Владимир Путин на Евразийском экономическом форуме / kremlin.ru
В суровой внешнеэкономической реальности у России есть только два союзника: нефть и газ. И если с последним слагаемым национального благополучия ситуация пока развивается в предсказуемо негативном ключе (согласно внутреннему документу Еврокомиссии, о котором недавно сообщила The Financial Times, за два года — с марта 2021-го по март 2023-го — поставки российского газа в Европу рухнули на 74%, и особых прорывов в восполнении этих потерь пока не видно), то с первым — все сложнее. В условиях ценового потолка Москва пытается форсированно нарастить нефтедобычу. Однако происходит это не без издержек. Репутация экспортера — и в целом его договороспособность — снова оказывается под большим вопросом.
Аналитики и трейдеры уверены, что Россия вопреки данным рынку обещаниям так и не сократила добычу («Вся российская нефть, что может добываться, видимо, будет продолжать добываться», — отмечается в отчете отдела анализа сырьевых рынков JPMorgan Chase). И это наряду с прочими факторами является едва ли не главной причиной резкого снижения мировых цен на нефть. Претензии России, по информации The Wall Street Journal, уже высказала Саудовская Аравия. «Трения между двумя крупнейшими производителями нефти в мире» стали очевидны в преддверии встречи стран ОПЕК+, которая состоится 4 июня в Вене, утверждают источники издания. Но прогноз тут вряд ли сильно обнадеживающий.
Владимир Путин и делегация Саудовской Аравии / kremlin.ru
«Сокращение объемов добычи Россией ничтожно, оно разочаровывает. Мы не относимся к нему серьезно. Мы находимся в кризисном режиме и нуждаемся во взаимопомощи. Мы призываем прежде всего Россию извлечь уроки из прошлого. Такой образ действий губителен и приведет нас к потерям», — сокрушался почти 25 лет назад, в период падения цен барреля до уровня чуть выше $10, Али аль-Наими в бытность министром нефти и минеральных ресурсов Саудовской Аравии (после этого чиновник еще долго оставался в своей должности, успев застать новый, путинский менеджмент нефтяной промышленности и даже главу Минэнерго Александра Новака как соответствующего по статусу визави в межправительственных переговорах).
В опубликованном несколько лет назад докладе «Russia and OPEC: Uneasy Partners» от Oxford Institute for Energy Studies (OIES) говорилось, что обещания относительно фиксации того или иного уровня добычи Россия обычно не выполняет. И так было не только в 1990-е. В 2008–2009 годах, когда цена барреля рухнула с $147 до $39, история снова повторилась. Как отмечалось в упомянутом исследовании, Игорь Сечин, в то время вице-премьер, курировавший российскую энергетику, в роли наблюдателя присутствовал на совещаниях ОПЕК и всячески ратовал за сокращение добычи участниками картеля. При этом, правда, он не говорил о готовности России идти по тому же пути, но утверждал, что производство и так сокращается, что было чистым лукавством, отмечают в OIES: в кризисном 2009 году, предварительно увеличив добычу, «страна нарастила экспорт на дополнительные 700 тысяч баррелей в сутки — к пущему раздражению членов ОПЕК».
Конечно, если как следует углубиться в эволюцию петрократий, можно обнаружить немало поводов для взаимных упреков и разногласий. Тут, казалось бы, нет ничего нового. И все же по глубине недоверия лишь немногие могут сравниться с Кремлем, не признающим в принципе никаких ограничений собственных интересов — ни моральных, ни юридических. Важно в данном случае не это тривиальное наблюдение, а его последствия в нынешних обстоятельствах. Ведь президенту Путину не доверяет уже никто, включая союзников в рамках официальных экономических альянсов.
«Никто не ведет речь о газе в обмен на политические условия», — пытался комментировать в декабре кремлевский пресс-секретарь Дмитрий Песков непривычно резкие слава властей Узбекистана по поводу идеи газового союза с Москвой. А ведь энергетический кризис в республике на фоне аномальных холодов при всем бесконечном терпении местного населения был политически весьма неприятным. И тем не менее, выбор между коммунальным бедствием ввиду дефицита газа и дополнительной зависимостью от Москвы был сделан в пользу первой из проблем, видимо, несопоставимо менее серьезной для узбекского руководства.
Владимир Путин и Шавкат Мирзиёев (президент Узбекистана) / kremlin.ru
Похожим образом выглядит ситуация и с Казахстаном. Критикуя ЕАЭС в ходе пленарного заседания состоявшегося на неделе Евразийского экономического форума, президент республики Касым-Жомарт Токаев ни словом не обмолвился о ходе работ по развитию альтернативных маршрутов поставок казахской нефти после того, как Россия под разными предлогами неоднократно останавливала ее экспорт через терминал в Новороссийске. Но и без сказанного вслух ясно, что Астана прекрасно осознает, какую реальную ценностью слова «взаимные обязательства» и «равное партнерство» имеют в устах российского лидера.
Касым-Жомарт Токаев / kremlin.ru
Одним из неизбежных последствий бесконечно долгого правления диктатора является то, что все вокруг, включая других автократов из числа партнеров, хорошо представляют, что от него и выстроенной им системы можно ожидать. И в этом оборотная сторона хваленой путинской непредсказуемости — чем дальше, тем больше сужается пространство для маневра. Все понимают: заверениям, обещаниям, гарантиям хозяина Кремля в энергетической да и, по сути, любой другой сфере международных отношений — грош цена. Научены опытом. В свежих Хрониках госкапитализма:
