«Впервые возник потенциал предреволюционной ситуации». Политик Михаил Лобанов о том, почему 2023 год может стать переломным для России

Из-за репрессий, которые усилились после начала войны с Украиной, десятки российских оппозиционеров стали фигурантами уголовных дел, а сотни находятся под угрозой силового преследования. Но не все из оставшихся на свободе уехали из страны. В 2010-х московский политик, доцент механико-математического факультета МГУ Михаил Лобанов развивал университетское профсоюзное движение, в 2021-м участвовал в выборах в Госдуму как кандидат от КПРФ. За последние месяцы политик пережил обыск и несколько задержаний и арестов, связанных с антивоенной и политической деятельностью. Михаил Лобанов рассказал Republic, почему он остается в России, много ли у него единомышленников и почему 2023 год может стать переломным для российской политики.

«Из государственной системы исчезла важная составляющая — хоть какая-то стабильность и предсказуемость»

— Осталось меньше года до выборов президента России, которые должны состояться в следующем марте. Трудно предсказать, какой будет политическая ситуация через год. Какие перспективы сейчас открываются для российской оппозиции в условиях репрессий?

— Год будет непредсказуемым не столько из-за выборов, сколько из-за того, что началось 24 февраля прошлого года. По моему ощущению, сами выборы явно находятся на периферии видимости в связи с текущими событиями. В предыдущие годы ни в какой момент у меня не было ощущения, что вероятность каких-то принципиальных изменений и трансформаций существует, без выборов или с выборами. Обычно перед выборами внимание какого-то процента российского общества приковано к выборной повестке, и этот период всегда нужно использовать для того, чтобы донести какие-то идеи, объединиться с единомышленниками, для наращивания активистских сетей, команд, в том числе и через организацию системы наблюдения за выборами. Более 10 лет мы это делали на участках в общежитиях МГУ, и это было частью внутриуниверситетского активизма. В 2021 году мы делали все это в рамках госдумовской кампании. В 2022-м — с платформой «Выдвижение» на муниципальных выборах.

Но сейчас впервые возник потенциал предреволюционной ситуации, и он будет существовать, даже если [президентских] выборов вообще не будет, если их уберут и продлят власть Путину пожизненно.

Она, эта предреволюционная ситуация, уже существует, и это самое главное.

— Какие признаки указывают на предреволюционную ситуацию?

— Есть недовольство большей частью общества своей жизнью, и это не только оппозиционно настроенные люди. В том или ином виде это недовольство чувствовалось и раньше. Многие люди, которые голосовали за Путина и «Единую Россию», и тем более те, кто не ходил на выборы, так или иначе проговаривали, что их не устраивает их жизнь и окружающая действительность. Кто-то риторически проецировал это на неравенство между Москвой и другими регионами, кто-то иначе, но недовольство прорывалось все предыдущие годы. А сейчас на фоне того, что происходит после прошлого февраля, из государственной системы исчезла важная составляющая — хоть какая-то стабильность и предсказуемость.

Людям 20 с лишним лет говорили: не суйтесь в политику и можете жить спокойно. У вас есть для этого возможности, правда, не во всех сферах, где-то «денег нет, но вы держитесь». Но вы можете пойти в бизнес, в корпорации и найти там свое место, можете зарабатывать деньги, строить семью, загородный дом, брать ипотеку. Вот вам целое поле, развлекайтесь, просто выберите область, где можете реализоваться, и больше никуда не лезьте. Главное — не лезьте в политику. Эти условия были приняты заметной частью общества, кем-то вынужденно, кем-то с удовлетворением. Но после начала «спецоперации» этот договор оказался под очень большим вопросом.

Важным этапом стало объявление мобилизации и то, какой опыт переживания в последующие два месяца получило общество.

Потом, в декабре-январе, люди подуспокоились, но конец сентября, октябрь, часть ноября они реально переживали. Готовились упираться, скрываться и скрывались, чтобы не попасть в окопы, переживали за своих родственников. А поскольку Кремль не думает менять свою политику, то, видимо, в том или ином виде будут новые волны мобилизации, а они как раз пойдут вместе с экономическими трудностями.

Все это вместе с недовольством, которое до этого было скрытым, и создает угрозу революционной ситуации. Вопрос, что станет триггером, как это начнется? Будет ли это раскол элит, который запустит процесс сверху, или волны мобилизации всколыхнут какое-то движение снизу, которое спровоцирует разборки наверху — я предсказать не берусь. Но впервые за мою сознательную жизнь вероятность предреволюционной ситуации очень и очень существенная.

