Изможденный мир: как в Украине восприняли соглашение с ДНР и ЛНР

Сообщение о том, что между представителями ДНР, ЛНР и Украины достигнуто соглашение о перемирии, в самой Украине поначалу было воспринято скептически. На то хватало и объективных, и субъективных причин. Похоже, в «республиках» отношение к этому договору также не слишком серьезное – журналисты жаловались, что уже через пять минут после его начала им присылали анонсы пресс-конференций «Почему украинские войска не соблюдают перемирие». Тем не менее миру дали шанс. Почему? Да от безысходности. Давайте посмотрим, в каком состоянии стороны подошли к этому «договору».

Взаимно беспросветно

До двадцатых чисел августа Украина небезуспешно побеждала ЛНР и ДНР. Несмотря на проблемы в определенных зонах, несмотря на ожесточенное сопротивление ДНР и ЛНР, в преддверии Дня независимости Украины (напомним – 24 августа) Вооруженные силы Украины были максимально близки к выполнению двух ключевых задач:

– полного блокирования Луганска,

– рассечения «дороги жизни» ДНР – трассы H21, сообщающей мятежников ДНР с частью собственных отрядов, ЛНР и Россией.

В таком случае в полное окружение попадали Донецк с Макеевкой, Луганск и Горловка. Что означало срочную необходимость для удерживающих их бойцов перебазироваться на юг Луганской области – на последний запасной плацдарм. Долго удерживать окруженные города вряд ли получилось бы – сказалась бы нехватка снабжения, а отступать пришлось бы быстро, пока окружение не обросло фортификациями. Фактически это означало бы конец ЛНР и ДНР с превращением всей «Новороссии» в обрубок из четырех районов Луганщины. Допустить такой слив всего проекта Кремль не мог – и поэтому эскалация была выведена на новый уровень. В Украину вошли регулярные войска РФ – в формате достаточно ограниченном, чтобы на первом этапе скрыть это от граждан России, но достаточно масштабном для того, чтобы удержать ДНР и ЛНР. Задача скрыть это от международного сообщества уже не могла стоять: нереально. К тому же мировое сообщество давно было готово увидеть и видело их там, где они наконец нашлись. Просто не всегда говорило об этом вслух.

Украинские части попали в тяжелую ситуацию. Будучи рассредоточены для охвата мятежных республик, они были слишком растянуты, чтобы противостоять удару с тыла. В результате они понесли тяжелые потери под Луганском и Иловайском, был утрачен ряд населенных пунктов и открыт второй фронт на самом юге Донецкой области, в районе Новоазовска. Возникла угроза атаки на столицу Южной Донетчины – Мариуполь. Под последний быстро стянули резервы. В городе, еще пару месяцев назад бывшем оплотом ДНР, вспыхнул неожиданный подъем украинского национализма: мариупольчане, вспомнив, что они металлургический центр, рванулись строить баррикады в лучших традициях дизельпанка и копать рвы китайских масштабов.

Положение для Украины стало патовым. Ее вооруженные силы, отступив от нескольких населенных пунктов, сумели стабилизировать условную линию фронта и даже удержать несколько форпостов – в первую очередь Дебальцево и донецкий аэропорт (луганский, не сумев сохранить за собой, взорвали при отходе). Наступление на Донецк и Луганск, усиленные российскими войсками со свеженькой техникой, превратилось в очень нетривиальную задачу – между невыполнимой (на текущем этапе) и невыгодной (из-за масштаба потерь и разрушений).

Однако и для России возможное развитие событий колебалось между нежелательным и опасным. Для наступления и перелома ситуации в пользу мятежных республик пришлось бы загонять на украинскую территорию все новые и новые подразделения «отпускников». Фактически оно-то можно, но юридически вот такой вот стремительный переход от Судетов к остальной Чехословакии, да еще и при том, что украинцы, в отличие от чехов, решили отбиваться. В общем, затея даже с военной точки зрения авантюрная, не говоря уже о дипломатической.

И для большинства стран Европы, и для США эскалация конфликта, мягко говоря, нежелательна. Радует он, по сути, лишь стафф НАТО, поскольку вдыхает в организацию и новую жизнь, и новое финансирование. В контрольный раз поступившись суверенитетом Украины, условный Запад поступится заодно и существующим миропорядком: и то, что в стратегической перспективе это просто страшно, очевидно даже наиболее циничным из его лидеров. С другой стороны, идти на конфронтацию с Россией кому-то боязно, а кому-то невыгодно. Параллели с Мюнхенским соглашением уже посещают умы не только украинских, но и западных журналистов. Идеальный вариант для Вашингтона, Берлина и Брюсселя – дать конфликту рассосаться, пока еще есть возможность какого-то мирного решения. Причем всем очевидно, что сейчас – последнее окно возможностей. Дальше – только открытый российско-украинский конфликт, оставаться в стороне от которого не получится при всем желании.

Что до мнения руководства ДНР и ЛНР, то опора на российскую военную помощь заставила их подрастерять субъектность. Проще говоря, раз сами не смогли за себя постоять, то и собственное мнение им теперь спускают сверху.

Очевидно, что если не мир, то передышка нужна была всем сторонам. Однако встал вопрос: кто с кем будет о ней договариваться? Согласно видению мира руководства РФ, Порошенко должен поговорить с руководством ЛНР и ДНР. А если кто-то хочет поговорить с Путиным, то, за неимением Махатмы Ганди, пусть уж будет Обама. Однако ни Обаму, ни особенно Порошенко такой формат не устраивает. Здесь украинского президента сложно осудить: во-первых, переговоры с ЛНР и ДНР сами по себе дадут им некую легитимизацию, во-вторых, «ничего о нас без нас».

Компромисс – минский формат, дикий, но симпатичный. Украину там представляет Леонид Кучма, утративший это право десять лет и два президента назад: с одной стороны, человек уважаемый, с другой – Петр Порошенко всегда может сказать, что не вел переговоров с террористами. Россия – на уровне посла, Запад – на уровне представителя ОБСЕ. Формат представительства серьезен ровно настолько, чтобы каждая из сторон могла, если что, «съехать» без потери лица. Однако для того чтобы объявить тайм-аут – сгодится. Но, как шутят в сети, «хорошо, что в Минске договорились прекратить огонь. С другой стороны, там вроде и не стреляли».

То, что достигнутые договоренности фактически привели не к прекращению конфликта, а к снижению его интенсивности и частичному переходу в область закулисной дипломатии – уже очевидно. В зоне конфликта до сих пор перестреливаются, до сих пор маневрируют, до сих пор ведут артобстрелы. ДНР и ЛНР с сочувствующей «зеленой гвардией» пытаются выдавить украинцев из Дебальцево и обойти Мариуполь, но не слишком активно. Украинцы отстреливаются и держат позиции, но не ходят в серьезные контратаки. Обе стороны рычат о мире и подтягивают свои бронепоезда на запасные пути. В общем, кто следил за многосерийными перемириями в секторе Газа, угадает мелодию с первых трех нот.

Перемирие с условным сроком

Что же украинское общество? Если честно, до сих пор пытается понять, что же это было. Понять сложно: до сих пор неизвестны точные условия мира.

С точки зрения обычного украинца, следящего за политикой и не страдающего рефлексиями на тему «Путин лишь хочет защитить русскоязычное население», в общем-то, очевидно, что взята линия «мир в обмен на легитимацию пророссийской группы влияния в Украине». То есть тот торг, ради которого, по версии ряда украинских медиа и российских авторов, все изначально и затевалось. Однако до сих пор неясно, во-первых, будет ли этот проект удачным и не сорвется ли «перемирие» очередной попыткой штурма Мариуполя, а во-вторых, какие итоговые формы получит эта легитимация.

