Волонтеры в Тюмени плетут маскировочные сети
Паблик ВКонтакте "Содействие 72"
Более двух лет российская пропаганда пытается убедить мировое сообщество и самих россиян в том, что подавляющее большинство жителей страны поддерживают развязанную Владимиром Путиным войну с Украиной, а антивоенных взглядов придерживается маргинальное меньшинство. Количественные социологические опросы показывают, что процент убежденных сторонников войны приближается к числу убежденных противников, а отношение к войне остальных десятков миллионов россиян колеблется в зависимости от разных факторов.
Сегодня у исследовательского проект «Лаборатория публичной социологии» выходит третий с февраля 2022 года аналитический отчет, посвященный восприятию войны с Украиной россиянами. Он написан на основе этнографического исследования, проведенного командой проекта в трех российских регионах — Свердловской области, Краснодарском крае и Республике Бурятия. Сотрудники лаборатории по месяцу жили в разных городах и поселках России, где наблюдали за их жизнью и общались с местными жителями в неформальной обстановке. Один из основателей проекта, социолог Олег Журавлёв рассказал Republic, как война с Украиной влияет на жизнь россиян, как меняются их взгляды и отношение к власти и на каком языке с людьми в России стоит разговаривать оппозиции.
— После февраля 2022 года «Лаборатория публичной социологии» провела уже три волны исследования отношения жителей России к войне с Украиной. В новом исследовании вы изменили свой подход: если в двух предыдущих вы делали глубинные интервью, то в этот раз в качестве метода использовали включенное наблюдение, погрузившись на продолжительное время в жизнь людей в трех российских регионах. Что побудило вас изменить метод?
— Во-первых, мы не совсем отошли от глубинных интервью, наши исследовательницы все равно собирали их в этих регионах. Но главным методом была этнография. Во-первых, нам хотелось посмотреть не на Москву и Питер, а на регионы. В двух из трех поездок исследовательницы успели пожить как в большом городе, так и в небольшом селе или маленьком городке. Нам было интересно посмотреть, что происходит там. Кроме этого, люди боятся давать интервью и комфортнее себя чувствуют, когда просто разговаривают, в естественной обстановке. Были и научный интерес в том, чтобы сравнить метод интервью и метод включенного наблюдения, понять, что такого мы узнаем из включенного наблюдения, чего мы не можем увидеть в интервью. Поэтому девушки пытались встроиться в разные сообщества, слушали разговоры, провоцировали эти разговоры, сами в них участвовали и вели каждый день подробные полевые дневники, фиксируя, что именно они услышали.
— Насколько это было рискованно? Вы говорите, что в поездки отправились только девушки — это было сделано намеренно? Кажется, что мужчины, которые приезжают в маленький городок и задают вопросы о войне, вызывали бы у жителей настороженность.
— Во-первых, участницы нашего исследования сами скорее антропологи, чем социологи, для них этот метод оказался родным. Во-вторых, они находились в России на тот момент. Это не было каким-то гендерным решением, просто их собственный интерес и тот факт, что они были в России, привели к тому, что поехали именно девчонки. А насколько рискованно — ты никогда не узнаешь об этом заранее. Мы оценивали риски как существующие, но не слишком высокие. У нас была легенда, причем правдивая, что мы изучаем, что происходит в российских регионах, как меняется в них жизнь. А война — часть жизни, и ее не отделишь. Так что все прошло нормально, хотя были «опасные» моменты.
— Что исследование в сравнении с предыдущими показало нового и неожиданного?