«Выборы создают ситуацию, когда к вам некоторое время прислушиваются»

— Все годы своего правления Владимир Путин выхолащивал оппозицию, все парламентские партии много лет контролируются Кремлем, а с началом войны с Украиной они ему присягнули. Но если этот предреволюционный потенциал, как вы говорите, есть, лидеры подконтрольных партий не могут его не ощущать. Как думаете, ждут ли они сами этого момента и готовы ли им воспользоваться?

— Исторический опыт говорит, что нельзя совсем исключать ситуацию, когда некоторые из тех, кто участвует в «политическом театре» — а то, что существует в России на уровне официальных партий и выборов, это именно «политический театр», а не настоящая политика — смогут на определенном этапе воспользоваться грядущей трансформацией. Да, это бюрократы от политики, которые привыкли участвовать в выборах в том формате, в котором они проводились, привыкли комфортно существовать, ни за что по сути не борясь и ничего не делая по-настоящему. Но иногда история дает шанс не только тем, кто его заслуживает.

Лобанова хотели уволить из МГУ, но ему удалось восстановиться на работе

Фото: страница Михаила Лобанова на Facebook

Я 15 лет общаюсь со многими людьми из КПРФ, и лет 8–10 назад их партийное руководство транслировало, что режим неизбежно сгниет, а власть упадет к ним в руки, надо только подождать. Партийная верхушка понимала: рядовым активистам очевидно, что ничего для реальной борьбы за власть не делается, поэтому им предлагалась такая оптика. Но как это будет происходить, как готовиться к такой ситуации, речи не было. Это было лишь линией оправдания бездействию.

Но что та же верхушка КПРФ сможет перестроиться при определенных условиях, совсем исключать нельзя.

Мы ведь прекрасно помним, как еще недавно, в 2018–2021 годах, сочетание нескольких условий позволяло и вынуждало их пытаться конкурировать с «Единой Россией». Ведь есть еще и низовая партийная структура, и это тысячи человек, которые находятся там не потому, что получают от этого какие-то личные плюсы, а потому что имеют запрос на политическое участие. Это многие десятки оппозиционных местных и региональных депутатов, несколько перспективных политиков потенциально федерального уровня, как Ступин и Бондаренко. И значительная часть из этих рядовых активистов и региональных политиков точно примет активное участие в грядущей трансформации.

— Но получается, в интересах партийных бюрократов — чтобы режим Путина продержался как можно дольше и они вместе с ним. И при этом есть конфликт с амбициями?

— Складывается впечатление, что сейчас партийная верхушка не хотела бы никаких принципиальных изменений. У них все хорошо: устроенная жизнь, деньги, какое-то положение, родственников они пристраивают. И ставить это на кон им бы не хотелось. 24 февраля они все присягнули Путину, прекрасно понимая, что это принципиальный момент для администрации президента, для Путина. Они точно понимали, что эта «присяга» убивает электоральные перспективы в части поддержки общества. Но выбор их был таким. Например, в КПРФ радикальная провоенная позиция была занята с самого начала, но она вызвала раскол внутри партии, потому что во многих местных отделениях превалировала антивоенная позиция. Часто это коррелировало с возрастом людей. Во многих отделениях, где много молодежи и людей среднего возраста, доминировали антивоенные настроения.

Из-за позиции верхушки КПРФ по спецоперации партию покинуло заметное число рядовых активистов. А миллионы тех, кто голосовал за кандидатов КПРФ в последние годы, теперь точно не готовы поддерживать эту структуру.

Чтобы их вернуть, нужно трансформировать позицию по «спецоперации». Но это с одной стороны ведет к риску репрессий, а с другой — у партийных функционеров есть ощущение, что никаких конкурентных выборов уже наверняка не будет. Не будет ситуации 2019-го и даже 2021 года, когда есть хотя бы ограниченная конкуренция, когда можно стать бенефициаром протестного голосования и получить мандаты.

