«В какой-то момент желание перемен пересилит страх». Политик Юлия Галямина — о том, можно ли сделать российское государство человечным

— Кажется, что каждый проведенный в России день для оппозиционного политика сейчас на вес золота. С одной стороны, это вклад в большое политическое будущее, которое может состояться, если вы выстоите, но при этом каждый этот день вы рискуете свободой и даже жизнью. В вашем положении продолжать заниматься политикой особенно рискованно, вы были осуждены по «дадинской» статье о свободе собраний. Как вы оцениваете эти риски для себя?

— Риски довольно высокие, и каждый день дает тому подтверждения. Но есть такое ощущение судьбы, чувство, что ты уже не можешь выбирать, что ты свой выбор сделал раньше, и сейчас у меня уже нет этого выбора. Ты просто живешь и стараешься не поддаваться страху и панике, пытаешься находить радость в жизни. От чего мне по-настоящему грустно, от чего я действительно переживаю — из-за того, что многие мои друзья и знакомые уехали, и я не могу с ними видеться и общаться. Это меня больше всего расстраивает. Остальное — дело такое…

⤢

Когда Галяминой не рекомендовалось посещать публичные акции, активисты выходили на них с ее картонным образом

Фото: страница Дарьи Корниловой на Facebook

— В декабре 2020 года суд в Москве приговорил вас к двум годам лишения свободы условно за неоднократное нарушение правил проведения митинга. В марте 2022 года вас арестовали на 30 суток за призыв выходить на антивоенные акции, вам грозила замена условного срока на реальный. Что сейчас с вашим уголовным наказанием?

— Все закончилось, в этом январе прошел мой срок.

— Ощутили облегчение?

— Сегодня я ощутила, что грущу, что больше не хожу во ФСИН отмечаться (смеется), в этом была какая-то стабильность. Но больше ничего в моей жизни не поменялось. На самом деле, условный срок совсем не был тяжелым испытанием. Вот все прошло, закончился какой-то этап в жизни, начнется что-то новое.

По большому счету условный срок ничем тебе не мешает. Когда ты садишься в спецприемник, это вырывает тебя из жизни. А когда ты просто ходишь отмечаться — занимает час жизни.

Ты приходишь, заполняешь стандартную бумажку в три строчки, молча суешь ее инспектору, тот молча ее подписывает и все расходятся.

— Но теперь вы можете свободно перемещаться.

— И здесь особенно ничего не изменилось. Мне и во время срока можно было ездить, но не за границу, а по России, я и ездила активно. А за границу — у меня как отобрали загранпаспорт, так я его до сих пор не забрала. Не хочу я за границу, опасаюсь, что это может плохо кончиться. Мне не хочется себя ставить в ситуацию, когда придется выбирать между свободой и Родиной.

— Вы сказали, что продолжаете ездить по России. Какой вы ее увидели за год войны?

— Конечно, возможности для поездок сократились. Раньше мы делали разные политические проекты, ездили по стране, а в этом году, куда бы мы ни собирались, там то обыски, то еще что-то подобное. Риски, в общем, высокие. Но в прошлом году летом я много ездила по России, мы с командой ездили помогать кандидатам на местных выборах.

Какое на меня произвело впечатление общение с людьми в регионах? Они стараются от всего этого [войны и политики] быть подальше. А если и сталкиваются с этим, то в основном у них скепсис. Я редко встречала людей, которые реально поддерживают то, что происходит. Люди говорят: «Это не наше дело», или с сомнением в голосе говорят: «Ну, видите, это же надо было сделать, просто так же не могли все это начать».

Люди в России все эти годы хотят жить спокойно, нормально, а им этого делать не дают, к сожалению.

Они, конечно, привыкают ко всему и уже привыкли к тому, что надо молчать, не надо высказывать свою точку зрения. Они и раньше не особо к этому стремились, потому что людям была неинтересна политика, неинтересно, что делают власти. Сегодня к политике появилось больше интереса, потому что сейчас она сильно влияет на их жизнь. Но многие либо молчат, либо стремятся оправдать все, что происходит. Но все же таких уж ярых сторонников [войны], которые рубашку на себе рвут, я не встречала. Возможно, они есть, если судить по соцопросам. Многие, конечно, лицемерно к этому относятся, ведь одно дело на словах поддерживать, а другое — что-то делать. Делать — это уже другой уровень ответственности и выбора.

⤢

Юлия Галямина в Башкирии

Фото: страница Юлии Галяминой на Facebook

— Разные вещи — поддерживать, когда кто-то другой идет умирать, или самим идти воевать?

— Никто не хочет умирать, и этот культ смерти, который проник в страну, он, конечно, искусственный. На кого-то пропаганда и милитаристская риторика имеют эффект, бывают люди с неустойчивой психикой. В России культура работы с психикой человека очень низкая, к сожалению. В основном, конечно, такая риторика стала ослабевать, но тольков дискурсе для взрослых.

Мобилизация обернулась большим негативным эффектом для власти с точки зрения того, как к ней отнеслись люди, и сейчас от такой мобилизации отказались.

Сейчас пока обратная ситуация — снова идет «спецоперация», там профессионалы разберутся, добровольцев прельщают не «великими идеями», а деньгами. Но проблема в том, что идет очень негативная работа с детьми. Не знаю, кто за этим стоит и почему, но власть сильно стала обрабатывать именно детей. Непонятно, какой от этого эффект: власть что ли хочет продолжать это еще десять лет, чтобы те дети, которым сейчас восемь лет, могли во всем этом поучаствовать? Возможно, у них есть такие планы, но очевидно, что они нереалистичные.

Тем не менее это бомба замедленного действия под будущее страны. Потому что, конечно, дети ничего этого не запомнят, [пропаганда] вряд ли повлияет на их понимание идеологии. Но эта обработка очень сильно повлияет на их психику, потому что если такие вещи закладывать в детстве, они аукнутся во взрослом возрасте. Люди вырастут настолько несчастными, что им будет очень тяжело жить, потому что их будет преследовать ощущение какого-то долга, который они должны кому-то отдать, вместо того, чтобы самим ставить себе цели и развиваться. Идея развития исчезает у детей.

Я буквально вчера прочитала историю про то, что ребенок семи лет пришел домой из школы и сказал: «Я знаю, зачем я живу, когда я вырасту, я умру за Родину». Слава богу, так делают не во всех школах. Но вокруг много очень травмированных людей, которые травмируют детей, и это и учителя, и родители.

К сожалению, гуманизм в педагогике далеко не везде у нас укоренился.

Понятно, что это связано с низкими зарплатами, огромной нагрузкой. Учителя являются самой низкой социальной группой, они всегда подневольные, не могут быть самостоятельными, и это огромная проблема. Я считаю, что учителям надо дать свободу, возможность развиваться. Потому что на самом деле самые это главные люди в обществе, если по-хорошему.

«Пока окно возможностей не появится, ничего не изменится»

— Вы рассказали о россиянах, но больше всего претензий по поводу равнодушия к войне с Украиной предъявляют москвичам. Вы живете в Москве и каждый день с ними общаетесь, что можете сказать о настроении в столице?

— Там немного другое состояние. Очень много москвичей уехали из России, да и в основном уезжают все-таки из крупных городов. Но в целом в Москве ощущается такая… Вот, например, раньше у нас было гражданское общество, мы что-то меняли, как-то боролись, постоянно что-то происходило. Сейчас же вокруг ощущаются потерянность и покинутость. Люди, конечно, продолжают жить обычной жизнью, тут уж ничего не сделаешь. Человек приспосабливается к любым условиям и пытается радоваться.

Но в атмосфере Москвы чувствуется сильное напряжение, люди будто живут одним днем, и нет ощущения будущего совсем.

Будущее пугает, о нем не хочется думать. По большому счету, в регионах живут точно так же. В основном жили плохо, а стали жить еще хуже, никакой надежды на то, что будет лучше, нет.

⤢

Пикет за ремонт поликлиники в Тимирязевском районе Москвы, 2019 год

Фото: страница Юлии Галяминой на Facebook

Я помню тот дискурс в начале 2000-х, когда Путин пришел к власти. Люди тогда говорили: ну какая политика, мы только начали жить, у нас только появилась возможность купить что-то, поехать куда-то, бизнес открыть, не надо нам вашей политики. Но чем сейчас люди свое бездействие оправдывают? Аргумент, который их убеждает: «Тогда бы на нас напало НАТО». Люди цепляются за этот аргумент, чтобы оправдать, почему они стали хуже жить, почему больше нет никакого развития и надежды.

— Что должно произойти или что нужно сделать, чтобы люди перестали бездействовать и взяли на себя ответственность за свою жизнь? Что могут сделать такие политики, как вы?

— Пока окно возможностей не появится, ничего не изменится, нельзя искусственно создать эту историю. Должна возникнуть возможность для действия, а сейчас ее нет. Сейчас главное для политиков в России — создавать горизонтальные связи и объединять людей, которые могли бы друг друга поддерживать. Это единственное, что можно сейчас делать.

— Ровно через год выборы президента в России. Вы не видите в них окно возможностей? Ваш коллега политик Михаил Лобанов считает, что этот период нужно использовать.

— Окно возможностей может открыться, но сами по себе выборы ничего не откроют. Оно появится, если начнется раскол так называемых элит, у них начнется какое-то брожение, появится ощущение того, что недовольство в обществе есть. Такую ситуацию, конечно, можно использовать. Но сами по себе выборы ничего не дадут, их объявят, но никого на них не допустят. Если бы можно было баллотироваться, это было бы, конечно, прекрасно. Если там будет кандидат, который будет противостоять Путину, это одна история. Если это вызовет некоторое брожение среди тех, кто условно называется элитами, то там тоже возможно что-то сделать. Надо поговорить с Михаилом, что он имеет в виду. Может быть, у него есть какая-то идея, какой-то план.

Самосбывающиеся пророчества — это всегда проблема у политиков.

Политики не прогнозисты, они создают будущее, а не предсказывают его.

И тут все зависит от тебя, как и от твоих слов, которые ты произнесешь, тоже многое зависит. Поэтому я бы не хотела нагонять пессимизм на людей, что ничего впереди не будет. Конечно будет, вопрос — когда. Возможно, не в ближайшее время, а через несколько лет. Дело в том, что человечество всегда приходит от какого-то зла к добру. Почему я говорю о зле? Например, добро — это жизнь, а культ смерти — это всегда зло. Культа жизни в России пока не наблюдается.

⤢

Берлинская акция в поддержку протестующих в Израиле

Фото: Monika Skolimowska / dpa / Global Look Press

— В марте мы наблюдали истории успеха на протестах в разных странах: в Грузии общество смогло отбиться от закона об иноагентах, в Израиле — от непопулярной судебной реформы. Нам остается только с завистью на это смотреть?

— Российское общество должно захотеть изменений, и пока что у него нет энергии даже на такое желание. Пока что у него хватает энергии только на то, чтобы как-то выживать и терпеть то, что происходит. Сами по себе эти истории, может быть, кого-то и вдохновляют. Но, во-первых, обычные люди в России про них очень мало знают. А во-вторых, у них нет никакого опыта, никаких знаний, никакого навыка гражданского действия, что очень сильно подкрепляется запугиванием. Люди боятся своего государства, не понимая при этом, что государство — это производная от них, и что они-то на самом деле влияют на государство. Власти, например, не продолжают такую мобилизацию только потому, что общество на них повлияло, хотя во многом и неосознанно.

В какой-то момент желание перемен пересилит страх.

От каждого из нас зависит, в какой момент это случится, но искусственно, опять же, не получится. Все эти процессы в сознании общества должны пройти, но если им не помогать, они будут дольше идти.

«О чувствах людей думает очень мало политиков»

— Ваши сторонники из «Мягкой силы» пытаются оказать помощь семье Москалевых из Ефремова Тульской области — одинокого отца осудили на два года за антивоенные посты в «Одноклассниках», а его 13-летнюю дочь Машу уже несколько недель держат в приюте. И такая история не единственная. В начале марта в детский дом отправили 15-летнего приемного сына жительницы Улан-Удэ Натальи Филоновой, которую арестовали за нападение на силовиков на митинге против военной мобилизации. Отъем детей у инакомыслящих — это сознательные действия властей, чтобы до ужаса напугать общество? И это при официальной риторике, что власть защищает семейные ценности.

— Вся логика жестокости и насилия власти приводит к этому. И в школы эту жестокость сознательно запустили, чтобы воспитать другое, послушное поколение. А родители на самом деле препятствуют воспитанию другого поколения. Понятно, что это делают сознательно, для этого создают программы, на это выделяют деньги.

