Человек неизбежно задает себе одни и те же вопросы: в чем смысл жизни, как строить отношения с другими, свободен ли он в своих действиях или все предопределено. В каждой культуре эти вопросы решаются по-разному: опыт того, как это происходило в России, зафиксирован в русской истории и литературе. Автор курса лекций для проекта InLiberty «Любовь, война, свобода и другие русские вопросы» Юрий Сапрыкин считает, что разговор об этом «поможет нам понять себя, а вернее, ту заданную культурой оптику, через которую, иногда не сознавая того, мы видим мир». Новая лекция, расшифровку которой публикует Republic, посвящена теме войны. Как она превратилась из романтического приключения во вселенский ужас? Как она переосмыслена в песнях Цоя или в фильме «Брат»? Почему тема войны до сих пор так волнует россиян?
В списке «главных русских вопросов» слово «война» вызывает больше всего, извините за тавтологию, вопросов. Ну правда, что это за ценность такая? Мы же мирные люди. И чем русское понимание войны может отличаться от какого-либо еще? Да, русская литература (как и любая другая), начиналась с текстов о войнах, первые дошедшие до нас светские произведения — это «Слово о полку Игореве», «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище». Они чуть менее, чем полностью состоят из описания тех или иных боевых действий. Это столп, на котором стоит здание культуры, в котором мы живем, хотим мы того или нет. Но так у всех.
В последние десятилетия где-то рядом с этими основаниями колонн, почти уже невидимыми, теряющимися в глубине истории, появилась еще одна важная несущая конструкция — это Великая Отечественная война. То, какое место она занимает в современной государственной идеологии, национальной идентичности, исторической памяти, культурном сознании — как хотите, это называйте — совершенно не с чем сравнить. Когда мы говорим сегодня «война», мы произносим слово с маленькой буквы, но они почти сразу превращается в слово с большой. «Война» — это именно Великая Отечественная, «The Война», главное событие XX века, от которого нынешняя Россия ведет свой отсчет и в котором она видит не просто собственный смысл и оправдание, но базовую модель существования. Эта Война дает некоторую матрицу, на язык которой легко переводятся любые бытовые вещи, локальные военные конфликты или международные политические события, вплоть до самых абсурдных случаев, когда поражение немцев на чемпионате мира вдруг оказывается продолжением Сталинградской битвы, а матч с хорватами — это бой с усташами, и все это на автомате снабжается маркером «можем повторить».