Глава КПРФ Геннадий Зюганов на встрече с Владимиром Путиным 13 февраля 2023 года

Фото: пресс-служба Кремля

К революции они точно не готовятся. Потому что если начать рассматривать революционную перспективу, то придется лишиться договорняков с властью. Она перестанет вам предоставлять гарантированные мандаты. В прошлом году такой договорняк был со всеми парламентскими партиями даже на муниципальных выборах в Москве — вы просеиваете списки, удаляете из них кандидатов с антивоенной позицией, а тем, кто прошел, не даете взаимодействовать с несистемными оппозиционными силами. В обмен на это на электронном голосовании им нарисовали так же, как и единороссам.

— При этом вы говорите, что у независимых политиков в России остались какие-то инструменты, собираетесь так или иначе участвовать в предстоящих выборах в России, в том числе, в выборах мэра Москвы, понимая, что шансов даже выдвинуть своего кандидата там не будет. Зачем играть в эти игры, разве вы не легитимизируете этот «политический театр», как вы его сами назвали?

— К выборами всегда приковано внимание части общества. В обычное время людям не до политики, до них очень сложно даже докричаться. А выборы создают ситуацию, когда к вам некоторое время прислушиваются. И каждый раз нужно искать варианты эту возможность и этот момент уловить, использовать выборы на пользу общества. С выборами мэра Москвы, которые пройдут в сентябре, ситуация тяжелая. Там есть муниципальный фильтр, с помощью которого Собянину отбирают только тех конкурентов, которых он сам хочет видеть в бюллетене. То есть даже парламентским партиям мэрия фактически ставит условие: или выдвигаете согласованного кандидата, или мы просто не дадим вашему кандидату пройти этот фильтр.

Партии подстраиваются. Например, ситуация с исключением из КПРФ Евгения Ступина возникла сейчас именно в контексте выборов мэра и договоренностей между отдельными функционерами КПРФ и властями (в марте депутата Мосгордумы Евгения Ступина исключили из КПРФ из-за антивоенного письма и поддержки арестованного Ильи Яшина. — Republic). А значит, нет большой надежды на то, что там появится хотя бы один кандидат, которого можно будет поддерживать. Но тем не менее мы с единомышленниками продолжаем думать и перебирать варианты, как и такие «выборы» активная часть общества могла бы использовать в своих целях, для донесения своей позиции, повестки, получения опыта совместных действий.

«В России в разных слоях общества есть запрос на ярко выраженную левую линию»

— Вы участвовали в выборах в Госдуму в 2021 году, но в результате электронного голосования вас обошел кандидат от «Единой России» Евгений Попов. В последние дни гремел скандал, связанный с расследованием сторонников Навального о финансировании мэрией Москвы некоторых независимых политиков и журналистов, в том числе Алексея Венедиктова. И он в 2021 году как раз продвигал электронное голосование. Венедиктов в ответ на расследование опубликовал письма в защиту от санкций бизнесмена Михаила Фридмана, которые подписали соратник Навального Леонид Волков и некоторые другие оппозиционеры. Нужно ли оппозиции продолжать обвинять Венедиктова и прочих антивоенно-настроенных людей или все же сейчас время объединяться?

— Нужно ли делать расследования, как из бюджета финансируются отдельные структуры и оппозиционеры? Да, это идет на пользу обществу. Я не вижу, чтобы это чему-то вредило, не вижу никаких минусов в расследованиях, о которых вы говорите. В логике, что это мешает перспективам собрать вместе всех известных людей, которые оппозиционно настроены, я смысла не вижу. Их нельзя собрать вместе, а создавать абстрактную коалицию всех, кто настроен против существующего политического курса, вне конкретной повестки, и бесперспективно, и даже, наверное, вредно.

Кампания по выборам в Госдуму в 2021 году

Фото: страница Михаила Лобанова на Facebook

Другое дело, если возникнут конкретные точки, в которых это тактическое объединение будет иметь смысл, в рамках конкретных кампаний.

Пока аргументы про раскол оппозиции выглядят неубедительно: как будто каким-то людям хочется защитить своих друзей из прошлых времен, которые запутались в сомнительных схемах финансирования, но никаких реальных претензий к расследованию предъявить не получается.

Претензии к Венедиктову остались. Что у него было в голове, что его привело к тому, что всю свою репутацию и наработанную аудиторию он вложил в защиту электронного голосования, которое делалось исключительно для фальсификаций? Как он к этому пришел, об этом я рассуждать не берусь. Но конкретно эти его действия принесли очень большой вред обществу. И то, что он не может свою большую ошибку признать, внести вклад в разоблачение фальсификаций и двинуть дальше, мне кажется, определенная проблема. Ему стоило бы поступить так, но людям обычно непросто признавать, что они в чем-то ошибались.

