Владимир Путин на митинге «За сильную Россию!» в «Лужниках». Фото: Михаил Климентьев / ТАСС

Владимир Путин на митинге «За сильную Россию!» в «Лужниках». Фото: Михаил Климентьев / ТАСС

Россия враждует с Западом, но условия работы крупного российского бизнеса обеспечиваются западными институтами защиты собственности, британским правом и юрисдикцией других стран. Сегодня, после нового этапа санкций против крупных российских собственников, провал попыток создания в России качественного правового порядка бросается в глаза. Независимые институты, работающие в отечественной юрисдикции, очень пригодились бы сегодня даже олигархам, не говоря уже о простых смертных. Но до обустройства домашнего хозяйства опять не доходят руки. Слово «реформы» ничего, кроме неловкости, не вызывает. О неприятии институционального подхода к государству, о том, насколько он связан с российской историей, а насколько с проблемами современного мира, мы говорим с одним из ведущих европейских политологов, председателем правления Центра либеральных стратегий (София), научным сотрудником Института гуманитарных наук (IWM, Вена) Иваном Крастевым.

– Если судить о свободе в России по качеству политических институтов, по тому, как «избираются» президент и губернаторы, то легко прийти к выводу, что тут все под жестким контролем. Между тем контроль над повседневной жизнью минимален. У людей в России явно больше свободы, чем может показаться. Социальные иерархии, исторически закрепленное расслоение, традиции – этих сдерживающих факторов здесь меньше, чем во многих других странах. Что это за тип свободы?

– Либеральная идея состояла в том, что свобода совмещается с некоторым уровнем защищенности. Речь не столько о физической защищенности, сколько о рамках возможного, об обществе, в котором ты знаешь, что ты можешь, а чего не можешь. Я в целом соглашусь с тем, что вы говорите о России, и замечу, что в таком «новом» свободном обществе, о котором мы говорим, свободы действительно много, потому что социальные барьеры крайне низки. Кто был никем, тот станет всем – в течение одного дня. Единственная проблема с этим: мы никогда не знаем почему. Есть множество историй успеха, но нет всем понятной модели успеха. Свобода такого типа похожа на наркотическое опьянение. Она восхищает безграничностью возможного: ты можешь все.

Революция больших данных логически ведет к идее совершенной автократии. Известная проблема авторитарных систем в отсутствии обратной связи. Правитель создает лояльный аппарат власти, но этот аппарат – в силу своей природы – начинает искажать информацию. Правитель, как в позднем СССР, в итоге не знает страны, которой управляет. Теперь все меняется. И гораздо более яркий пример таких перемен – Китай, а не Россия. В Китае вы не пострадаете, если вскроете коррупционную схему у себя в районе. У вас начнутся проблемы, если вы будете призывать к коллективному протесту.

Речь идет о государстве, которое по инерции называют «полицейским», но в действительности это что-то другое. Больше нет нужды в секретных информаторах. В «обществе больших данных» люди сами все о себе рассказывают. Вы сообщаете властям обо всем, что покупаете, каковы ваши потребительские предпочтения и вкусы в литературе. В результате обществом можно управлять, не интересуясь тем, что люди думают о государстве.