«Медиаинвесторы смываются быстро не потому, что деньги кончаются. Они считают, что как только завели СМИ, немедленно должен произойти расцвет их имиджа»

Газета «Бизнес», появившаяся в 2004 году, (с 2007 года – Business&Financial Markets) просуществовала четыре года, пережив короткий период взлета и длинную агонию. Задумывалась она как конкурент двум главным деловым газетам, но рассчитанный на более узкий сегмент читателей – владельцев малого и среднего бизнеса. Позже выяснилось, что эта аудитория не способна «прокормить» газету. Когда весь ИД «Секрет фирмы», куда она входила, был продан Алишеру Усманову, «Бизнес» оказался за рамками сделки и чуть было не попал в руки владельца ИДР Сергея Родионова – худшую судьбу для издания, по словам ее последнего главного редактораЮрия Хнычкина, представить сложно. Потом возникла новая фигура – Аркадия Гайдамака, человека со сложной судьбой, биографией и нерешенными вопросами с правосудием – сначала показавшегося спасителем, но оказавшегося последним владельцем «Бизнеса». О том, как создавалась, а потом продавалась, перезапускалась и закрывалась газета «Бизнес», почему журналистика 1990-х нравится ему больше, чем современная, и чем ему несимпатично большинство медиаинвесторов, Юрий Хнычкин рассказал в интервью Slon.ru. Третья лишняя | Только не Родионов | Луч Гайдамака | Деньги кончились | Завышенные ожидания инвесторов | Анти-Екклезиаст

– Как случилось, что вы стали редактором газеты «Бизнес»? — Когда в 2004-м начиналась газета «Бизнес», ориентированная на средний и малый бизнес, то ниша была выбрана очень неплохая, на мой взгляд. Газета опередила свое время, как и другие проекты издательского дома «Секрет фирмы». В частности, журнал «Все ясно», который какое-то время просуществовал, но потом не выдержал плохого с собой обращения и помер. К тому времени уже существовали и «Коммерсантъ», и «Ведомости», которые концентрировались на новостях крупных компаний. А у средних и малых компаний, у которых приблизительно один и тот же набор проблем, источника информации не было. Так что газета наша замышлялась как коллективный организатор – как у Ленина. Мы думали, что помимо чисто информационной функции газета будет как раз объединять этих мелких и средних предпринимателей, цивилизовывать их, в хорошем смысле слова. Критики этой концепции говорят, что владелец ларька все равно ничего не читает, что у него нет специфических деловых запросов, что он читает «МК» и тем самым удовлетворяет свои информационные потребности. Но это – гипертрофированная точка зрения: есть масса предпринимателей, владеющих такими компаниями, которые страдают от произвола проверяющих госорганов, от часто меняющейся налоговой системы. И у них много точек соприкосновения. Я был в проекте с момента запуска, осенью 2004-го пришел из журнала «Компания». – Когда главного редактора Андрея Григорьева в журнале уже не было? – Нет, был. Когда я уходил, у него как раз начались «разборки» с [бывшим совладельцем журнала, главой НРК Александром] Лебедевым. Тогда еще ничто не предвещало исхода – истории с [Сергеем] Родионовым и так далее... Я уходил в газету потому, что меня позвали люди, которых я очень уважал – Александр Локтев, бывший главный редактор «Коммерсанта» и Юрий Кацман, с которым у меня тоже были прекрасные отношения. Мне очень нравилась атмосфера старого «Коммерсанта» 1992–1994 годов и мне очень хотелось ее повторить. При этом я понимал, что если идти в ежедневную газету, то – сейчас, лет через пять уже не захочется. И действительно, мне уже и не хочется. А тогда хотелось. Я быстро принял это решение, стал заместителем главного редактора, затем первым замом и главным редактором. Юра Кацман при этом занимал несколько должностей с самого начала – и главного редактора «Бизнеса», и коммерческого директора