— Эти взаимные обвинения разве не нанесли удар по поддержке российским обществом оппозиции?

— Я здесь не вижу проблем. Расследование вскрыло схемы, как огромные деньги из бюджета Москвы скрытно и по коррупционным схемам тратятся на пиар Собянина и политические кампании его ставленников и союзников. Оппозиции и всему обществу на пользу эта фактура. Волков написал бумагу с просьбой снять санкции с одного олигарха. Мне как человеку левых взглядов это совсем не близко. Конечно, сейчас надо думать не о самых обеспеченных и богатых. У них и так все хорошо в сравнении с теми людьми, которые непосредственно страдают от конфликта, находятся под угрозой мобилизации или мобилизованы, причем с обеих сторон.

С другой стороны те, кто эти письма подписывал, они же не позиционировали себя как люди, которые идут в политику, чтобы выражать классовую линию, интересы наемных работников, наименее обеспеченных слоев. Они не скрывают своих либеральных экономических взглядов, поэтому подписание письма не стало сюрпризом и шоком.

— Но разве политики не должны пытаться привлекать на свою сторону как можно больше людей? Получается, что вместо этого сторонники Навального спровоцировали очередной раскол среди оппозиционно настроенных людей — выглядит так, что они не только борются с другими либералами, но и пытаются защитить толстосумов, когда простые россияне страдают от войны и санкций.

— Их деятельность к этим подписям не сводится, они делают много важных вещей, которые вызывают уважение и которые являются их вкладом в дело политизации общества. Этот эпизод с письмом в поддержку Фридмана может быть даже и полезен в каком-то смысле. Часто за критикой репрессивной политики Кремля, за протестом против удушения свободы слова, последних настоящих СМИ, самых вопиющих и кровавых ошибок режима, неприятие которых разделяет вся оппозиция, теряется важный момент. Чьи позиции и интересы будет озвучивать и защищать та или иная политическая сила, когда трансформация или крах режима сделают это возможными?

Это особенно важно в свете того, что правореваншисткая государственническая линия точно будет представлена в политическом поле и после Путина. И за этой линией точно будут стоять большие деньги и ресурсы. Она и нужна только для того, чтобы сохранять огромные ресурсы, которые должны принадлежать всему обществу, в руках горстки людей.

И если критически настроенная часть общества не выработает политическую альтернативу, способную мобилизовать и вдохновить десятки миллионов, то нас ждет новый круг.

Снова десять лет репрессивной политики, сохранения вопиющего экономического и политического неравенства, новый виток наращивания военных расходов, планы реванша и неизбежная перспектива новой военной авантюры.

В будущей политической борьбе альтернативой этой повестке не может стать просто праволиберальная линия. Я не вижу, чтобы такая повестка могла мобилизовать заметную часть общества. За этими взглядами стоит еще какое-то количество говорящих голов, какие-то имена, но я не вижу за ними перспективы мобилизации масс.

В России в разных слоях общества есть запрос на ярко выраженную левую линию, которая концентрируется вокруг темы неравенства, вопроса изменения внешней политики. И здесь на уровне идей потенциально существует очень сильная левая альтернатива.

Результат работы вандалов над дверью в квартиру Лобанова

Фото: страница Михаила Лобанова на Facebook

За предыдущие 20 лет на левом фланге в поле общественного внимания было не так много людей, кампаний, организаций, которых можно было бы соотнести с этой частью политического спектра. Подписания заявлений в поддержку топ-менеджеров, олигархов и дискуссии вокруг них напоминают об этом противоречии, когда массовый запрос на леводемократическую альтернативу в обществе сочетается с доминированием среди публичных спикеров от оппозиции людей с праволиберальными взглядами. Вопрос в том, как это противоречие будет решаться, когда политические процессы ускорятся и люди будут вовлечены в политическое участие и политические дискуссии.

И здесь уже вопрос к нам — к левым. Среди нас много людей с опытом политического участия, как из тех, кто остался, так и из тех, кто уехал. Да, мы не являемся звездами «большой политики», за нами не стоят денежные мешки и связи, но это не важно. А важно, сможем ли мы в нужный момент объединиться и предложить обществу проект леводемократической альтернативы.

