В середине мая в Лектории Политехнического музея прошла организованная Фондом Егора Гайдара лекция Пола Грегори, профессора экономики Хьюстонского университета США, специалиста по экономической истории России, «Почему развалилась советская экономика». Slon публикует ее сокращенный вариант. Полную расшифровку и видео можно посмотреть здесь.

Неспособность предвидеть распад Советского Союза была самым крупным провалом аналитиков в ХХ веке. В восьмидесятых специалисты по обе стороны железного занавеса предсказывали, что СССР кое-как, но продержится, несмотря на низкие экономические показатели. После распада СССР я был членом комитета конгресса, получившего задание расследовать, почему наши аналитики так ужасно ошиблись. Мы практически не обнаружили предсказаний краха СССР как в секретных, так и в открытых исследованиях. Разведка США и эксперты хорошо видели недостатки советской модели, но приходили к выводу, что СССР просуществует еще по крайней мере пару десятилетий. Общественное недовольство тоже не воспринималось как знак, предвещающий быстрый развал страны. Все это говорило о том, что советская система распалась изнутри, она совершила системное самоубийство, а не погибла в результате давления общественного мнения или плохих показателей.

Если представить себе модель, определяющую время распада СССР, мы должны, помимо основных экономических показателей, ввести еще несколько переменных. В этой модели коллапс зависит от основ экономики, экономической обстановки в стране и за рубежом и лидеров конкурирующих систем. Я поясню свою мысль: если бы основы советской экономики были прочными, острой необходимости перемен бы не возникло. Кроме того, большое значение имеет соотношение экономического роста в стране и за рубежом. Если Запад переживает период спада, то советское неуверенное, но все-таки развитие выглядит совсем неплохо. Если цены на нефть высокие, советское руководство может сгладить недостатки в сельском хозяйстве или отсутствие современного оборудования путем закупок за рубежом.

Аналогичным образом личность политического лидера влияет на то, в какой момент система рухнет. Для существенных перемен нужен новый сильный лидер. Значение имеют и зарубежные политические лидеры. Избери Америка Джимми Картера президентом в 1980 году вместо Рональда Рейгана, события могли бы развиваться совершенно по-другому.

Мы должны рассматривать совокупность событий. Чтобы советская система распалась, понадобился «идеальный шторм» – уникальное стечение различных обстоятельств: слабых экономических основ, негативных условий в стране и положительных за рубежом, а также наличие лидеров, готовых к изменению системы.


Модель «идеального шторма» требует междисциплинарного подхода, экономисты заостряют внимание на экономике, политологи утверждают, что коллапс зависит от тех, кто находится у власти.

Мы теперь хорошо понимаем, что советская плановая экономика работала по установленному порядку, который постоянно подвергался бюрократическому вмешательству. В своей лекции я ограничусь примерами такой деятельности, которая нанесла самый большой вред административно-командной системе и поставила под сомнение ее долгосрочную жизнеспособность.

Планирование от достигнутого

Приведу пример: после того как в начале 1930-х годов были впервые распределены автомобили советского производства, по заказу или по политическим соображениям, их финансирование шло «от достигнутого уровня», а значит, план на следующий год в основном повторял прошлогодний план с некоторыми незначительными коррективами. Уже в 1930-е годы снабженченские учреждения распределяли материал «на основе накопленного опыта». В 1980-х годах, когда производитель сварочных материалов хотел сэкономить, используя более тонкие металлы, ответ официального лица гласил: «Меня не волнуют новые технологии, просто делайте так, чтобы все оставалось по-прежнему». Экономика, в которой структуру распределения ресурсов нельзя изменить, обречена. В советском случае для внедрения новых продуктов и технологий требовалось проведение кампаний.

Согласно теории Йозефа Шумпетера, кампании являются некачественными заменителями постоянных изменений в странах с рыночной экономикой. Как мы можем быть уверены, что программы по выращиванию кукурузы или производству химических удобрений двигали плановую экономику в правильном направлении?

Западные экономисты впервые столкнулись с планированием от достигнутого уровня, не отдавая себе в этом отчета. Команда Абрама Бергсона обратила внимание, что в советской экономике было невероятно легко рассчитывать индексы цен на машины. В других странах это считается грязной работой, потому что каждый год машина в конечном итоге заменяется другой, более совершенной. К нашему удивлению, советская промышленность производила одни и те же машины на протяжении десятилетий. Рассчитать индексы цен на машины было легко, так как качество не изменилось.

Такой подход буквально заморозил плановую экономику, а замороженная экономика не может не только процветать, но даже развиваться.

Мягкие бюджетные ограничения, цены и стимулы

Венгерский экономист Янош Корнаи говорил о второй большой слабости плановой экономики. Предприятия работали на основе так называемых мягких бюджетных ограничений.

Ни одно предприятие не могло оказаться банкротом, вместо этого профильные министерства перераспределяли средства от прибыльных предприятий убыточным.


Советское руководство хорошо понимало, что политика мягких ограничений убивала производственную инициативу. Не было никакого стимула экономить, так как все убытки автоматически компенсировались.