ИД «Секрет фирмы». И изначально была договоренность, что должность главреда он рано или поздно уступит. Что и произошло. Я начал предлагать какие-то программы изменения газеты, ее совершенствования. А потом наступил кошмарный период, когда газету начали продавать. И произошло это практически сразу: в июле 2006-го меня назначили главным редактором, а начиная с октября ИД стал трещать по швам. – Потому что у инвесторов закончились деньги? Или потому, что у людей из «Юкоса», в то время владельцев издательского дома «Секрет фирмы», пришло понимание того, что это – занятие бессмысленное? — Руководство ИД пришло к выводу, что нужны либо качественно иные вложения, либо лавочку надо закрыть, продав все, что имеется. Насколько я знаю, деньги в тот момент не закончились, но этот вопрос, строго говоря, – не ко мне. Сами руководители пришли к выводу, что сильно изменилась ситуация. В этот период на рынке уже была «РБК daily». Быть третьей деловой газетой – это одно, а быть четвертой, [конкурирующей] в одной нише, – малоинтересно. Тем более, на таком небольшом рынке, как московский. – Кто эти загадочные акционеры из «Юкоса»? Можно, наконец, назвать их имена? – Это не физические лица, а институциональные инвесторы. Инвестиционный фонд, находившийся в Лондоне. И его название (совершенно честно говорю) я не помню. Могу сказать только, что люди из «Юкоса» абсолютно точно никак на газету не влияли. – Зачем им это (медиабизнес) было надо? По политическим причинам? — По политическим причинам имело бы смысл делать абсолютно политическую историю сразу. В тот период ситуация вокруг «Юкоса» менялась быстро. Когда было принято решение о выкупе «Секрета фирмы» и издании газеты, ситуация была одна: [Михаил] Ходорковский еще был в московском СИЗО, суд не начинался, «Юганскнефтегаз» не был продан. Думаю, у людей из «Юкоса» тогда сохранялась иллюзия, что удастся договориться, что все не дойдет до тех крайних степеней, до каких дошло. Но за тот период, пока газета выходила, ситуация изменилась: Ходорковский был приговорен к восьми годам, «Юганскнефтегаз» был продан с этого смешного аукциона, а компания фактически развалилась. Думаю, приоритеты людей, которые занимались размещением средств фонда, очень изменились. Они поняли, что здесь, в России, ловить нечего, и бессмысленно поддерживать издание в стране, с которой уже ничего не связывает.

– Вы говорите, что владельцы не хотели быть четвертыми в своей нише. Газета «РБК» была лучше вашей? – В «РБК» сразу были впрыснуты огромные средства. Я считаю, что и у журнала «Секрет фирмы», и у газеты «Бизнес» были проблемы с продвижением. Не знаю, в людях ли проблема – тех, кто занимался этим вопросом, в нехватке денег ли или незнании ситуации на рынке... Однако как только появилась «РБК», началась ковровая бомбардировка – газета лежала всюду. Я, в принципе, не знал людей, которые тогда покупали бы «РБК»: в этом не было никакой необходимости, достаточно было зайти в любое кафе и найти лежащую в огромном количестве экземпляров газету. – И сейчас во многих кафе она лежит. – Но я сейчас знаю лично как минимум двух людей, которые на газету уже подписаны. А мы тогда со схемой бесплатного распространения принципиально не связывались. Считали, что продукт, если нет рекламы (а ее не было), должен приносить деньги хотя бы на распространении. К осени 2006-го оказалось, что новые проекты запущены (а это было три проекта издательского дома – «Бизнес» и журналы «Имеешь право» и «Все ясно»), имелся уже более-менее раскрученный «Секрет фирмы», а главным активом издательского дома была «Газета.ру», которая в состав ИД вошла осенью 2005 года. Думаю, именно это в конечном счете и спасло ИД. Когда к [Алишеру] Усманову ушла «Газета.