Всероссийской переписи населения. Фото: Виталий Невар / ТАСС
В 2021 году в России прошла перепись 2020 года. С небольшим временным сдвигом, как многое в нашу ковидную, наверное, уже эпоху. И в переписи есть вопрос про национальность. Вопрос, с одной стороны, как будто бы самоочевидный, с другой — на самом деле совсем нет. В этой колонке я вместе с читателями хотел бы подумать о том, что этот вопрос, в сущности, значит. С точки зрения современных исследований этничности (что это такое — об этом можно посмотреть, например, мои лекции на ПостНауке), национальности не существуют сами по себе, они существуют только в общении между людьми. Это значит, что смысл национальностей может раскрыться нам, только если мы проанализируем социальные взаимодействия, которые национальностями регулируются. Прямые и непосредственные или запрятанные в моторном отсеке общественной машинерии. Если проще — чтобы понять, о чем вопрос о национальности в переписи, нужно понять, как потом собранные данные используются. А как?
Итак, после того как переписчики походят по домам и позадают соответствующий вопрос (или переписываемые зайдут на сайт Госуслуг и сами заполнят соответствующую графу), эта информация будет обрабатываться довольно хитрым образом, и в результате общество получит данные о национальном составе — общероссийском, региональном и муниципальном. Хорошо, такие данные получены, что дальше? А дальше эти данные становятся аргументом в разнообразных разговорах. Каких, например? Например, связанных с финансированием культурной политики. В современной России это не так ярко выражено, как было в СССР, но по закону там, где это требуется, например там, где представители той или иной национальности живут компактно, должно быть организовано обучение языку этой национальности. Для этого, однако, должны быть написаны и напечатаны учебники, подготовлены учителя. И все это требует государственных ресурсов, которые распределяются по разного рода институциям. Получается, перепись оказывается источником аргументов в споре за распределение этих ресурсов. Дальше больше. В некоторых кругах существует представление, что у каждой национальности есть «своя» территория. Как определить, где эта территория, где она начинается и где заканчивается? Среди прочего — посредством данных о том, где люди соответствующей национальности живут. На что это может повлиять? Например, на легитимность тех или иных руководителей, потому что некоторые из них — исходя из этого — будут считаться «своими», а некоторые — «чужими». Третий тип разговоров — это разговоры, где в фокусе оказывается «вымирание» тех или иных национальностей (при этом как малочисленных, так и довольно крупных — например русских), указание на необходимость принять меры, в результате чего люди, поддерживающие такую точку зрения, оказываются в своего рода ментальной «осажденной крепости» и становятся объектом для разного рода манипуляций.
То есть в любом случае получается, что как будто бы нейтральный вопрос про национальность, будучи включенным в общественную машинерию, оказывается не так уж нейтрален. Неудивительно, что в разных контекстах по всей России «под перепись» активизируются различные этно-националистические организации и интересанты, которые призывают людей указывать нужную им национальность. А что простые люди? Здесь нужно сделать шаг назад и поговорить о том, когда появились национальности. Удивительно, но факт: они появились в 1920-е годы в Советском Союзе. В каком-то смысле Советский Союз их сделал. Здесь не имеется в виду, что не было слов «русский», «башкир» или «лакец». Эти слова были, но значили другое и иначе взаимоотносились. Если считать, что национальности — это слова в языке, которые становятся или не становятся объектом идентификации простых людей (по сути, перепись очень грубо показывает именно меру такой идентификации), то сравнительно немного людей в 1920-е годы идентифицировались с национальностями. В большей степени они идентифицировались, например, с родным селом. Но, боясь возникновения низовых национальных движений, советская власть решила создать народы самостоятельно и — в переписи 1926 года — представила сетку национальностей, велев каждому жителю страны идентифицироваться с одной из них. Советский Союз в этом смысле был далеко не уникален — все страны в той или иной форме считают и классифицируют население, и в особенности это касается колоний, где национальное единство скорее вредит вопросам управления, а еще метрополии не имеют к населению прямого доступа и пользуются услугами этнографов и лингвистов, которые любят делать такие классификации по своим научным причинам. Яркий пример — Индия, где цветущее разнообразие было решено упростить, введя классификацию на основе одной из, но далеко не единственной, социальной классификации — кастовой. И в этом смысле индийские касты — это двоюродные братья советских национальностей. Что было дальше? А дальше исходя из принципа национальностей начали распределяться ресурсы — доступ к образованию, рабочим местам и прочим благам, национальность стала обязательной графой в официальных документах, и через пару поколений советские люди выучили, что у них есть национальности. И все то хорошее, что человек обычно испытывает в отношении своего сообщества, «опрокинулось» на национальности, отчего связь между человеком и национальностью стала безусловной и интуитивной. И вот вся эта система пережила Советский Союз и оказалась в переписи 2020-го, а по факту 2021 года.
Что из этого всего стоит вынести? Прежде всего то, что национальности — это не безусловная естественная реальность, а то, что в социологии называют социальный конструкт. Это идея, в которую — по некоторым причинам — нам предложили поверить, и мы поверили. И теперь действуем на этом основании. Хорошо это или плохо? Это сложный вопрос, но понимая это, гораздо проще не стать объектом манипуляции. Как переписался я? Нужно сказать, что сделал это я на излете переписи, потому что до того был занят — делал исследование того, как взаимодействуют переписчики и переписываемые в Дагестане. Это исследование уже весной можно будет прочесть в научном журнале, но среди его интересных результатов — например то, что графа «родной язык» заполняется дагестанцами исключительно исходя из их национальности, вне зависимости от фактического знания этого языка. И, например, двухмесячные дети переписываются как имеющие родной язык. И никакой «самоидентификации», как это предполагается 26 статьей Конституции, цитируемой в переписном листе. В общем, я решил воспользоваться правом на свободный выбор идентичности и написал, что моя национальность — вятич. Потому что я родился и живу в Москве, а когда-то здесь жили вятичи, ставшие потом русскими. А родной язык я решил взять исходя из «дагестанского» принципа — с моей фамилией меня все считают евреем, а язык восточноевропейских евреев — идиш. И так и переписался, практически цитируя название книги Эфраима Севелы, как «вятич» с родным языком «идиш». На котором я, кстати, не говорю. Впрочем, не то чтоб я сильно идентифицировался в национальном смысле хоть с чем-то, потому что идея национальности — внешняя по отношению к человеку, и мне было прежде всего важно это показать. И в переписи, и в этой статье.
