Кадр из фильма "Карнавальная ночь" (1956 год).
Про язык, про что же еще можно говорить и писать во дни тягостных раздумий и ни на минуту не отпускающего чувства тревожности, связанной прежде всего с высочайшей степенью неопределенности.
Только он нам надежда и опора, и опора, прямо скажем, все более шаткая. А другой все равно нет. Ну, не надежду же мы будем звать на помощь! Не здравый же смысл! Где они, а где мы!
Моя французская подруга и блистательная переводчица разных русских авторов и, соответственно, их текстов в прозе и в поэзии, — в том числе и моих, — сказала мне однажды:
«Рифменное богатство русской поэзии, в отличие, например, от поэзии французской, где писать стихи в рифму прекратили уже очень давно, — ну, разве что детские стишки или тексты песен, — обеспечивается тем, что в русском языке есть такая важная вещь, как падежи».
И правда, они есть. И это, разумеется, прекрасно. Но иногда, во дни все тех же тягостных раздумий, кажется, что, может быть, лучше бы их не было, и бог с ней с рифмованной поэзией, обойдемся. А с падежами столько хлопот!
Над особенностями канцелярского языка кто только не издевался. Но они напоминают о себе с похвальным упорством и восхищающей нас неутомимостью, с неоскудевающей щедростью одаривая нас драгоценностями, которые мы, признаться, вряд ли заслуживаем.
Недавно вот одна добрая душа прислала мне такое:
