Януш Корчак на открытке, выпущенной в Варшаве в 1933 году

Януш Корчак на открытке, выпущенной в Варшаве в 1933 году

Wikipedia.org

Начнем с конца этой истории: 1942 год, Варшавское гетто, из которого все время пытаются вызволить знаменитого педагога, активиста и автора книг по воспитанию детей Януша Корчака. Ему на этот момент 62 года, и это последний год его жизни. Корчак все время с негодованием отвергает предложения спастись или уехать в эмиграцию. Его с его подопечными детдомовцами, сиротами, которые никому не нужны кроме него — и которым, разумеется, не предлагают спасения, потому что все знают, что они обречены и бесполезно об этом заикаться, — везут в Треблинку, в газовые камеры, на верную смерть. Еврейские сироты — и он, известный на всю Европу человек, бессильный перед этим вопиющим злом. Вот такая картина.

Теперь вернемся в самое начало. 1878 год, когда появляется на свет будущий великий педагог и писатель, Варшава, столица Царства Польского, входящего в Российскую империю. Гирш Гольдшмидт, или Генрик — именно таково его настоящее имя. Его родители и предки — ассимилированная еврейская семья интеллигентов, верящих в интеграцию и в совершенстве владеющих польским несмотря на попытки отвратить их от этого языка. Они считают себя поляками, лишь вера у них другая. Дед Генрика, в честь которого его назвали, был врачом. Внук станет его последователем и также выберет эту профессию. И уже потом в ходе работы в нем проснется страсть к другому призванию, благодаря которому он станет известным.

Сначала — гимназия с драконовскими порядками, где царит насильственная русификация, но все же преподается французский, греческий и латынь. И польский как необязательный язык. С подростковых лет будущей звезде педагогики приходится трудиться — отец-адвокат Юзеф, довольно известный в городе человек и автор исследований по истории права, заболевает нервной болезнью, приходится его помещать в специальные учреждения для душевнобольных.

Образование и саморазвитие все равно на первом месте. После гимназии — Варшавский университет, где он изучает медицину и где польский тоже не в большом почете, а также Летучий Университет или подпольные высшие курсы. Расцвет курсов приходится как раз на рубеж XIX и XX веков, можно проходить обучение на тайных квартирах столицы, служащих классами, в одном из которых Генрик станет одним из самых известных выпускников — наряду с великим ученым и лауреатом Нобелевской премии Марией Склодовской-Кюри и писательницей Софьей Налковской.

Новое имя

В год поступления на подпольные высшие курсы и в университет Генрик Гольдшмидт становится Янушем Корчаком. Это не предательство по отношению к еврейским корням. Он и правда чувствует себя поляком — еврейского, разумеется, происхождения. Или одновременно поляком и евреем, как считают некоторые исследователи его жизни, например Агнешка Витковская-Крых. И верит во всеобщее единство, как подобает гуманисту, на первое место ставя любовь и человечность. Погромы, учиненные польскими националистами в момент обретения Польшей независимости после распада Российской империи, он горячо осуждает. С этого момента Корчак становится более «проеврейским» — не потому, что очень хочет, а потому, что жизнь заставила. Но свою еврейскую кровь он никогда не отрицает — как можно отрицать то, что тебя вскормило? При этом остается частью польской культуры и общества. С еврейством в его жизни все равно связано очень многое. Та же поддержка меценатов впоследствии, к примеру.

Деятельность другого великого гуманиста и педагога, швейцарца Иоганна Генриха Песталоцци, автора идеи развивающего обучения, молодой студент Корчак едет изучать на месте, в Швейцарии, на летних каникулах в 1899 году. Предмет этот захватит его полностью.

Через несколько лет Корчак примет твердое решение не заводить собственной семьи. Он считает неэтичным отдавать себя только своим детям. Вместо этого он станет отцом для многих детей, у которых нет родителей.

В те годы свирепствовали чахотка и дифтерит, и многие чересчур заботливые родители лишали своих чад свежего воздуха и контакта с другими детьми, делали их комнатными растениями. Корчак восставал против этой глупости. Он старался всеми силами объяснить, что не стоит залечивать и изолировать детей, пугать и заставлять их следовать правилам безопасности всегда и во что бы то ни стало.

Сам он прошел Русско-японскую войну и Первую мировую как военный врач. Не любил войну, но покорялся тому, что изменить был не в силах и выполнял свой врачебный долг. Работал еще до войны в варшавской больнице для еврейских детей, в доме отдыха «Михалувка», где оттачивал свое видение «детского вопроса». А во время Первой мировой помимо работы в госпитале служил врачом-педиатром в украинском приюте, в Киеве же познакомился с Марией Фальской, впоследствии основательницей «Нашего дома» в Варшаве, одного из редких детских домов, где с детьми обращались нормально, без постоянных наказаний. Стажировался в европейских столицах — Париже, Берлине, Лондоне. Так постепенно складывался его мир — мир Корчака.