ру», туда же, к нему, ушли и журналы «Все ясно» и «Секрет фирмы». Это было достижение, потому что, называя вещи своими именами, он покупал прежде всего «Газету.ру», а довеском попали два журнала. Выпуск одного из них – «Все ясно» – вскоре был прерван, когда команда инфографиков (самое ценное в журнале) ушла в РИА Новости. В целом, история продажи «Бизнеса» состоит из двух частей. Было изначально ясно, что мы Усманову не нужны – у него уже была лучшая деловая газета. – Вы сейчас как патриот «Коммерсанта» это сказали, назвав лучшей деловой «Коммерсантъ», а не «Ведомости»? – Как патриот, да. И тогда на горизонте появился ИДР. Для меня это был тихий ужас. Есть издательские дома, у которых есть фанаты и противники, но я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил про ИДР что-то хорошее – эта организация находится за пределами добра и зла. Бизнес-модель ИДР со стороны выглядела так: надо купить издания, любые, объединить их и при этом никакой речи о синергетическом эффекте. Многие издания из тех, что были куплены ИДР, были закрыты. Некоторое время я проработал в «Профиле», в 1996-1997 годах, когда контролирующим акционером уже был ИДР, хотя тогда такого издательского дома как такового не было. Но тогда находиться там еще было можно – у Сергея Сергеевича [Родионова] не было времени заниматься этим хозяйством, у него была другая игрушка под названием «Банк Империал». А потом банк превратился в живой труп, а Родионов ушел из «Империала» и находился в Люксембурге. После его возвращения началось привлечение инвесторов в ИД, безумная скупка всего, что есть на рынке. У меня есть основания полагать, что скупка проводилась с учетом интересов покупающих менеджеров, то есть они были кровно заинтересованы в том, чтобы купить побольше. Потом вектор сменился и продукты позакрывались. А когда началось эта история с газетой, мы начали терять людей пачками. Весь период издания газеты мы работали поставщиком кадров для других деловых газет. Я к этому спокойно относился: за ногу никого удержать не могу. Процент людей, которые ушли в «Ведомости», «Коммерсантъ» и «РБК» был крайне велик. Люди приходили в «Бизнес» на самом начальном периоде карьеры, быстро делали себе имя – за счет ежедневного появления на полосах, после чего их замечали конкуренты, и они туда уходили. При всем при том, что зарплаты у нас были конкурентоспособны, не было хронического безденежья. Люди уходили оттого, что «Ведомости» и «Коммерсантъ» – это бренды, это навсегда. А вот уже когда начались разговоры, что газета уйдет в ИДР, начался массовый исход. В течение месяца я примерно каждый день подписывал заявления об уходе. Иногда даже не по одному. – Потому что люди не хотели работать с Родионовым? – Именно поэтому. Мы тогда потеряли очень неплохой отдел потребрынка почти в полном составе. Он был важен, потому что именно он работал на нашу аудиторию, которую я называл «барыгами». Это люди, которые, в основном, занимаются торговлей, а не производством. Это была важная сфера. Мы потеряли отдел недвижимости и так далее... История с ИДР закончилась бесславно. Как я понимаю, в руководстве ИДР существовало две точки зрения на то, нужна ли там газета «Бизнес» или нет. И, наверное, для нас, к счастью, победила вторая точка зрения. На переговорной истории было потеряно месяца полтора. И вот перед нами ситуация. Конец ноября. Мы не пристроены: сделка с Усмановым практически закрыта, а сделка с Родионовым не состоялась. Журнал «Имеешь право» закрыт – с выплатой компенсаций. И перед нами маячит такая же перспектива. И совершенно неожиданно... – … Аркадий Гайдамак захотел купить слона, на котором можно написать: «Гайдамак – хороший человек». – Я думаю, что ситуация наша отличается от той, что вы описываете. Это ситуация «Московских новостей». Когда он покупал «МН» в 2005-м, он был вещью в себе. Про Гайдамака никто ничего не мог сказать.

