Иван Топорышкин пошел на охоту. «Когда я стану великаном»: за три эпохи до «новой этики» и «Гражданина поэта»

Петя: Однажды по дорожке

Я шел к себе домой.

Смотрю и вижу: кошки

Сидят ко мне спиной.

Маша: Коля, а вам нравится Хармс?

Коля (неуверенно): Хармс? Да. (Шепотом Пете) А кто это, Хармс?

Петя (громко): Хармс — любимый Колин поэт, Горошкина!

Маша: Ой, правда? И я его очень люблю! Он замечательный поэт!

Если человек с гордостью говорит вам о «паролях», по которым «мы отделяли своих от чужих», то этот человек почти наверняка вырос в СССР между 1960-м и 1980-м годами. ОК, бумер!

Вот вам сцена: длинный балкон брежневской панельки. Один на две квартиры. На балконе два мальчика и одна девочка. Мальчики отделены от девочки стеклянной перегородкой. Один мальчик высокий, красивый и довольно половозрелый на вид. То же самое можно сказать и о девочке.

Они влюблены друг в друга, но еще ни разу не разговаривали. Это Коля и Маша.

А второй мальчик на вид еще совсем ребенок. У него и голос-то даже толком не поменялся. Это пятнадцатилетний Миша Ефремов (то есть, простите, это Петя!). Он тоже влюблен в девочку. Но, к сожалению, ростом не вышел. Зато они с этой девочкой вместе выросли (это их балкон!), и они знают пароли: «Хармс!» А высокий мальчик Коля, он совсем простой паренек и паролей не знает. Как же ему с этой девочкой?

И тогда Петя приходит к нему на помощь. Он становится его толмачом и его ведущим. Он подсказывает ему пароли и даже пишет за него стихи и передает девочке от его имени. Петя сначала делает это из мазохистского рыцарства: для него желание дамы сердца закон, а она так просила познакомить ее с этим мальчиком. «Я хотел, чтобы все было, как ты хочешь», — объяснит он потом Маше. Но, конечно, заигрывается, вживается в роль. Потому что успех этого красивого Коли — на самом деле его успех. Ведь это он знает пароли. И это его стихи.

Бегство в классику

Фильм «Когда я стану великаном» Инессы Туманян вышел в 1978 году. Это такой немножко безумный пересказ «Сирано де Бержерака» Ростана. Петя Копейкин — Сирано, рыцарь-поэт-супермен, у которого вместо носа маленький рост, Коля Кристалов — Кристиан, Маша Горошкина — Роксана.

1970-е годы в СССР были годами массового культурного эскапизма. Действительность за окном была довольно безрадостной, а цензура довольно свирепой. Научно-техническая интеллигенция ходила в походы и пела песни у костра. Творческая и гуманитарная заново влюблялась в классику и изобретала странное, ни с чем не соотносимое понятие «духовности». Тех и других объединяла любовь к романтике и ненависть к простому народу.

Удивительный, ни на что не похожий и практически ничему в реальности не соответствующий мир увлеченных классикой романтических подростков, созданный советским кинематографом в 1970-е годы, был идеальным местом для бегства.

О нем, об этом мире, лучше всего сказал Денис Горелов в замечательной статье о советском подростковом кино: «Внезапно нарастившая вес гуманитарная интеллигенция диктовала новую эстетику: отныне первые чувства шли под знаком верности классическим образцам чудного мгновенья. Отовсюду должен был подмигивать Пушкин, с хихиканьем носиться взапуски нимфы и фавны, и светлые песни Грига переполнять их».

Советская власть с пониманием относилась к этой тенденции и в отношении фильмов о подростках слегка ослабляла цензурные тиски и даже поощряла известное фрондерство. Классические и, безусловно, лучшие в этом жанре «Сто дней после детства» Сергея Соловьева были отмечены премией Ленинского комсомола и миллионом других разных премий.

⤢

Кадр из фильма «Когда я стану великаном» (1978)

Единственное жесткое цензурное требование относилось к безусловной сексуальной невинности подростков. Но оно совпадало с творческими намерениями создателей. В идеальном мире, в котором возвышенная романтика противостояла грубой вещной реальности, раннему подростковому сексу и так не было места. «Нам ведь друг от друга ничего не надо», — говорит Лопухин безнадежно влюбленной в него Загремухиной в финале «Ста дней после детства». Сам он безнадежно влюблен в Ерголину, влюбленную в Лунёва. «Давай мы просто запомним это лето». Не надо, и слава Богу, что не надо. Вступает гениальный вальс Шварца. Сколько же Шварц написал гениальных вальсов в 1970-е годы!

Поэт и коммерсантъ

Фильм «Когда я стану великаном», в отличие от «Ста дней после детства», «Ключа без права передачи» или «Чужих писем», не стал классикой жанра. Но его точно стоит пересмотреть, потому что он как никакой другой отразил то, что было тогда у людей в головах. К тому же, в отличие от перечисленных фильмов, он каким-то странным и несколько жутковатым эхом откликается в нынешней реальности. И самое главное, местами это просто очень хороший, хотя и отчаянно неровный фильм. Но и сцены, которые сейчас неловко смотреть, тоже очень много говорят нам о том времени.

