REUTERS/Maxim Shemetov

Задержание в Минске генерального директора «Уралкалия» Владислава Баумгертнера не без оснований воспринято многими в России как возвращение Белоруссии к практикам похищения людей. Раньше подобные методы распространялись на критиков Александра Лукашенко и членов их семей, а участие в них правоохранительных органов оставалось недоказанным. Теперь эта практика по сути легализована и распространена на граждан «союзных» государств. 

История с Баумгертнером стала логическим продолжением маневрирования Лукашенко между двумя линиями – стремлением выступать в качестве продвинутой альтернативы России и играть роль ее ухудшенной копии. Первая тактика была адресована самым разным категориям граждан. «Свободолюбивых» жителей России привлекали минские казино и многое другое, что в России запрещено или не поощряется. Консервативный обыватель, наоборот, видел в Лукашенко олицетворение нового Сталина – более решительного, последовательного и жесткого, в сравнении с Владимиром Путиным. Но образа ухудшенной копии России Лукашенко тоже никогда не стеснялся и даже подыгрывал ему. Москве это было во многом на руку: на фоне подменяющих выборы референдумов, сохранения практики арестов без судебной санкции и той же смертной казни российским властям было легче позиционироваться в роли «единственного европейца» не только в собственной стране, но и в сопредельных государствах.

Российским чиновникам все время приходилось испытывать смешанные чувства. Чем шире Лукашенко раскрывал объятия некоего «союза России и Белоруссии» (созданного еще в 1996 году и с тех пор никуда особо не продвинувшегося), тем больше такая перспектива пугала элиты в Москве. Согласовывать с белорусскими властями основы финансовой и макроэкономической политики, получать руководящие указания из Минска, да и просто принимать Лукашенко в категорию «своих» почти никому не хотелось. Белорусские власти это отчетливо понимали. Далее следовал намек: Белоруссия готова воздержаться и от конкуренции с Москвой, и от чрезмерного сближения. Но такая стратегия имеет свою цену. А именно – политкорректно выражаясь, неэквивалентный обмен товарами между двумя странами и предоставление белорусским производителям под эгидой Таможенного союза (и прочих объединений с сложными аббревиатурами) преференций для продвижения на российский рынок. Плюс готовность Москвы регулярно расшаркиваться в различных реверансах о стратегическом, военном и прочих партнерствах, получая в обмен на это моральное право имитировать прогресс в реинтеграции постсоветского пространства накануне какой-нибудь очередной избирательной кампании, чтобы залечить фантомные боли ностальгирующих по СССР граждан.

Однако такое партнерство имеет свой предел. Само по себе неравноценное экономическое сотрудничество в Москве могли бы терпеть – как терпели это с другими бывшими постсоветскими странами, тем более что такая зависимость делала шаги белорусских властей относительно предсказуемыми. Очевидная нехватка личной химии между лидерами двух стран – тоже не повод публично признать, что белорусский руководитель и его специфический стиль несколько поднадоели российским партнерам. Более чувствительным для России оказалось другое – создающая очевидный дискомфорт растущая склонность Минска наносить публичные пощечины, причем делать это в самый неподходящий момент. Действия Белоруссии выглядят малотактичными и в связи с новым витком конфликта России и Украины, и в контексте московских выборов, где оппоненты не преминут воспользоваться любым поводом для критики в адрес властей – и не только столичных.

Если не считать общего таможенного пространства, никакого российско-белорусского союза в истории никогда не существовало. Однако об этом до сих пор не принято было говорить вслух – его предпочитали не трогать, как Ленина в мавзолее, ожидая, что все рассосется как-нибудь само собой. После истории с «Уралкалием» скрывать этот факт будет гораздо трудней.

Несмотря на жесткую реакцию российских руководителей, у Лукашенко пока еще остается пространство для маневра и возможность сделать вид, что политической подоплеки у происшедшего не имелось. К «дружбе» между двумя странами это, конечно, нас не вернет, но возможность относительно цивилизованного сосуществования сохранить еще можно. Правда, без новых объятий и претензию на «личную химию» в отношениях с российскими лидерами.