– При этом у него была очень подозрительная биография. – Безусловно. А вот история покупки «Бизнеса» в 2006 г. выглядела более убедительно. Уже было известно, что через два-три месяца запустится радио «Бизнес FM». Думаю, инициатором покупки газеты был не Гайдамак, а менеджеры «Объединенных медиа». Они прослышали о том, что есть газета, которую можно дешево купить, при этом она уже работает, не прерывала выпуска и, что очень важно, – у нее есть вход в розничные сети. То есть это не новый продукт, который можно перезапустить. Происходило все очень неожиданно для нас. По-моему, было даже объявление в газете – о том, что выпуск будет приостановлен. Точно не помню – я был в ту осень на страшном нерве. Появление Гайдамака выглядело лучом света в конце тоннеля. Стоимости сделки не знаю, но подозреваю, что копеечная. Долгов [сторонним структурам] не было, но были убытки – был коллектив, который худо-бедно, но нужно было кормить, нужно было платить за бумагу, за выпуск, за розничные сети. На новогодние праздники в конце 2006-го мы ушли в уверенности, что газета будет выходить дальше. Выпуск не приостановился. После Нового года газета продолжала выходить в старом формате еще два месяца. Готовился перезапуск. Концепцию биржевой газеты предложил я – на встрече с менеджментом «Объединенных медиа». – Вы лично с Гайдамаком не разговаривали? – Никогда. – И мотивы покупки вы не знали? – Нет, для меня это, если честно, было неважно. – И репутация не важна? – Понимаете, для меня было важным спасти остатки людей, чтобы их не вышибли на улицу под Новый год. У меня, безусловно, были сомнения. Может, это была и ошибка – что не настаивал на встрече с Аркадием Александровичем. Если бы на него посмотрел, то, может, быстрее бы все понял... Люди, которые пришли как менеджеры «Объединенных медиа», были на порядок лучше людей, которые приходили от Родионова. Да, конечно, у первых были несколько наивные мысли. Не надо забывать, что они – радийщики, не имевшие прежде дела с печатной прессой. Но в целом они производили впечатление людей, с которыми можно работать. Я понимал, что радио будет иметь сильную биржевую составляющую, и тогда предложил концепцию биржевой газеты. Мне она показалась интересной по нескольким причинам. Во-первых, была [пустая] ниша, что мне дико нравилось – не нужно было вступать в конкуренцию с титанами. Иначе просто можно было потерять деньги и быть бесславно закрытыми. Во-вторых, сама идея показалась мне свежей и интересной. Хотя после полугода выпуска в новом формате я понял, что ошибка все равно была совершена – не надо было сохранять ежедневную газету. Ежедневно давать информацию о бирже все же было стрельбой из пушек по воробьям. Людям, реально сидящим в рынке, ежедневная газета не нужна – есть интернет. А для людей, за рынком не следящих, ежедневно – слишком часто. Кроме того, скупка акций, как правило, – операция не одного дня. Это продолжается 3–4–7 дней, и на горизонте одного дня невозможно выяснить ничего, кроме того, что кто-то (о чем говорят все) начал скупку. Бумага немедленно начинает расти, это – интересно, это именно та информация, которая ценится на рынке. Но толком узнать ничего невозможно. И только на протяжении 3–4 дней ты понимаешь, что это целенаправленная игра. За неделю можно понять, откуда уши растут. И это – истории для нормального еженедельника. Словом, можно было заниматься освещением биржевой информации в еженедельном формате – так, как это делает в Штатах издание Barron's. Это такая еще выходящая на бумаге биржевая Библия, которая ни в коем случае не конкурирует с Wall Street Journal – у нее другие задачи. Это издание, которое очень глубоко и полно пишет про торговлю ценными бумагами. – Но там вся Америка – сплошь акционеры. – Естественно. И читают Barron's в основном дедушки и бабушки – мелкие акционеры. Кроме того, идея биржевой газеты мне нравилась потому, что ситуация за четыре года, к 2007-му сильно улучшилась. На носу были «народные IPO» – уже разместилась «Роснефть» и должны были размещаться ВТБ и Сбербанк. Так что появилась надежда на то, что класс акционеров сильно расширится. К тому же это были сытые годы, когда изрядное количество людей играли на бирже. Представители акционера в тот момент понимали, что газета не достигнет тиражей «Коммерсанта» и «Ведомостей», да это и не нужно. – Почему нельзя было оставить прежнюю концепцию? Зачем ее нужно было менять? – Я уже сказал, что старая концепция обогнала свое время. В начале 2007 года людям из «Объединенных медиа» было понятно, что на эту группу людей – малый и средний бизнес, нужно заходить с другими денежными ресурсами. А их не было. Кроме того, ориентация на малый и средний бизнес никак не билась с концепцией «Бизнес FM», а с новой концепцией можно было достигнуть синергетического эффекта. Я не исключаю, что этот опыт кто-то еще повторит – эта информационная ниша не закрыта. Но люди, которые захотят этим заняться, должны будут отдавать отчет, какая это неблагодарная работа – она без моментальной отдачи. – А почему старая концепция вам казалось дороже, чем новая? – Такая газета должна быть агитатором, организатором и пропагандистом. Вокруг этой газеты, грубо говоря, можно было создавать еще одну общественную организацию – наподобие «Опоры России» или «Деловой России». Мы ориентировались, в частности, на кампанию «Коммерсанта» 90-х годов – «Коммерсантъ» против неразумных налогов». Это был цикл публикаций, реально повлиявших на содержание Налогового кодекса. Для нас это была идеальная модель воздействия на общественное мнение. – Словом, политической партией хотели стать? – Стать не хотели, но потенциал был. Если долго разрабатывать грядку, то что-то в итоге вырастет. Хотя не думаю, что политическая партия... Думаю, общественная организация.

– И вот вы запускаете новую газету «Business&Financial Markets»... – Да, ту, которую мы нарисовали, посмотрев на потребности этого сообщества. К конструированию газеты привлекли биржевых аналитиков с радио «Бизнес FM» (оно уже находилось в стадии запуска), уменьшили формат – с А2 на более технологичный A3 и полосность (это дало возможность экономить на редакции). И все это запустилось в апреле 2007-го. – До конца оставалось недолго... – Да. Первая реакция была благожелательная. Я имею в виду не акционера – его реакции ни на запуск, ни на закрытие издания не знаю, и это меня не волнует и никогда особо не волновало, если честно. Была благожелательная реакция в сообществе. Хотя критика тоже была. В начале осени мы переехали с Токмакова переулка в здание «Объединенных медиа» на Хуторскую, и тогда же началось более осмысленное общение с радио, но с конца года появилось у меня ощущение, что это ненадолго. Во-первых, Гайдамак приостановил финансирование всех перспективных проектов «Объединенных медиа». И я понял, что сначала нет денег на перспективные проекты, а потом кончатся и на поддержание штанов. Даже в момент закрытия газеты, который наступил в июле 2008-го, теоретически, можно было поддерживать жизнь, но это было бы паразитирование на доходах радио, которое находилось в операционном плюсе. Как я понимаю, финансирование холдинга инвестором прекратилось летом 2008-го. Газета оставалась убыточной, рекламы было явно недостаточно... Я довольно спокойно отнесся к закрытию, поскольку сидел на мировой информации и видел, что кризис на американском рынке начался еще в сентябре 2007-го. Если бы закрытие произошло на 2–3 месяца позже, то мы могли бы расстаться совсем в других отношениях. Но последний номер вышел 10 июля, и всем сотрудникам были выплачены денежные компенсации. – Не было попыток газету еще кому-то продать? – Попытки были. Но руководство продавать было не очень мотивировано, да и сделка была бы копеечной. После моего ухода была попытка использовать концепцию биржевого еженедельника, в ноябре–январе даже вышли несколько номеров. Но уже стало очевидно – не то время. – А что прогрессивного в газете было? Внесла она что-то новое в историю нашей журналистики? – Наверное, интересным опытом была практика с приглашенными редакторами. Идея принадлежит Юрию Кацману, но реализовывать ее пришлось уже мне. Было интересно не только нам, но и гостям. Выглядело это так. На пятничную летучку, когда планировался номер на понедельник, приходил приглашенный редактор. Он делал замечания, иногда – пустые, а иногда очень интересные. После этого отвечал на наши вопросы, и на первой полосе появлялась его колонка. В новом формате остались только ответы на вопросы. И многие из приглашенных редакторов, наконец, понимали, как газета работает, почему не все попадает в газету