Если сюжет «Ста дней после детства» крутится вокруг постановки лермонтовского «Маскарада» в пионерском лагере, то «Когда я стану великаном» начинается с того, что Петя Копейкин срывает премьеру школьной постановки «Сирано де Бержерака». Причем действует он из соображений, очень близких к тому, что сейчас стало принято называть «новой этикой»: исполнитель главной роли восьмиклассник Федя Ласточкин плохой человек, подонок и карьерист. А роль Феди Ласточкина исполняет Андрей Васильев, будущий медиаменеджер, директор ИД «Коммерсантъ» и, что самое главное, генеральный продюсер проекта «Гражданин поэт», в котором через тридцать с лишнем лет будет блистать Михаил Ефремов, играющий Петю Копейкина.

⤢

Кадр из фильма «Когда я стану великаном» (1978)

В этом фильме состоялась первая проба юного Миши Ефремова на роль «гражданина поэта». Перед всем классом он читает «Курочку Рябу» в стиле Гомера, Маяковского и почему-то Бальмонта. Стихи эти, правда, написал не Дмитрий Быков, а будущий выдающийся русский лингвист Владимир Успенский еще в 1945-м году, когда он учился в 7-м классе. Почему-то все эти переклички и рифмы уже совсем далекого прошлого с совсем недавним вызывают во мне какое-то волнение перемешанное с ностальгией.

Квартира учительницы

Это очень дурацкий фильм. Там, с одной стороны, карьерист Ласточкин и его подручные, единственные персонажи, носящие комсомольские значки (и цензура не заметила!), а с другой — Сирано Петя Копейкин и его Роксана Маша Горошкина, которые знают Хармса. Там, с одной стороны, простой народ в виде пьяного хулигана-грузчика и алкоголика-таксиста, а с другой — интеллигентная учительница английского и ночная очередь за билетами на гастроли БДТ, хором поющая Окуджаву. Но ведь когда выходил этот фильм, и я, и все мои друзья, а мы были примерно ровесниками Пети Копейкина, видели всё как раз таким. Другое дело, в кого мы все сейчас превратились.

В этом фильме Лия Ахеджакова сыграла свою, по-моему, лучшую роль. Нет, правда. Она там читает монолог Джульеты на английском языке, и одно это чтение стоит всех постановок Шекспира, которые я в своей жизни видел. Она играет учительницу английского языка, Джульету Ашотовну по прозвищу Смайлинг, стареющую одинокую неприспособленную к жизни тетеньку, растящую сироту-племянницу в старой, заставленной книгами профессорской квартире с высоким потолками.

В такой квартире жила моя школьная учительница по литературе, которая сделала для моего воспитания больше, чем все остальные люди на земле вместе взятые. Как-то я зашел к ней, и она познакомила меня со своей подругой, режиссером Инессой Туманян, у которой только что вышел фильм «Когда я стану великаном». Я про этот фильм тогда даже и не слышал. Но это был первый живой кинорежиссер, которого я видел в своей жизни. Я помню только, что я пожаловался ей, что совсем не выходят новые хорошие фильмы. А она строго на меня посмотрела и сказала: «Как не выходят? "Спасатель", "Пловец"!» И она была права. Но «Когда я стану великаном» понравился мне тогда гораздо больше.

После финала

Сразу после того, как Петя сорвал премьеру «Сирано де Бержерака», с ним провел воспитательную беседу представитель ГОРОНО, которого играл Олег Ефремов. Олег Николаевич — воплощенное достоинство и благородство. И как же на нем сидел его замшевый пиджак! А его сын Миша ну до того обаятелен, что можно пересматривать эту сцену десятки раз, и каждый раз млеть от восторга. Это какая-то органическая, невинная, врожденная обаятельность.

Незадолго до выхода фильма я попал на спектакль МХАТа «Медная бабушка». Долговязый Олег Николаевич играл в нем Пушкина. Но дело было не в его росте и не в чудовищно торчащих наклеенных бакенбардах, а в том, что мэтр был мертвецки пьян. Я никогда не забуду, как он поднимался из кресла с нескольких попыток, как забывал текст и как заплетающимся голосом перебивал других актеров.

И еще в этом фильме замечательная Роксана — Маша Горошкина. Эта девочка, Наташа Сеземан, с обаятельной щелью между верхними передними зубами, как у забыл какой известной французской актрисы новой волны, не особенно-то и красивая, но вся какая-то ужасно милая, больше не снялась ни в одном фильме, а стала доктором и сейчас, кажется, работает в какой-то частной клинике во Франции.

В финале фильма Петя Копейкин не погибает красиво, как Сирано. Финал скорее оптимистический, чем трагический. Петя просто сидит на полу лифта, который ездит вверх и вниз. Горошкина, которая наконец поняла, кто ее подлинный избранник, уцепилась пальцами в прутья лифта и смотрит, смотрит. А он то поднимается в этом лифте мимо нее вверх, то опускается вниз. И отвечает ей преданным собачьим влюбленным взглядом. Невероятно трогательная сцена!

Горошкина, он потрясающий артист, но он всю жизнь будет ужасно пить и в конце концов сядет пьяным за руль, устроит аварию, погубит человека, и его отправят в тюрьму. Не связывайся с ним, Горошкина! Лучше продолжай любить своего баскетболиста! Он красивый и хороший, Горошкина!

Иван Топорышкин пошел на охоту.

С ним пудель пошел, перепрыгнув забор.

А вам нравится Хармс?

Что еще почитать:

В ожидании праздника. Почему «Полеты во сне и наяву» до сих пор про нас

Доронина в «Старшей сестре»: советский кэмп. Вдали от любой злободневности

«Радоваться надо! Девка родилась!» Почему «Москва слезам не верит» получила «Оскара»