Идеальный вариант для России – аналог «плана Козака», отвергнутого Молдовой в процессе приднестровского урегулирования. Метод захвата всей птички за коготок: Донецкая и Луганская области становятся отдельными, так сказать, федеральными субъектами (можно – с иным названием, чтобы не эпатировать украинцев словом «федерализация») с правом вето на внешнеполитические решения страны.

Однако для Украины такой план неприемлем настолько, что подкрепить его можно разве что угрозой полномасштабной войны. Иначе в Киеве просто решат «сбежать из капкана, откусив себе лапу» – ценой будущего всей страны и собственной внешнеполитической субъектности тринадцати разрушенных районов Донецкой и Луганской областей, как бы это цинично ни звучало, ни правительству, ни большинству украинского народа уже не нужных. Желание удрать от России в западные интеграционные проекты в разы сильнее.

Идеальный вариант для Украины – это возвращение разрушенного Донбасса без всяких условий. Ничего сверхъестественного – лишь восстановление территориального суверенитета. Но на это, разумеется, не пойдут ни РФ, ни ее сателлиты из мятежных республик. Поэтому условия все-таки будут. В принципе, Украина готова предоставить контролируемым сепаратистами территориям какой-то отдельный статус, равно как и гарантировать им определенное представительство во власти – хотя бы в избираемых органах по стандартной процедуре, как и всем прочим. А уж экономическую независимость она им предоставит просто с радостью – эти регионы и до войны были дотационными, а уж если выпадет шанс перевесить сомнительное удовольствие их восстановления на чей-то другой бюджет, так это и вовсе праздник какой-то. Так что ДНР и ЛНР с радостью дадут шанс проверить тезис о Донбассе, кормящем всю Украину.

Торг возможен по таким пунктам:

– квота ЛНР и ДНР в центральной исполнительной власти. Скорее всего, здесь Киев откажется наотрез – и логично поступит.

– форма политической субъектности ЛНР и ДНР, особый правовой режим, возможность каких-либо расширенных политических прав относительно обычных областей Украины.

– территория ЛНР и ДНР в рамках этой субъектности. Все-таки Донецкая и Луганская область или пресловутые 13 районов?

На самом деле главная проблема Киева в том, что наличие собственной «Абхазии» даже без обладания ее представителями квотой в органах исполнительной власти или права вето на внешнеполитические решения уже само по себе затрудняет какую-либо евро- или атлантическую интеграцию. Пусть и не безнадежно – кипрская и, в определенной мере, молдавская ситуации внушают осторожный оптимизм.

Собственно, именно поэтому украинское общество пока что не слишком бурлит: надо все же сначала разобраться, а потом брать вилы. Безусловно, есть ястребы, которые в принципе против переговоров с ЛНР, ДНР и Россией, – но такие пока в меньшинстве. Перед большинством же стоят очень важные вопросы.

Во-первых, сколько жизней стоит Донбасс? Стоит ли сражаться в попытках вернуть контроль над оставшимися в руках сепаратистов районами? И есть ли у Украины силы для такой битвы?

Во-вторых, сколько жизней он стоил раньше? Стоили ли все эти сражения и эти освобожденные территории тысяч погибших солдат?

В-третьих, если стоит вопрос фактической легитимизации мятежных республик, – как быть с расстрелянными ими пленными, с террором против украинских патриотов, с банальным мародерством, наконец, со сбитым «Боингом»? Официально отдать часть Украины нашему аналогу ХАМАС? Это сложно оценить и с рациональной, и с правовой, и с чисто человеческой точки зрения.

И, наконец, как быть с проукраински настроенными гражданами, оставшимися на занятых сепаратистами землях?

Пессимисты вспоминают историю Абхазии и сектора Газа. Оптимисты – историю Аджарии и Сербской Краины. Однако ни те, ни другие не спешат с выводами. Если перемирие закрепится и если предполагаемый формат дальнейшего сожительства Украины и Донбасса обретет какую-то определенность, – вот тогда последуют реакции. Как в обществе, так и среди политиков.