Сцена из спектакля "Таня" (режиссер - Константин Богомолов, сценограф - Лариса Ломакина)
Фото предоставлено пресс-службой Театра на Малой Бронной
Пьеса Алексея Арбузова «Таня» — одна из самых репертуарных пьес советского театра. Написана она была в 1938 году, впервые поставлена в 1939-м. Драматург писал «Таню», держа в голове Марию Бабанову. Нельзя сказать, что он писал на нее, вроде как не по чину ему было: Бабанова уже была знаменитостью, а Арбузов — молодым, еще малоизвестным сочинителем. Но втайне он, без особой, впрочем, надежды, лелеял мечту — увидеть Бабанову в роли Тани. Среди театральной и околотеатральной публики актриса считалась не просто звездой, но и тонким знатоком театра. Вручая Бабановой законченную пьесу, Арбузов трепетал и стеснялся, как подросток. Бабановой пьеса понравилась, она отдала ее Андрею Лобанову — режиссеру Театра Революции, где в скором времени и прошла премьера. На роль Германа, мужа героини, Лобанов взял красавца Александра Лукьянова.
Парадоксально, но первую постановку — в Театре Революции в 1939-м — поначалу партийное руководство не принимало. Цензоров возмутило, что главной героиней назначили разведенную женщину. В те годы семейную идеологию швыряло из стороны в сторону — то от женщины требовались трудовые и революционные подвиги наравне с мужчинами, то вдруг партийные верхи вспоминали о материнском предназначении женщины, и тогда художники должны были создавать образы примерных мамаш, то опять женщин кидали на передовую. Работа над «Таней» пришлась на «материнский» период, так что арбузовсксая героиня выпадала из мейнстрима. Но стараниями Бабановой спектакль все же удалось выпустить, а уже после войны Арбузов изрядно переделал пьесу, добавив героине «взрослости».
Бабанова рассказывала, что «играет одиночество». И в этом смысле такое заявление для тех времен было вполне смелым — зацикленное на теме материнства и счастливого семейства государство воротило нос от женщин, решившихся на одинокий путь в жизни. В общем, по всем статьям совершенно невинная пьеса, имевшая шумный и долгий успех на советской сцене, была неприятна власти. Впрочем, в те безумные времена понравиться ей могли только очевидно вооруженные — в той или иной степени — правильной идеологией произведения. Тем не менее в Театре Революции (впоследствии — Театре им. Маяковского) пьеса шла без малого двадцать лет — с 1939 по 1956, и до последнего в роли юной героини на сцену выходила Мария Бабанова.
После успеха «Тани» в Театре Революции пьесы Арбузова стали необычайно популярны — кажется, не было в Советском Союзе театра, где не поставили бы «Иркутскую историю», или «Старомодную комедию», или «Моего бедного Марата». И если бы в то время было слово «хит» — «Таня» была бы первейшим хитом.
Несмотря на некоторое недовольство жизненными установками Тани, история молоденькой недоучившейся студентки-медички, истово влюбленной в своего мужа и бросившей ради него институт, друзей, все прежние увлечения и ушедшей от него, узнав, что он полюбил другую, была c самого начала обречена на успех. В ней было ровно столько советской романтики (Таня заканчивает институт и уезжает в Сибирь лечить рабочих таежных приисков), чтобы власти закрыли глаза на идеологические недочеты, и ровно столько человеческого тепла, любви и страданий, чтобы ее приняла на «ура» публика, и ровно столько искренности, чтобы ее оценили адепты настоящей, не ангажированной драматургии.
В 1974 году Анатолий Эфрос вместе с Алексеем Арбузовым инсценировал пьесу для телеэкрана («Отдел культуры» уже рассказывал об этой постановке в рубрике «Кинотеатр повторного фильма») . В главной роли снялась любимая актриса Эфроса, его муза Ольга Яковлева. Германа сыграл Валентин Гафт. Впоследствии Эфрос признавался, что когда начал готовить пьесу к экранизации, то быстро понял: слишком многое в ней устарело. Тем не менее он сумел, не меняя текста, избавиться от лишних наслоений жесткого советского романтизма, сделав акцент на борьбе Таниной слабости с Таниной же силой. Суровая таежная романтика была больше фоном, чем сюжетообразующей категорией, как было изначально в пьесе.
Богомолов же каким-то чудом избежал внимания как к советской романтике, так и вообще — ко всем атрибутам советского бытия.
