Сергей Железняк на заседании Государственной Думы РФ. Фото: Максим Блинов / РИА Новости
Можешь выйти на площадь, смеешь выйти на площадь в назначенный час? Могу, я же бунтарь. Я выйду на площадь глубокой ночью, в четвертом часу, когда нет ни полицейских, ни дворников, ни гуляк, никого. Постою молча – не очень долго, конечно, а то мало ли что. Потом пойду домой. Утром расскажу о своем бунте нескольким самым болтливым знакомым – пусть расползется слух, и этот слух будет самой отчаянной частью моего бунта. О нем узнают и меня накажут. Лишат возможности голосовать за то, за что я не хочу голосовать, говорить то, чего я не хочу говорить. Я смогу уехать за границу к дочерям. Через год, может быть, дам интервью, в котором скажу что-нибудь острое – в самом деле, я же бунтарь.
Так или примерно так реконструируется логика поведения Сергея Железняка, если считать, что все анонимные источники, дававшие комментарии по его поводу на протяжении последней недели, говорили правду – он не захотел голосовать за повышение пенсионного возраста, отказался явиться на соответствующее заседание Госдумы, сказавшись больным, и хотя от его имени по его карточке кто-то все равно проголосовал «за», демарш не остался незамеченным, и теперь Железняк должен лишиться своей должности в «Единой России». Если все это правда, то перед нами, возможно, самый смешной бунт в политической истории России, когда осторожный бунтарь ведет себя так, что и через неделю после бунта у него остается возможность выйти к людям и сказать, что все это слухи, его неправильно поняли, он ничего не имел в виду, а просто болел.