Но для власти возникла проблема, противоречие в том, что ее собственный электорат, который поддерживает консервативные идеи, лояльный к власти, выступает против. И мы видим это на примере Пригожина (Евгений Пригожин, основатель ЧВК «Вагнер». — Republic), который выступил в защиту Маши Москалевой. Потому что он понимает, что те люди, которые его поддерживают, его сторонники, они тоже против таких методов. Против того, чтобы государство вмешивалось в семью, отнимало детей, они против ювенальной юстиции и так далее. А здесь получается, что власти наступили на собственные грабли.

Пригожин в нынешней ситуации претендует на политическую роль. Независимые, оппозиционные политики в России есть, но сейчас у них нет площадок, а таких, которые были бы частью системы и оппонировали бы власти, нет ни одного.

И вот появился Пригожин, который очевидным образом пытается говорить с людьми, ищет их поддержку. И ему приходится говорить то, что противоречит системе, потому что этого хотят его сторонники.

При нормальной политической системе, если опустить сейчас действия, за которые Пригожина могли бы судить, у него были бы шансы. Но, к сожалению, система такова, что ни у кого из нас сейчас нет политических шансов, и у него в том числе.

— Вы пытаетесь достучаться до российских чиновников, задавать им вопросы по поводу разных проблем. Почему молчит уполномоченный по правам ребенка в России Мария Львова-Белова?

— Она не политик, она чиновница Путина и играет по общим правилам. А правила таковы, что у тех, кто выступает против «СВО», нет никаких прав, и защищать их — это игра против своей команды. В отличие от Пригожина, у Львовой-Беловой нет задачи завоевать чью-то симпатию, кроме Путина. Тем более что она с ним совсем в одной лодке оказалась. Но если ситуация зайдет слишком далеко, власти поймут, что теряют на ситуации с Москалевыми серьезные очки, то могут и откатить. Тут же появится Львова-Белова и скажет: «Я всегда говорила, так делать нельзя». Приговор Алексею Москалеву вряд ли отменят. Может быть, девочку из приюта передадут под опеку, но для этого нужно, чтобы дали команду, разрешили.

⤢

Активистки движения «Мягкая сила»

Фото: страница Юлии Галяминой на Facebook

— Для чего вы пытаетесь развивать свое движение «Мягкая сила» в эти кровожадные времена, когда само это словосочетание вызывает скорее усмешку?

— Потому что злу может противостоять только добро, а насилию — только человечность. Насилию мы можем противопоставить разговор про человеческое, про то, что мы люди и у нас есть представление о человечности и добре, о том, что мы нравственные существа, и в этом главная идея, а не в том, что «кто сильнее, тот и прав». Если мы будем выдвигать ту же идею про право сильного, конечно, все останется как и было, насилие останется главной идеей. А нам нужно, чтобы другая идея была главной в обществе.

— К вам присоединяются сторонники?

— Число наших сторонниц постоянно увеличивается. С одной стороны, это хорошо, а с другой — видимо, приведет нас к тому, что в отношении нас начнутся какие-то репрессивные действия. Это рано или поздно произойдет, но тем не менее к нам постоянно приходят новые женщины. Потому что люди хотят объединяться с теми, чья позиция и философия им близка. Люди устают быть в одиночестве, устают бояться и переживать трудности самостоятельно.

— Чем занимаются люди, которые к вам приходят?

— Мы стараемся разными безопасными для участниц «Мягкой силы» методами менять вокруг бесчеловечность на человечность. У нас горизонтальное движение, где каждый человек может себя проявить в любом направлении деятельности, которое ему близко, и не ждать одобрения от какого-нибудь руководящего органа или вождя. У нас есть несколько направлений. Это правозащитная деятельность в поддержку женщин, не только политзаключенных, но в первую очередь политзаключенных. Это борьба за права детей: наша участница Ольга Подольская активно занимается ситуацией с Машей Москалевой. Есть экологическая группа, потому что экологичное отношение к жизни — это тоже про человечность, про дом, про заботу как о стране и мире, так и о человеке. У нас есть группа, которая занимается поиском бесчеловечных практик в государстве и обществе и пытается задавать вопросы чиновникам: а что, собственно, происходит?

⤢

Дети из школы в Карасукском районе делают окопные свечи для мобилизованных

Фото: скриншот с видео / VK

Сейчас у нас проходила большая кампания о том, как оспаривать принуждение детей к труду, которое мы повсеместно встречаем в связи со «спецоперацией».

Детей заставляют шить сетки, делать светильники из консервных банок и так далее, но вообще-то детский труд у нас запрещен.

