Пикет против назначения «иноагентов»
Dmitry Maltera/Global Look Press
Российская журналистика пережила самый сложный год в своей постсоветской истории — как из-за внутренней цензуры, так и из-за западных санкций. Большой разговор Republic с известным исследователем российских медиа Василием Гатовым — о том, как независимые СМИ к этому пришли и что с ними будет происходить дальше.
— Как изменилось российское медиаполе после 24 февраля?
— После 24 февраля все медиа, которые оставались независимыми хоть в какой-то серьезной степени, перестали быть обычными российскими СМИ. Они стали медиа в изгнании. Те немногие, которые технически продолжают работать внутри России, вынуждены соблюдать навязанные властью цензурные конвенции и избегать очень многих тем, которые в нормальной ситуации они бы активно освещали.
Фактически в России на сегодняшний день больше не существует независимых СМИ в том виде, в котором они должны быть в нормальном обществе.
— В каком виде они должны быть в нормальном обществе?
— Быть независимыми и не подвергаться цензуре. Тем более, что цензура запрещена Конституцией РФ.
Независимые СМИ в своей деятельности не зависят ни политически, ни экономически, ни законодательно от государства. И осуществляют ее на основе взглядов и ценностей журналистов и других профессионалов, участвующих в этом деле.
Сегодня, если вы осуществляете какую-либо массовую коммуникацию в России, то вынуждены поддерживать цензурные конвенции. В противном случае государство придет к вам и скажет, что вы дискредитируете российскую армию.
— Можно ли сказать, что происходящее сегодня с российскими СМИ — это завершение процесса, начатого восемь лет назад?
— Этот процесс начался не восемь лет назад. Он начался в 2000 году, когда российская власть впервые стала редактировать закон о СМИ, создавая тем самым прецеденты расширения четвертой статьи этого закона, говорящего о недопустимости злоупотребления свободой слова.
Первоначальная формулировка этой статьи, которая соответствовала обязательствам, принятым Россией на себя в рамках Европейской конвенции прав человека, начала расширяться и дополняться. Сначала появились абсурдные запреты на использование 25-го кадра или иных способов незаметного психологического воздействия на потребителя. А потом это стало превращаться в перечень цензурных запретов.
Изначально четвертая статья закона о СМИ содержала, если я правильно помню, 31 слово — там говорилось о том, что недопустима пропаганда насилия и агрессивной войны. На сегодняшний день в этой статье примерно 1200 слов. И запрещено в России практически все.
— После 2014 года процесс установления контроля над СМИ ускорился?
— Безусловно. До 2009–2010 гг. в России существовали подлинно независимые, экономически самостоятельные средства массовой информации. Начиная примерно с 2009 года государство последовательно стало их подчинять разными способами — от чисто экономических до силовых.
В 2014 году этот процесс ускорился, потому что это было невысказанным, подразумеваемым пожеланием в отношении СМИ. То есть: «вы должны лояльно относиться к Кремлю», «вы не должны писать о дочках Путина», «вы не должны того-то». Это подразумевалось, но нигде прямо не было написано, что этого нельзя делать. Кремль, естественно, уже перешел к тому, что начал просто указывать средствам массовой информации, особенно крупным, которые он особенно хотел контролировать, что они должны делать, думать и так далее.
— Вы сказали, что с 2009 года началось такое планомерное истребление независимых СМИ. Какие основные события можно выделить на этом пути?
