Консервативное крыло
Олег Басилашвили в роли Лахновского, «Вечный зов»
В своей сегодняшней колонке я упомянул Всеволода Кочетова и его роман «Чего же ты хочешь?»; честно говоря, мне казалось, что это такое всеобщее знание, то есть, может быть, саму книгу Кочетова мало кто читал, но по крайней мере все слышали либо о ней, либо о пародии на нее под названием «Чего же ты хохочешь?».
Но (да и слава богу, конечно) советские интеллигентские моды давно проходят по археологической категории, и я сейчас вижу, что многие читатели узнали о Кочетове только сегодня от меня. Между тем этот жанр – советский охранительный роман – в любом случае заслуживает того, чтобы знать о нем; если сейчас по телевизору идет сериал о шпионах-оппозиционерах, выдержанный буквально в этом же духе, значит, дух Всеволода Анисимовича Кочетова с нами.
Очевидно, что родословная этого жанра восходит к «Бесам» и (наверное, в большей степени) к антинигилистским романам Лескова, но советский писатель, как и советский человек вообще – это совсем не Лесков и не Достоевский; советские люди меньше знали, меньше читали, совсем не верили в бога, зато были готовы верить в какие угодно заговоры, то есть чем ниже общая культура, тем более лихо закручен сюжет, в котором из-за спины каждого фарцовщика или бытового антисоветчика выглядывают агент ЦРУ, масон и заодно какой-нибудь немецко-фашистский недобиток. Эта литература по многим признакам ассоциируется со сталинизмом, но это такая оптическая иллюзия – именно в оттепельные годы, когда власть ослабила контроль над искусством, наряду с либералами, то есть приверженцами плюс-минус общечеловеческих ценностей, свободу получили и воспользовались ею в том числе и сталинисты, ультраконсерваторы и прочие совсем не оттепельные типажи. Им никто ничего не заказывал, они сами пытались бороться за те идеалы и ценности, угрозы которым, по их мнению, представляли борцы со сталинизмом, левые художники и поэты и, куда ж без них, евреи. При сталинизме с его тотальным контролем такая литература была невозможна.
Вот моя пятерка главных образцов советской консервативной литературы постсталинского времени.
1956, Валентин Иванов. Желтый металл
Производственная драма о путешествии золотого песка от сибирского прииска до цепочки покупателей на черном рынке в разных советских городах – автор честно хотел разоблачить расхитителей социалистической собственности, но по мере разоблачения обнаружил, что расхитителям было бы гораздо труднее жить, если бы на местах не работали коррумпированные хозяйственники, если бы в Грузии не сохранился самый настоящий капитализм, основанный, по мнению автора, на этнических особенностях грузинского народа, и если бы не евреи, которым лишь бы наживаться на русском колхознике. Иванов, будучи первопроходцем в этом жанре, не был ограничен ни опытом предшественников, которых у него не было, ни понятными рамками цензуры, которая, очевидно, тоже не предполагала, что советскому писателю может прийти в голову написать погромный роман. В результате книга спокойно вышла в издательстве «Молодая гвардия», и только после этого советская власть ужаснулась, изъяла книгу из продажи и библиотек, а самого Иванова проработала в «Крокодиле». Времена, впрочем, были оттепельные, поэтому никто особенно не пострадал. Книгу больше не переиздавали, а Иванов прославится в шестидесятые как автор эпического фэнтези о языческой Руси («Русь изначальная» и т.п.).
1964, Иван Шевцов. Тля
Бесспорный чемпион в этом жанре – самый радикальный и самый злобный антиинтеллигентский роман, вошедший в шестидесятнический фольклор именно как образцовый манифест консервативной угрозы. По версии самого автора, он написал эту книгу еще при Сталине, но не смог ее издать из-за противодействия тех, кого он в ней обличал. Зато когда Хрущев начал свою войну против «абстракционистов», «Тля», в которой тоже речь шла о борьбе художников-формалистов против социалистического реализма, ненадолго попала в мейнстрим и была издана отдельной книгой в издательстве «Советская Россия». Вместе с романами «Во имя отца и сына» и «Любовь и ненависть» «Тля» составляет трилогию, в которой модные поэты воруют у честных людей партбилеты, модные писатели убивают собственных тещ ударом шила в сердце, еврейская мафия подсовывает советским художникам невест-растлительниц, а в журнале «Юность» стихотворения при публикации разделяются шестиконечными звездами – разумеется, неспроста.
Шевцов настолько шокировал даже лоялистов из Союза писателей, что до самой перестройки, уже будучи автором десятка книг, так и не смог стать членом писательской организации. По одной из версий, классик соцреализма Валентин Катаев пообещал выйти из Союза писателей, если в него будет принят Шевцов.
1971–1976, Анатолий Иванов. Вечный зов
Получив в 1965 году Нобелевскую премию, Михаил Шолохов был окончательно канонизирован как главный классик соцреализма – партия наконец-то смирилась с тем, что жанр производственных романов о конфликте хорошего с лучшим так и не стал основой новой советской классики, и новым мейнстримом стали эпические «романы-реки» о трудной жизни нескольких поколений русских людей в каких-нибудь суровых краях, чаще всего в Сибири. Благодаря двум популярным экранизациям («Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов») лидером жанра стал Анатолий Иванов. В «Вечном зове» сибиряки раскулачивали сибиряков, братья убивали братьев на фронте Великой Отечественной (один из героев стал власовцем), отцы полицаев кончали жизнь самоубийством, а матери советских пленных искали могилы сыновей в капиталистической Норвегии. Но героем политической интриги, дожившей до нашего времени, стал злодей Лахновский, по ходу действия романа появляющийся сначала в качестве дореволюционного жандармского следователя, потом – троцкиста и, наконец, – высокого чина СС. Во втором издании «Вечного зова» Лахновский-эсэсовец произносит монолог о том, что, посеяв в России хаос, ее враги добьются гибели самого непокорного народа на свете, – этот текст до сих пор известен как «доктрина Даллеса», то есть план уничтожения СССР, приписываемый основателю ЦРУ, но не имеющий англоязычного оригинала. Кто придумал этот текст и кто подсунул его Иванову, остается неизвестным до сих пор.
1986, Василий Белов. Все впереди
Заслуженный автор «деревенской прозы» в начале перестройки опубликовал свой первый и последний «городской» роман о том, как хороший русский парень по пустяковому делу сел в тюрьму, а его жена ушла к другому и уезжает с ним в Израиль, забирая с собой двоих детей главного героя. Евреи отбирают у нас детей, потому что мы погрязли в мещанстве и пошлости, слушаем песни Пугачевой, читаем в газетах гороскопы и советы сексологов, а некоторые женщины даже позволяют себе в присутствии мужчин стричь ногти на ногах, задирая ногу так, что видно трусы, – автор, умилявший столичную критику задушевными историями из жизни северной деревни, оказался настолько мракобесом, что даже строгая «Правда» отреагировала на этот роман разгромной статьей «Странная литература».
1990, Владимир Успенский. Тайный советник вождя
Иосиф Сталин – любимый герой позднеперестроечной литературы. Его в эти годы, пожалуй, слишком много – он работает на царскую охранку и убивает Кирова со словами «нет человека, нет проблемы», он хочет отравить Ленина и прячет его завещание, он доводит до самоубийства собственную жену, заигрывает с Гитлером и умирает в луже собственной мочи на «ближней даче» – все это читали, все это знают. Консервативный ответ на перестроечный антисталинизм явно запаздывает, но все же становится культовой книгой в советах ветеранов и на кафедрах истории КПСС после публикации миллионным тиражом в «Роман-газете». Большевики во главе с Лениным и Троцким захотели уничтожить Россию, но рядом с ними, слава богу, оказался скромный верующий грузин, всюду сопровождаемый загадочным белым офицером Николаем Алексеевичем. Россия не погибает, первая книга заканчивается хеппи-эндом 1937 года – «сионисты создали пресловутый ГУЛАГ, все прелести которого им довелось испытать на себе».
Что еще почитать
1. Николай Митрохин о «Желтом металле» с социологической точки зрения.
2. Пародия Зиновия Паперного на «Чего же ты хочешь?» Всеволода Кочетова.
3. Подробнее об Иване Шевцове я писал для журнала «Русская жизнь».
– Олег Кашин, журналист
Олег Кашин – Republic