из того, что они сказали. В некоторых сферах эти люди привыкли себя ощущать королями, которые говорят что-то гениальное, а об этом никто не пишет. И это было довольно полезное прощание с иллюзиями, я считаю. В основном, это были владельцы бизнеса и представители общественных организаций, объединяющих бизнесменов. У нас были, например, Карачинский, Касперский, Титов, который тогда еще занимался «Деловой Россией». Были банкиры – Лебедев, Тосунян. Практически не было чиновников. В период старой газеты по ряду направлений было нормальное соревнование с крупными газетами – были эксклюзивы, газеты читали и в той, и в другой редакциях, и в «Коммерсанте», и в «Ведомостях». Может, это и мелочь, но удавалось «нарыть» что-то раньше, чем людям оттуда. Но это была рутина, важная только для журналистов. Читателю в 95 случаях из 100, если только он не фигурант этой заметки, принципиально не важно, кто сообщил быстрее. Это – внутрицеховые разборки, которые важны для поднятия тонуса в коллективе. Когда сам играешь в эту игру – замечательно, но как только из нее выпадаешь, то понимаешь, что это – суета сует. – Тираж у вас при перезапуске газеты значительно уменьшился. Почему? – Первоначальный был 45 000, но, естественно, был большой возврат. И это абсолютно нормальная ситуация для новой газеты. В какой-то момент мы вышли на 32 000 – 35 000. Но после того, как газета была перезапущена, тираж был снижен до 15 000. Для нишевого издания это неплохо. – Бизнес-план у вас был? – В старом «Бизнесе» был, а в «Бизнес FM» – нет. Насколько я знаю, точка самоокупаемости «Бизнеса» должна была быть пройдена на седьмой год, это был бы 2011-й. То есть на момент нашего с вами разговора газета оставалась бы планово-убыточной. Это было одной из причиной, почему я туда пришел. Если бы мне показали бизнес-план, по которому мы бы через год должны были бы начать приносить прибыль, я бы в этот проект не пошел. Я к этому времени уже имел опыт общения с инвесторами медиапроектов, уже понимал, где – шапкозакидательские настроения, а где – более-менее присутствует расчет. Этот план мне показался консервативным и основательным. И при сохранении статус-кво за семь лет самоокупаемости достичь было можно. Ежедневная газета, вообще, – это самая плохая, долгая и дико тяжелая история. Хуже, наверное, только телеканал. Ежедневная газета – это необходимость держать огромную редакцию (невозможно в ежедневном режиме делать газету на фрилансерах), это расходы на распространение и на печать, это – большой офис, причем оснащенный. Тяжелая это история. Да и с точки зрения рекламы – не очень интересная.

– Медийные инвесторы – это, вообще, кто? Какие это люди? — В большинстве случаев – несерьезные. Почему они мне не нравятся, в принципе? Люди, приходящие на этот рынок, чаще всего руководствуются амбициями, не подкрепляют их серьезным расчетом. Есть отдельные исключения – крупные издательские дома, которые только этим бизнесом и занимаются (Independent Media, например). Но большинство национальных инвесторов слишком импульсивны, да и относятся несерьезно к этому бизнесу потому еще, что обороты небольшие. Металлургический завод несильно отличается от газеты: и там, и там – непрерывное производство. Но для того, чтобы отжать у государства металлургические заводы, нужны были не только деньги, но и связи, и стратегическое мышление. А на медиарынок, кажется, очень просто выйти: есть пара миллионов – и вперед. Кажется, что все решаемо. Ни фига. Ожидания – завышенные. И инвесторы смываются так быстро не потому, что у них деньги кончаются. Они просто часто считают, что как только завели СМИ, немедленно должен произойти расцвет их имиджа. По всей вероятности, это отрыжка 1990-х годов, когда существовали газеты влияния. Тогда это имело какой-то смысл: газеты предназначались для узкого круга читателей, которые были за «зубцами» – в Кремле и в Белом доме. Но с начала 2000-х ситуация изменилась кардинально – чиновникам этого уже не надо. Сейчас обработка общественного мнения, по сути, не нужна. Достаточно воздействия прямого, кулуарного. А тогда нужно было создавать видимость его обработки. Многие газеты тогда и не скрывали, что создаются для «узкой группы ограниченных людей». Не скрывалось, что не интересен тираж, главное – чтобы читали там, где должны.