Есть образовательное направление для самих женщин. Но главное в том, что люди ощущают, что они не одни, что они участвуют в общем деле, могут развить свои навыки, стать более подготовленными к общественной жизни.

Ведь чтобы заниматься общественной деятельностью, тоже нужны навыки и знания. И в нашем движении все это легко можно получить, развить свое лидерство. Чтобы к нам присоединиться, нужно заполнить манифест, который есть во всех наших соцсетях, и наши активистки свяжутся с вами.

— Для этого нужно жить в Москве?

— К нам можно присоединиться из любой точки планеты, у нас много участниц, которым по разным причинам пришлось уехать из России. В основном это депутатки, которых начали преследовать. Мужчины тоже иногда пишут нам заявления, но, к сожалению, мы мужчин в «Мягкую силу» не принимаем, такое решение у нас было принято.

— Вы в перспективе хотите создать именно женскую политическую силу?

— Когда будет возможность участвовать в выборах в Госдуму и региональные парламенты, конечно, мы хотим, чтобы наши женщины были представлены везде.

Наша идея — это не идея противопоставления Путину, это идея государства человечной политики и человечного общества. И в этом ее ценность.

Это не только про справедливость и законность, это про человечность, про отношение с пониманием к человеку, каким бы он ни был. Во многих странах политика стала более внимательной к конкретному человеку. Мы хотим, чтобы это стало принципом организации жизни в стране, а не какими-то отдельными инициативами. Я уверена, что у России есть для этого все возможности. В нашей традиции хватает отзывчивости. Как человек, который много ездил в научные экспедиции, я знаю, что, например, в Сибири ты можешь не иметь денег, но тебе помогут, и ты можешь не бояться очень многих вещей в страшной тайге.

⤢

Юлия Галямина с дочерью Дуней

Фото: страница Юлии Галяминой на Facebook

Наверное, пока эту идею многие не понимают, потому что считают, что государство должно быть сильным. Или считают, что государству надо просто отстать от человека, так как оно ему ничего не должно, как и человек государству ничего не должен, а само оно просто сервис. Но это не совсем то, что нужно. Потому что все вместе мы и есть наша страна, и мы все вместе должны выстраивать идею человечности как базовую в нашем государстве. Тогда может быть и жизнь многих людей станет гораздо более спокойной, счастливой, менее опасной и менее тревожной. О чувствах людей думает очень мало политиков. Они думают в категориях политической или экономической выгоды.

— Почему тогда именно женское движение, а не какое-то универсальное?

— Мы против мужчин ни в коем случае не выступаем, но дело в том, что причина культа насилия в современном мире существует во многом из-за того, что женщины не представлены в политике. И наша цель — вовлечение женщин в политику через психологически безопасную среду, которая создается в нашем движении. Где умеют иначе, чем принято, коммуницировать друг с другом. Честно сказать, у нас за все это время была всего пара конфликтов, которые мы не смогли хорошо разрулить. И мы пытаемся найти общий язык, общие решения, идеи, чтобы не было никакой жесткой конкуренции, ощущения, что мы друг друга сейчас переиграем. Я много общалась с политиками даже демократическими, у которых всего этого навалом в жизни, и честно говоря, мне это всегда очень не нравилось.

— Вы неоднократно переживали аресты, обыски, задержания, уголовное дело, суд, условный срок, признание иноагентом. При этом известно, что вас очень сильно поддерживает ваша семья, а ваша дочь — участница вашего движения. Как из логики вашей «Мягкой силы» действовать тем, у кого в семьях нет такого взаимопонимания, например, не удается найти общий язык с родителями на тему войны с Украиной?

— Пытаться находить общий язык через что-то другое, а не через политику, любить людей такими, какие они есть, ведь отношения важнее, чем политическая позиция. Собственно говоря, вся причина происходящего с Россией, Украиной — в неприятии друг друга, в невозможности говорить с людьми, которые имеют другую политическую позицию. Нужно учиться это делать и искать точки соприкосновения и общие ценности. Та же история с Машей Москалевой — это хороший повод поговорить со своими родителями и спросить: «А это вас устраивает? Смотрите, это следствие того, что происходит». Если они с этим не согласятся, значит, не согласятся, но это не повод с ними ссориться. Нужно продолжать общаться, и, может быть, они начнут вас понимать.