Лоббизм как основа

В экономике, где правительство имеет мало возможностей для вмешательства, рынок сам определяет, кто и что получает. В плановой экономике этим ведают государственные органы, подпадающие под влияние групп с особым интересом, которые добиваются различных преимуществ, привилегий. Советская экономика представляла собой чрезвычайный случай лоббирования без всяких рыночных ограничений. Такое лоббирование создавало хаос, в котором тонули все надежды на научное планирование. В результате ресурсы направлялись не туда, где они объективно требовались, а туда, где накопились центры наибольшего личного или отраслевого внимания.

Вся система была основана на продвижении узкопрофильных интересов в ущерб общему делу. Политбюро состояло из тех, кто выражал и общегосударственные, и узкопрофильные интересы. Горбачев быстро понял, что он, генсек, не обладает достаточной властью, чтобы укротить военно-промышленный комплекс.

В последние годы существования советской экономики лоббисты начали приходить к пониманию того, что является для них так называемой возможностью выгоды, и это, думаю, самое важное, что я хочу сказать. Вместо лоббирования интересов государства – почему бы не бросить все усилия на создание такой «рыночной системы», которая фактически превратит их в собственников? Вместо работы ради интересов министерства – почему бы не подчинить его деятельность своим собственным интересам, присвоив нефть и полезные ископаемые? Став новыми олигархами, они смогут диктовать Москве условия в качестве новых собственников ресурсов.

До тех пор пока строительство такой «рыночной экономики» не стало реальной возможностью, главным интересом номенклатуры было торможение реформ, однако именно радикальные реформы Горбачева помогли ей осознать, какие богатства можно получить.


Что объясняет, каким образом административно-командная система пошла, как говорят некоторые, на самоубийство и была разрушена изнутри.

Важен международный контекст

В конце 1960-х в СССР начался печально известный период застоя или стагнации. Сначала это никого не беспокоило, потому что Запад тоже страдал от энергетического кризиса и стагфляции. Последняя заставила западных лидеров задуматься о том, работает ли рыночная система в принципе. Я лично отдают должное заслугам Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана в деле экономического возрождения начала 1980-х, за которым последовал длительный период процветания, вплоть до кризиса 2008 года. Этот период экономические историки называют «великой модерацией». Еще одним внешним фактором, повлиявшим на советские решения, стали реформы Дэн Сяопина.
В марте 1985 года, когда Горбачев был избран генсеком, ему пришлось иметь дело с США, переживающими «великую модерацию», и с Китаем, чья экономика, отринувшая административно-командную систему, демонстрировала быстрый рост. Представьте себе мир, в котором Джимми Картер был бы переизбран и продолжал свою политику в рамках статус-кво, в Британии вместо Тэтчер работало бы лейбористское правительство, а «банда четырех» в Китае после смерти Мао разгромила бы реформистов. В этих обстоятельствах Горбачев также продолжал бы линию на сохранение статус-кво. Темпы экономического роста 1-2% не казались бы недостаточными по сравнению со стагфляцией Запада и хаосом в Китае.

Горбачев не любил экономику и не понимал ее

Хотя Горбачев назвал себя экономическим реформатором, он не понимал экономику и не интересовался ею. Горбачевское поколение «комсомольцев» знало, как заниматься партийными делами и как подчиняться приказам старших. Горбачева избрали генеральным секретарем, чтобы он спас экономику от стагнации, и ему нужно было действовать. Он полагался на команду экономических реформаторов, собранную Александром Яковлевым, в которой были академики Леонид Абалкин и Абел Аганбегян.

В поисках правильного решения Горбачев прислушивался к разным мнениям, его встречи с Рейганом и Тэтчер показали ему двух мировых лидеров, уверенных в системе свободного предпринимательства. Он слушал лекции Джорджа Шульца, госсекретаря США и видного экономиста, о преимуществах рыночной экономики. Он был совсем не похож на Хрущева и его страстную защиту плановой экономики во время знаменитых «кухонных дебатов» с Ричардом Никсоном.

В 1987 году Горбачев убедился в том, что ускорение было недостижимой мечтой: стране требовались более радикальные реформы. Вместе со своими экономическими советниками он обратился к уже устаревшим идеям автономии предприятий, которые использовались еще в тридцатых. Ему объяснили, что если предприятия начнут сами принимать решения, экономика будет в порядке. Предприятия приветствовали идею децентрализации принятия экономических решений, когда Горбачев утвердился во мнении, что, пока не разрушится бюрократия, плановики и политики будут тормозить реформы.
Чтобы блокировать бюрократический саботаж, Горбачев запустил антибюрократическую кампанию, которая быстро вышла за рамки промышленных министерств. Во имя преодоления бюрократического сопротивления реформам он также пытался привлечь на свою сторону население – кампаниями за демократизацию и гласность. Горбачевский союзный договор наряду с перемещением центра власти из кресла генсека к президенту переполнил чашу терпения консерваторов среди советского руководства. Путч в августе 1991 года провалился, и СССР прекратил свое существование пятью месяцами позже. Освобождением всех стран была окончательно похоронена плановая экономика. 

Горбачев действовал в исключительно тяжелых обстоятельствах, я сомневаюсь, что у кого-то бы получилось лучше, чем у него. Он сам хотел продолжения социалистической системы, и его большой ошибкой было, что он не понял, что уничтожает ее.