– А вам журналистика какая больше нравится? 90-х или нынешняя? — Пожалуй, 90-х. Когда я прочитал ваше интервью с Андреем Григорьевым, то позвонил ему и сказал, что он – траченный молью Екклезиаст. «Раньше и вода была мокрее, и деревья зеленее...» Я не хочу уподобляться брюзжащим коллегам. Да, ностальгические воспоминания – это естественно для людей. Да, журналистика была другой. Но и ситуация была другой. Был запрос общественный, пускай не такой, каким мы его пытались представить. Существовала олигархическая возня, которой журналистика обязана многим – в какой-то момент достигался плюрализм. Можно как угодно относиться к упражнениям Гусинского-Березовского, но, тем не менее, читателю были доступны разные точки зрения. Сейчас этого нет. И общественный запрос прекратился. Хотя примеры хорошие есть. Те же «Ведомости» расцвели в период безвременья и все же смогли создать свой стиль, хотя не очень понятно, насколько он привнесен западными акционерами. Конечно, это пересаживание мировых стандартов на отечественную почву. Именно поэтому, кстати, я больше люблю «Коммерсантъ». Да, он более противоречивый, но – домотканный, самобытный, он здесь весь придуман. «Ведомости» – чуть более искусственная история... Конечно, дальнейшее развитие деловой журналистики будет происходить в интернете. Газеты станут более статусным явлением, как глянец. Будет так: человек читает бумажные «Ведомости» и «Коммерсантъ» и этим актом сам себе доказывает, что от него что-то зависит, что он человек, который принимает решения. Это такой способ повышения самооценки, потому что, по большому счету, всю информацию можно найти в интернете, уже, наверное, даже сейчас. Однако в деловую журналистику – пока, по крайней мере – желания возвращаться нет. – Надоело? – В некотором роде пройдены все ступени. Начинать по новой? Ничего нового, боюсь, я там не увижу. А мне сейчас в бумажном глянце интересно. Когда газетка закрылась, я хотел отдохнуть полгода. Но на дворе был август, и было очевидно, что кризис придет. И я понял, что это не то время, когда можно сидеть дома. Мне предложили заняться бортовым журналом «Аэрофлот Премиум» для пассажиров бизнес-класса. Тогда «Аэрофлот» провел тендер и права на бортовые издания перешли к ИД «Собака». Это потребительский журнал, этакий взгляд на роскошь с высоты 10 000 метров. Я понял, что через месяц такого точно не предложат. Поэтому и принял предложение. Кроме того, я понял, что мое хобби должно меня кормить. Мое хобби с начала 2000-х годов – это часы. Сначала я о них много читал, а потом решил, что уж коли журналист, то надо самому и писать. И с 2001-го стал писать. Со второго номера «Robb Report» в России (это 2004-й год) я числюсь contributing editor по часам. Издателей «Аэрофлота», кстати, как раз привлекло то, что у меня редкое сочетание – есть опыт работы и в глянце, и в деловой журналистике. Думаю, что бумажный глянец под натиском интернета свои позиции сдаст одним из последних. Все же есть некоторое противоречие между luxury-рынком как таковым и интернетом – самым демократичным средством коммуникации, доступным любому, как принято выражаться, «нищеброду». Между тем, производители luxury, наоборот, делают все, чтобы показать, что работают на избранную публику, что их клиенты – не такие как все. Благодаря этому противоречию процветают глянцевые журналы во всем мире. Вот когда будет предложен качественно новый интерфейс между производителями luxury и пользователями интернета, наверное, тогда и глянец почувствует себя хуже. А пока это один из последних бастионов бумажной прессы.