Строительство Беломорканала

Строительство Беломорканала

Фото: wikipedia.org

На входных воротах Дахау и Освенцима красовался лозунг Arbeit macht frei («Труд освобождает»). Советские лагеря были украшены лозунгом «Труд в СССР есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства».

Какие же лагеря были страшнее — гитлеровские или сталинские? Мы не берем сейчас нацистские Vernichtungslager, лагеря уничтожения, специально предназначенные для массового истребления людей, такие как Хелмно, Треблинка или Собибор — ничего подобного в СССР не было (и в Рейхе «лагеря смерти» появились только с началом Второй мировой войны и Холокоста). Но как обстояло дело с «обычными» концлагерями, в которых умерщвление заключенных не было заявлено как официальная цель?

Начнем с численности лагерного населения: в целом через ГУЛАГ между 1934 и 1953 годами прошло 18–19 млн человек; в немецких концлагерях в 1935 году содержалось четыре тысячи заключенных, а в 1939 году это число достигло 30 тысяч. Однако с началом войны и Холокоста, общая численность населения 24 концентрационных лагерей и тысячи лагерей-спутников в Рейхе и оккупированной Европе выросла до 2,5–3,5 млн человек.

Эти цифры приводит в своей работе «Лагерные миры и принудительный труд. Сравнение национал-социалистической и советской систем лагерей» известный немецкий историк-компаративист, профессор Тюбингенского университета Дитрих Байрау (статья Байрау вошла в состав сборника «Феномен ГУЛАГа: Интерпретации, сравнения, исторический контекст», (издательство Academic Studies Press / Библиороссика, январь 2021 г.).

Дополним цифры Байрау из другого источника. Американский историк Тимоти Снайдер пишет в своей книге «Кровавые земли»:

Ничто в гитлеровской Германии даже отдаленно не напоминало расстрел почти 400 000 человек за восемнадцать месяцев, как это произошло по Приказу № 00447 в Советском Союзе. В течение 1937 и 1938 годов в нацистской Германии к смерти были приговорены 267 человек, а в Советском Союзе только за время «кулацкой операции» — 378 236. Опять же, учитывая разницу в численности населения, шанс, что советский гражданин будет расстрелян во время «кулацкой операции», был примерно в семьсот раз выше, чем шанс немецкого гражданина быть приговоренным к смерти в нацистской Германии за любое преступление.

Другие параллели, которые анализирует Байрау в своей обширной статье: и в Рейхе, и в СССР «лагерное общество» было выстроено жестко иерархически, разве что у нацистов в основу иерархии были положены критерии «асоциальности» и «расы», а у коммунистов — «класса» и «партии». И в Рейхе, и в СССР бросается в глаза ничтожное (в сравнении с массами заключенных) число лагерного персонала; и там, и здесь фактическая власть в лагере нередко была делегирована уголовникам.

Из различий (помимо приведенной выше статистики): социальный и экономический разрыв между персоналом и местным населением с одной стороны и заключенными — с другой, огромный в немецких лагерях, был гораздо меньше в советском контексте. Другими словами, лагерные охранники в СССР, а тем более окрестные «свободные» жители, были почти такими же нищими и бесправными, как и сами зеки.

Кроме того, в СССР заложниками системы были в том числе и сами исполнители террора. Ничто не угрожало благополучию, а тем более жизни охранников и сотрудников SS (пока они оставались лояльными), однако в Советском Союзе в годы сталинизма погибли десятки тысяч чекистов.

И, наконец, уже упомянутое отличие: в СССР не было «лагерей смерти», официально предназначенных для технологичного истребления заключенных — хотя «неофициально» массовые лагерные расстрелы, конечно, практиковались — достаточно назвать печально известный колымский лагпункт Серпантинка. Разумеется, истребление заключенных с помощью непосильного труда, насилия и лишений шло своим чередом и на Западе, и на Востоке.

С любезного разрешения издательства публикуем два раздела из статьи Байрау в переводе М. Маноцковой — «Социальный статус заключенных лагерей» и «Труд в СССР есть дело чести».