Freedom Letters. Иллюстрация: Лариса Белкина + Midjourney
««Большая пайка» — один из самых точных романов о России: внешний антураж власти может измениться радикально, но приемы ее — никогда», — пишет Дмитрий Быков в послесловии к переизданию романа Юлия Дубова. Полная авторская версия этого текста, который до сих пор считается лучшим литературным произведением о российском бизнесе, только что вышла в новом издательстве Freedom Letters. Книга, написанная в 1999 году, основана на реальных событиях в окружении Бориса Березовского — в романе он выведен под именем Платона Маковского. Автор романа много лет дружил с Березовским и участвовал в создании его компании «ЛогоВАЗ». С начала 2000-х, как и все партнеры опального олигарха, Дубов перебрался в Лондон и продолжает там писательскую карьеру. Мы с ним поговорили.
— Мне очень интересно прежде всего ваше ощущение текущих событий и той точки, из которой вы когда-то начинали свой роман про большой российский бизнес. Было ли у вас вот тогда, в конце девяностых — начале двухтысячных какое-то видение того, где мы оказались сейчас?
— Я не очень люблю хвастаться, но в принципе «Большая пайка» — ровно про это. Потому что ещё во второй половине восьмидесятых, наблюдая за этим карнавалом вырвавшихся на свободу индивидуальностей во всех абсолютно сферах — и в бизнесе, и в журналистике, и в кино, и в книгах, ну просто везде, — я никак не мог отделаться от ощущения, что это всё не очень надолго. Когда-нибудь этой партизанской вольнице будет положен конец и на смену ей придёт какое-нибудь другое время, когда для того, чтобы что-нибудь сделать, или сказать, или нарисовать, полезно было бы пойти и спросить разрешения.
— А вам не кажется, что это просто самосбывающееся пророчество, которое было в голове у многих людей, которые входили в бизнес в то время? Поскольку все думали, что нечто такое произойдёт, то и действовали исходя именно из такого сценария. Вот он и реализовался.
— Вы знаете, мне приходилось много слышать про некоторые особенности российской истории, в которых за потеплением неизбежно следуют заморозки. Это утверждение не зависит от того, что чувствуют люди, жившие в то или иное время. Это объективная вещь. Просто мне тогда, в восьмидесятые, казалось, что это вот прямо сейчас должно произойти. А потом на смену этому времени, когда надо будет просить разрешения, придёт другое время, когда в принципе разрешения уже лучше не просить, потому что, если человек начинает просить разрешения на что-то, это значит, он не совсем хорошо представляет себе своё место в окружающем его мире и к такому человеку надо было бы присмотреться.
Собственно говоря, «Большая пайка» — книга про то, как эта бизнес-товарищеская весёлая вольница начинает потихоньку разваливаться, потому что оказывается, что она не очень жизнеспособна. И ей на смену приходит угроза другого времени, где самодеятельность и инициатива не слишком-то поощряются.
Мне всегда немного странным казалось, что это мало кто заметил, но в «Большой пайке» ключевым моментом является беседа питерского чекиста Фёдора Фёдоровича с Платоном. Питерский чекист ему объясняет, что «вы таким образом не только всех своих оставшихся друзей погубите, как погубили тех, которых уже нет — вы и себя погубите, потому что единственным эффективным непротиворечивым и вообще правильным способом организации любой деятельности является диктатура. И вот только тогда, когда вы это поймёте, тогда у вас всё и начнёт складываться. А пока вы этого не понимаете, вокруг вас будет происходить то, что происходит сейчас».
А в «Меньшем зле» [продолжение «Большой пайки», впервые опубликованное в 2005 году] они оба опять же сидят за столом, и питерский чекист, которого Платон только что сделал президентом России, объясняет ему то же самое. Только если раньше речь шла о том, как надо выстраивать бизнес, теперь речь идёт о том, как надо строить страну. Правда, способ построения страны он ласково называет «разумно организованное единоначалие». В общем-то, ещё тогда должно было быть понятно, к чему это «разумно организованное единоначалие» приведёт», а сейчас мы это просто видим собственными глазами.
— Да, понятно это было, уже когда прозвучали слова: «Парламент не место для дискуссий». Собственно, и другие события, которые происходили в 2000-м и 2001-м, чётко задали вектор. История с Гусинским, да и с самим Березовским после «Курска» более-менее складывались по этому сценарию. Но после того как началась война, по-моему, обнулилось абсолютно всё. Как будто не было последних тридцати лет с лишним лет в том же в бизнесе. Все прежние достижения — нету их, стёрты резинкой. Получается, всё, что мы пережили за последние три десятилетия, было зря?
— В каком смысле «всё зря»? Мы их прожили, эти тридцать лет, и значит, это уже было не зря, потому что тот опыт, который у каждого из нас появился за эти годы, — это, вообще-то говоря, вещь бесценная.
Я просто не могу себе представить себя не пережившим всё то, что было. Ведь это было бы, наверное, жутко скучно. Эти почти сорок лет, с 85-го, и были у меня в жизни самые яркие.
Youtube.com / @user-ii6jw5db3o
— Думаю, что и у Березовского они тоже были очень яркие. Но в итоге он кончил очень печально. Почему?