«Если вы просто останавливаетесь, ставите все на паузу и тем более разъезжаетесь — это гарантированный откат назад»

— Вы заявляете о себе как о политике, который готов продолжать свою деятельность, оставаясь в России. Может быть, все же стоит попытаться сохранить себя на свободе и уехать до более безопасного времени?

— Выбранная линия ожидания подходящего момента с большой вероятностью приводит к полному выключению людей из политических процессов и политического участия. Как я рассказывал, КПРФ 8–10 лет назад транслировала, что можно ничего не делать, надо подождать.

Но если ничего не делать, то к этому уникальному и решающему моменту не будешь готов, механизмы мобилизации будут атрофированы, инстинкты притуплены.

Мы пытаемся сохранить активистские связи, проводятся встречи, созвоны, которые позволяют их развить. Но при этом нам постоянно нужно думать, искать что-то еще. Очень сложно продолжать быть вместе, если вы просто останавливаетесь, ставите все на паузу и тем более разъезжаетесь — это гарантированный откат назад. Надо пытаться двигаться вперед и как минимум сохранять то, что было создано до этого.

— Много ли таких продолжающих действовать политиков остаются в России?

— Это большое число людей. Довольно многие уехали, но еще больше не уехало. Просто какая-то деятельность, обсуждения перешли в менее видимый формат. За последний год стали сильно больше закрытых мероприятий. Если раньше политические группы или единомышленники были нацелены на публичность, то сейчас люди пытаются снизить риски. Но политическая жизнь сохраняется.

За последний год люди в силу тех шоков, которые пережили, изменили свои повседневные практики, больше узнали о вопросах безопасности. Многие примерили на себя ситуации, как их схватят, будут тащить в военкомат, как они будут сопротивляться, чтобы их не отправили стрелять в других людей. Власти сами многих подталкивают быть готовыми к другим формам политического участия, к чему-то более острому и рискованному, чем опыт предшествующих 10 лет, когда были большие разрешенные митинги в центре города и можно было писать посты в социальных сетях.

— Провоенная позиция, на ваш взгляд, становится в обществе все менее популярной?

— Я скорее согласен с теми выводами, которые транслирует политфилософ Григорий Юдин, который в том числе внимательно следит за опросами. Есть какая-то группа поддержки «спецоперации», это милитаристская группа, которая хочет роликов с боевыми действиями, новых эскалаций, победы и так далее. И их несколько процентов, это много само по себе, но это абсолютное меньшинство, скорей некая субкультура. Она оторвана от основной части общества и живет в своих медиаресурсах, читает тех, кто называется военкорами.

И есть очень большой процент тех, кто готовы частично воспроизводить риторику провластных СМИ. Если власть говорит продолжать, они скажут: ладно, власти виднее. А если власть скажет, что пора заканчивать спецоперацию, то они и это тоже поддержат.

И более того, подозреваю, что тут их поддержка будет гораздо более искренней, чем в момент, когда их попросят одобрить агрессивную милитаристскую позицию. Это люди, которые в целом лояльно настроены к власти, потому что считают, что на ее решения нельзя повлиять, а потому с ними лучше смириться.

И есть очень большой процент тех, кто занимает реальную антивоенную позицию, но боится об этом говорить. Тут тоже играет фактор разделения по возрастам: старшие поколения под 50 и за 50, дают сильно больший процент поддержки агрессивной линии, чем средние и младшие поколения. И в контексте этого раскола в обществе важно продолжать говорить и по возможности действовать. Чтобы эти десятки миллионов людей с антивоенной позицией не теряли надежду и настрой на политическое участие в перспективе. Скоро это станет важным и ценным ресурсом.

— Вы пережили не одно задержание, спецприемники, вас арестовывали и штрафовали за антивоенный пикет. В декабре в вашем доме прошел обыск, после чего вас снова арестовали на 15 суток. Как это давление на вас влияет? В России вы находитесь под угрозой уголовного преследования. Где находится та точка, когда вы скажете «я беру паузу» или «уезжаю из России»?

— Для меня было бы контрпродуктивно публично озвучивать, где эта точка, потому что для людей, которые периодически оказывают на меня давление, эта информация была бы ценной. Конечно, все это некомфортно, это давление причиняет неприятности, порождает страх, с которым приходится как-то работать, бороться с ним, и он есть и у меня, и у моей жены Александры Запольской. Все это вызывает волнение у родных и близких. Но тем не менее я взвешиваю риски и считаю, что пока еще могу продолжать действовать внутри России, вносить свой вклад в перспективу дела грядущей политической трансформации страны.

Результаты обыска в квартире Лобанова

Фото: SOTA

Это не значит, что я собираюсь находиться здесь, в России, вообще в любых условиях и обязательно сесть в путинскую тюрьму, мне бы этого точно не хотелось. Но пока, несмотря на эти буквы «Z» на двери, аресты, я могу продолжать работать, преподавать, за счет чего я и живу.

Политическая деятельность не приносит никаких денег, но это важная часть самореализации, и в том или ином виде я и мои единомышленники пока можем продолжать и продолжаем.

И с другой стороны общественная поддержка, которую мы получаем во время этих неприятностей, конечно, является очень важным фактором. Благодаря ей мы находим силы и источник надежды, можем двигаться дальше. Спасибо всем, кто поддерживал меня и мою жену в период недавнего обыска и ареста.

«Люди продолжат находить пути и для протеста, и для сопротивления»

— Как вы считаете, может ли в этом году закончиться война? Чего вы вообще ждете в ближайшие месяцы?

— Я был бы очень рад, если бы люди перестали гибнуть и Кремль как-то одумался. Но, к сожалению, на данном этапе это маловероятный сценарий. Я, честно говоря, не сильно верю, что в случае продолжения активных боевых действий Кремль сможет решать проблему пополнения армии за счет добровольцев. Велики шансы, что будут новые волны мобилизации. А эти волны будут снова работать на перспективу предреволюционной ситуации. Это весьма вероятно. Будет театр саморазоблачения под названием «выборы мэра Москвы». Про это я выше уже сказал.

— Ордер Международного уголовного суда в Гааге на арест Владимира Путина сплотит властную элиту вокруг президента, или они по этому поводу серьезно напряглись, как вы думаете?

— Я пока не вижу, как это может их сплотить. Но я заметил, что это решение суда порадовало заметную часть общества в России, прямо чувствуется радость многих людей. Когда эта новость вышла, я увидел, что она подбодрила десятки миллионов россиян, которые зачастую находились в депрессии. Это маленькая приятная неожиданность. Не сказать, что это событие какое-то решающее, но эмоциональное воздействие оно будет иметь очень долго.

Си Цзиньпин и Владимир Путин

Фото: пресс-служба Кремля

А те, кто провластно настроен… В кремлевской пропаганде явно транслировалась линия, что если Кремль будет занимать жесткую позицию, то придуманный, созданный Путиным и путинской пропагандой «коллективный Запад» вынужден будет так или иначе с ней соглашаться. Но получилось, что решение суда противоречит этой логике. И, возможно, это заставит кого-то задуматься. Этот ордер играет против кремлевской позиции в отношении «спецоперации»: главное — не сдавать назад, довести дело до какого-то конца, а странам Европы, США так или иначе выгодна торговля с Россией, поэтому скоро все нормализуется. Этот ордер — серьезный аргумент в пользу того, что эти надежды были ошибочными. Поэтому во власти скорее следует ожидать раскола. Я бы не стал преувеличивать значение этого судебного решения, но оно, я думаю, скорее будет играть в эту сторону.

— В Москву приезжал китайский лидер Си Цзиньпин. Как политики левого фланга оценивают новое сотрудничество с Китаем и визит его лидера в Россию? По вашему мнению, это катастрофа для независимости России?

— Никто не считает нынешний Китаем коммунистическим. Всеми признано, что там сложилась просто своя форма капитализма, и режим этой страны преследует свои империалистические цели. Путин в трудной ситуации, в которую он сам себя загнал, ищет поддержку, где может. Конечно, в рамках этого судорожного поиска союзников есть риски разных уступок, которые могут иметь негативные последствия. Но мы об этом пока ничего конкретного не знаем и рано драматизировать.

— Как этот визит и поддержка Китаем режима Путина повлияют на ход войны и перспективы российской оппозиции?

— Думаю, никак.

— На днях Владимир Путин дал новую разнарядку силовикам — пресекать попытки «раскачать общество изнутри». Это новый виток зачистки в предвыборный год?

— Возможно, да. А возможно, это просто словесные интервенции. Точечные репрессии последних месяцев сопровождаются сознательной работой по нагнетанию паники в критически настроенной части общества. В любом случае люди продолжат находить пути и возможности и для протеста, и для сопротивления. В свете высоких шансов на серьезную трансформацию режима в среднесрочной перспективе — тем более.