Есть такой журналистский стандарт подачи новостей о человеческих зверствах: «‎В результате атаки ХХХ в ХХХ пострадали ХХХ человек. В том числе ХХХ детей». Сейчас я задам вопрос дурака. А почему мы так пишем?

Почему выделяем детей из общего числа жертв?

Наверное, у такого формата есть чисто журналистское, манипулятивное объяснение. Заметки о смертях тонут в потоке заметок о смертях, смерти детей хоть как-то задерживают на себе внимание.

Есть объяснение религиозное или квазирелигиозное: дети безгрешны, а значит, их убийства (в отличие, судя по всему, от убийств взрослых) нельзя ничем оправдать. И хотя сами религиозные деятели их еще как оправдывают, заведено вроде как иначе.

Есть объяснение правовое. До определенного возраста — в разных странах по-разному — дети не несут ответственности за свои действия, поэтому не могут считаться участниками никакого конфликта. То есть, выделяя детей среди всех остальных жертв, мы указываем на преступный характер произошедшего.

Можно перечислить еще с десяток объяснений, но боюсь, что самым точным и самым понятным является то, которое только что озвучила моя жена. Она сидит напротив и закатывает глаза: «‎Потому что дети — это дети, чего тут непонятного? Что за глупый вопрос вообще?»

Постойте. У меня есть и поглупее. Я вбиваю в гугл: «Дети — это кто?». И гугл соглашается со мной поиграть.

Вот портал «‎О детстве» выдает выдает несколько хороших версий: «‎Дети — это маленькие фантазирующие человечки»‎; «‎Дети — это кучка муравьев, которая все строит и строит»; «‎Дети — это часть детства».

Долго думаю над последней фразой, а потом перехожу к другим источникам.

Вот VK, который почему-то всегда в начале первой страницы поисковика, подсовывает: «‎Дети — самое ценное и святое в жизни каждого человека». Вот благотворительный фонд банальничает: «‎Дети — это частичка нашего общества». Вот «‎Российская газета» дает определение от обратного: «‎Дети — это не копии родителей». Спасибо. Вот сайт клинической психиатрии надеется: «‎Дети — это шанс сделать наш мир светлее!»

А вот конвенциональное определение «Википедии» и ChatGPT: «‎Дети — это люди в период детства». Черт, какое же крутое определение. Грустное и романтичное, понятное и двусмысленное, законченное и открытое для тысячи новых вопросов.

«Люди в период детства» — так и назову этот номер Republic-Weekly. Впрочем, вы это уже в заголовке увидели.

Первый текст — интервью Кости Шавловского с «доктором Сашей», он же — педиатр Александр Сиволюбов. Интервью, что называется, программное. О том, чем болеют наши дети и (что, возможно, даже важнее) чем они НЕ болеют, как бы мы ни были уверены в обратном. Про бабушкино лечение и новую бабушку по имени ChatGPT. Про вакцины и антипрививочников. Про российскую и западную медицину. Про необязательную скорую помощь и обязательные лекарства. В общем, всем, кому приходилось лечить ребенка или предстоит это когда-нибудь сделать, пожалуйста, сюда.

Однако, чтобы вылечить какого-нибудь ребенка, нужен ребенок.

Поговорим о самом известном историческом примере (если не считать древнюю Спарту), когда государство открыто выступило против новых младенцев на своей территории. Китайская политика «Одна семья — один ребенок» действовала 45 лет, и это был период перманентных семейных трагедий. Некоторые из них описаны в спокойном, но, вообще-то, душераздирающем материале Дмитрия Гончарова. Сами китайцы, к слову, тоже под большим впечатлением до сих пор — настолько, что не очень хотят вступать в браки и заводить детей даже после изменения госполитики. Почитайте о том, почему эксперимент «one child policy» — это одна из самых диких вещей, которая случилась в ХХ веке. А в нем, как мы знаем, много чего дикого случилось.

Взять хотя бы «‎Колумбайн», если мы говорим именно о детях. Скулшутинг в Колорадо — самый известный, самый исследуемый и (в худшем смысле этого слова) самый кинематографичный случай школьной стрельбы. Но почему? Ведь и до, и после него учащиеся расстреливали своих одноклассников и учителей. Были и более массовые убийства. Так что делает «‎Колумбайн» именем нарицательным? Василий Легейдо возвращается в 1999 год и пытается ответить на этот вопрос. Непростое чтение, но важное.

Если вы читаете Republic-Weekly про детей — спасибо вам. Но что в это время читают сами дети?

Это знает Дмитрий Быков (Минюст считает «иноагентом») — ну или думает, что знает. Как бы там ни было, специально для нашего номера он собрал список самых популярных книг в жанре Young Adult — это то, к чему относятся все «‎Сумерки», «Голодные игры», «Виноваты звезды» — и устроил им большую профессорскую ревизию. Итог не слишком радостный, но вот итог.

Еще о книжках. Прямо сейчас в Германии роман о своем детстве, о своей семье и богемной жизни во времена советского застоя пишет журналистка Анна Наринская (Минюст считает «иноагентом»). Никто про это не знает, а мы узнали и попросили Анну подарить нам фрагмент для затравки. Она не отказала и выбрала главу о советской московской школе, где вместо «Разговоров о важном» у шестиклассницы Ани были персональные уроки перевоспитания. Среди героев этого рассказа — Сергей Довлатов, Анатолий Найман, учительница истории, физкультурник, Морис Дрюон и главный, пожалуй, герой — водитель «Икаруса». Он-то и отвезет вас в путешествие во времени. Устраивайтесь поудобнее на потрепанных сиденьях.

Какой же Republic-Weekly без политологического текста? Никакой, все верно. Наш любимый эксперт Клим Бакулин, вынужденный, увы, писать под псевдонимом, продолжает погружаться в особенности бытования автократов. В авторитарных семьях, как известно, дети — не просто дети, а инструмент внутрисемейного транзита власти. Вот Бакулин и рассказывает, как дети получают по наследству целые страны и возможно ли это в России — хотел написать «‎России после Путина», но что же это за «‎после», если наследником Путина тоже будет Путин? Или не будет? Ответы — здесь.

Закончить номер хотелось бы, простите, песней. Главный (единственный?) международный хит, созданный в России 2020-х, — прилипчивый и простой как две копейки «‎Сигма-бой». Но для нас он повод поговорить об эксплуатации детей в поп-культуре и о цинизме взрослых продюсеров, которые иногда еще и родители этих несчастных звездочек. Вы знали, что соавтор «‎Сигма-боя» до этого написал фактически запрещенную и отцензурированную песню про девочку с каре и мефедрон? А знаете, что папа одной из участниц дуэта годами удобрял кид-поп кондовым патриотизмом? Если не знаете — прочитайте этот текст музыкального критика Николая Овчинникова; кажется, он тоже скорее политический, чем культурный.

На этом все. Сегодня в Republic-Weekly — день детей. Семь текстов о детях — плюс этот конферанс. Но, боюсь, это не все тексты о детях, которые вы прочитаете до конца дня. Остальные будут короче, точнее, важнее и страшнее.

Я не знаю, сколько их будет. Но знаю, как они будут начинаться. Вот так: «‎В результате атаки…»

Мы — ужасные взрослые.