Секс как свобода. Почему его не хватает?

Поскольку я не сексолог, а социолог, исследователь общественных отношений, я буду говорить о сексе как об их части.

Я не могу не чувствовать, что затрагиваю тему, где существовало, а отчасти и существует множество разного рода запретов и их нарушений, над которой нависает более значимое для одних и менее значимое для других сознание греха. Иудео-христианская цивилизация, детьми которой являемся мы все, кладет событие полового акта и его квалификацию как главного («первородного») греха в основу существования человеческого рода. Труд, познание, продолжение рода так или иначе несут печать этого греха. В нашем обществе, по преимуществу светском, эта связь уже почти не ощущается, но связь всего, что так или иначе относится к половой сфере, с табу, с запретом и его нарушением, остается.

Сила запрета может быть очень разной. Мы слышим издалека о жестоких самосудах и публичных расправах, вплоть до убийства, с женщинами, нарушившими верность мужу. Мы пусть реже, но слышим бытовые истории о разного рода тяжелых наказаниях, накладываемых друг на друга супругами за внебрачные связи или родителями на детей за связи добрачные. Мы знаем из соцопросов, что в обществе сохраняется осуждение таких связей. Оно слабеет. А вот осуждение «неправильных» сексуальных отношений набирает силу, приобретает политическое измерение.

Слабеющие табу переходят в так называемые нормы приличия. За их нарушение и санкции много слабее, ограничиваются словесным осуждением. Далее ослабевают и эти санкции – сводятся к насмешке. Следующая стадия – превращение насмешки в смех, в юмор. Ныне проблематика половых отношений сохраняет по большей части лишь долю легко (и приятно) щекочущей бывшей запретности, она окружена ореолом веселья и озорных шуток в массмедиа и в быту. Именно в таком ореоле неминуемо будет хотя бы поначалу восприниматься то, что я собираюсь сказать о сексе. И сама серьезность, с которой об этом будет говориться, тоже будет восприниматься с улыбкой. Ну и хорошо.

История полового вопроса

Надо сказать о самом слове «секс». Отметим, что в английском оно имеет более широкое значение: во-первых, означает то, что в русском передается словом «пол» (а теперь еще и словом «гендер»). Во-вторых, и это более интересно, производное от него прилагательное «sexy» означает нечто вроде «живой», «темпераментный», «острый».

Слово «секс» пришло в наш язык недаром. Раньше – не в СССР, а еще раньше – секса в нашем обществе, как и во многих других, действительно не было. Не было, как нынче говорят, темы. В конце XIX века она стала являться под названием «половой вопрос». Но это действительно был вопрос, который частным лицам, может быть, и удавалось решить, а обществам, в том числе нашему – нет. «Вопросами пола» стали заниматься врачи, психиатры, то есть люди, призываемые только в случаях, когда нечто считается патологией, болезнью. Выросший в этой среде психоанализ сделал важный шаг, утвердив сексуальность, половое влечение как нормальное, необходимое начало жизни. Но сразу вслед за этим он переходил к утверждению, что человечеству и человеку крайне сложно сладить с этим могучим началом, а от попыток сладить выходят неврозы или что похуже.

Кстати, отечество наше внесло свой немалый вклад в развитие психоанализа, послав в пациентки, а затем, говорят, и в любовницы Фрейду некую девицу Шпильрейн, помучившую его изрядно. В предреволюционной России решали половой вопрос как могли, в том числе знаменитой теорией и практикой с названием «стакан воды». Мол, нечего придавать половому вопросу такое значение; нам, современным мужчинам, и главное, женщинам, сделать «это» – как выпить стакан воды. И делать это могут все со всеми. Сравнение с выпиванием воды говорит о легкости и малозначительности акта соития, но ничего не говорит о его эмоциональной значимости для участников, о наслаждении, связи с любовью и др. Идея легкости потом ушла, а готовность видеть в соитии возможность проявления всего богатства человеческой натуры так и не пришла.

Сексологии не было потому, что не было секса. Муки общества, решавшего «половой вопрос», и удачи отдельных людей, его решивших тем или иным образом для себя, – это не секс. Такое якобы простое «коммунистическое» решение «полового вопроса» существовало в контексте идей про «упразднение семьи», с одной стороны, и «освобождение женщины» – с другой. Эти идеи обуревали часть наших социал-демократов до их прихода к власти и очень недолгое время после. Гражданская война, борьба внутри правящей партии привели к быстрой ротации внутри ее рядов. Идеи свободной любви из гражданского идеала трансформировались в представление о барском праве высших чинов на любую из женщин из их окружения. Скучная история.

Психоанализ некоторое время был в чести в Советской России. Им интересовался, например, Отто Шмидт, ученый и администратор, путешественник и полярник. В ходе знаменитой «челюскинской эпопеи» он читал лекции ждавшим спасения членам экспедиции, в том числе – о психоанализе. Вряд ли психоанализ бывал в менее подходящих для него условиях, хотя там, на льдине, этот разговор о нем помогал перетерпеть лишения и страхи. Но тем, чем он является и в современной Европе и Америке – терапией, средством решения сексуальных проблем отдельных людей, – он у нас так и не стал. Просто не успел.

В ходе знаменитой «челюскинской эпопеи» Отто Шмидт читал лекции ждавшим спасения членам экспедиции, в том числе – о психоанализе

Психоанализ и выросшая из него педагогическая доктрина педология попали затем под запрет. Попытки изучать сексуальное поведение методами социологического опроса были пресечены еще раньше. Ленин, когда еще был Ульяновым, был в какой-то мере втянут в общение со сторонниками половой свободы для пролетариата и его партии. Но уже в 1919 году он – теперь большой начальник – пришел в негодование, узнав, что некий ученый решил путем анкетирования узнать о нормах сексуального поведения питерской молодежи. Ученого он заклеймил как буржуазного любителя «клубнички». Ученый – его звали Питирим Сорокин – уплыл на «философском пароходе», стал далее одним из столпов социологии в Америке. В нашей же стране никаких социологических исследований, в том числе по проблемам сексуального поведения никто не смел проводить еще пятьдесят лет. А Сергею Голоду, первому, кто рискнул в конце этого пятидесятилетия повторить в Ленинграде исследование Сорокина, долго не давали защитить эту работу как диссертацию.

Секс как слово

Слово «пол» само по себе гораздо уже понятия «секс». Наиболее близко к понятию секс подходит словосочетание «половая жизнь».