putnik / Wikipedia
C 4 по 5 октября в Вильнюсе проходит 13-й форум свободной России, где, как сказано в анонсе , обсуждаются «кризис российской политэмиграции и пути его преодоления», а также «проблема постпутинского устройства России, актуализированная посредством дискуссии о деколонизации». Republic задал вопросы по этим темам одному из спикеров форума — политологу и географу Дмитрию Орешкину* (признан в России иностранным агентом).
— Как бы вы охарактеризовали или даже диагностировали нынешнее состояние российской оппозиции? Впрочем, в последнее время все чаще употребляются иные названия этого сообщества: политическая эмиграция, релоканты, противники режима, сопротивление и так далее.
— Надо заметить, я никогда не называл противников режима оппозицией, потому что понятие «оппозиция» — это признак развитой политической культуры. Оппозицию надо заслужить. Например, понимание того, что оппозиция — это нормальная, легальная, естественная составляющая политической жизни, формировалось в Британии с 1215 года, когда была принята знаменитая «Магна Карта», то есть Великая хартия вольностей. Это документ, который ограничивал самовластие короля. После этого, в течение семи столетий, шла длинная процедура, сопровождающаяся гражданскими войнами, казнями монархов, посадками депутатов и так далее. Происходило оттачивание, формирование такой политической культуры, в которой оппозиция есть нормальная действующая составляющая часть политического процесса. Оппозиция подразумевает права: право вести агитацию, право участвовать в выборах, право обладать средствами массовой информации, наличие независимого суда, честный подсчет голосов на выборах. Всего этого в путинской России нет, как и не было в Советском Союзе.
Поэтому правильнее пользоваться, как я уже сказал, термином «противники режима». А оппозицией они станут тогда, когда у них появится возможность легальным путем или брать власть, или участвовать в политическом управлении с помощью критики, предложения каких-то альтернативных решений и так далее. Где в Кремле или в парламенте оппозиция путинским действиям? Ее нет. Поэтому Путин откатил назад Россию к советским стандартам, а там оппозиции не было по определению. Были какие-то люди, которых обвиняли в том, что они оппозиционеры, но на самом деле они были просто те, кто был против сталинских методов. А вот такой структурированной оппозиции, которая могла бы избираться, обращаться к народу, в стране нет с 1926 года.
Поэтому их можно назвать противники режима или диссидентурой по образцу советских времен. Тогда можно было быть нравственным, идеологическим, каким еще угодно противником советской власти, но при этом надеяться, что тебя сделают членом политбюро или изберут в ЦК партии, никаких оснований не было. Поэтому это не то, что на Западе называется оппозиция, это как бы нравственный или еще какой-то протест без надежды на то, что можно поменять с помощью этих людей управление страной. Может быть, многие из этих людей сами так не думают, но мне кажется очевидным, что шансов у них прийти к власти легальным путем, не меняя саму эту систему, просто нет. Эта система не предусматривает наличие оппозиции, в принципе, она ее просто уничтожает. Но допускает существование диссидентов, которых, она шельмует, обвиняет в том, что они наймиты буржуазной прессы и так далее. Это все легко вспомнить, прочитав антидиссидентские статьи 70–80-х годов.
Так что все это очень важная составляющая политической жизни российской общественности, которая сейчас находится за рубежом. Но оппозицией это так же трудно назвать, как, например, политическую эмиграцию 20-х или 30-х годов, оппозицией к советскому режиму.
Они критиковали, они писали, они работали, и это все было не зря. Но надеяться на то, что они окажутся чем-то вроде европейской или американской оппозиции, не было ровно никаких оснований.
Другой вопрос, что многие участники этого процесса не готовы с этим согласиться. Они считают себя оппозицией и альтернативой власти. Но при этом я соглашусь, что сегодня есть разница с поздними советскими временами, прежде всего в том, что количество противников режима выросло на порядки. Если в Советском Союзе, который я помню по 70-м и 80-м годам, диссидентами были единицы, может быть, десятки, то сейчас их многие тысячи, даже миллионы. Публично активных меньше, тысячи, но это все равно много по сравнению с советскими временами.
Однако мы можем вспомнить более ранние времена, в которые я еще не жил. Это 1920-е годы, когда огромное количество квалифицированных, умных, грамотных, хорошо пишущих и говорящих людей были просто изгнаны из страны. Тогда это называлось не оппозиция, а эмиграция.
Следующий вопрос: что может в наше время сделать эмиграция для будущего России?