоном Смитом из романа Оруэлла «1984»? — отвечу я вам вопросом на вопрос.
Насильник, мучающий свою жертву, затыкает ей рот. И так же сейчас пытаются заткнуть рот всем, в ком не умерла совесть.
— Не надо говорить о плохом! Надо быть позитивной и доброй! Ты же ангел, — восклицают мои благодушные друзья, желающие обрести кусочек рая в аду.
— Не нравится в России? Уезжай на свой Запад,— недовольно хмурятся мои недруги.—Тебе государство по доброте душевной пенсию платит, а тебе всё не так, всё не этак.
Но находясь в эпицентре чудовищной нравственной трагедии, я не могу быть позитивной и участвовать в фиктивном акте любви. Всё моё существо застыло в немом крике отрицания войны. И чем бы я ни пыталась отвлечься, куда бы ни уехала, крик этот исходящий из глубин моего сердца, должен вырваться наружу.
И вот я беру убогий лист компьютерной бумаги и одним пальцем левой руки набираю простые до обморока истины. Я, реальная Оксана Смит из реального 2022 года, протягиваю руку помощи моему вымышленному однофамильцу из вымышленного года 1984.
— Нет, нет, мой дорогой Уинстон, мы с вами не сошли с ума!—успокаиваю я его — Дважды два всё-таки равно четырём! Война — это война, а не специальная операция. А глупость и враньё никогда не станут ни умом, ни правдой…
Возможно, судьба оставила меня в одиночестве, без семьи на этой войне, чтобы я написала это всё?